Русское мореходство в период образования Киевского государства

Объединение Новгорода ("Славии") и Киева ("Куявы") в единое государство, которое летопись связала с именем и деятельностью Олега, в истории Восточной Европы имело очень большое значение.

В отношении Византии и Востока Олег следовал традиции и шел по пути, задолго до него проложенному. В начале X в. Олег предпринимает поход на Византию, и исключительный успех, которого он добился (это нашло отражение в договоре Олега с Византией 911 г.), объясняется тем, что Олегу удалось сплотить силы Руси и укрепить формирующуюся русскую государственность. Летопись с рядом красочных и фантастических подробностей, используя "Житие Василия Нового" и продолжателя Амартола, рассказывает под 907 г. о том, как "иде Олег на Грекы", "поя множество Варяг, и Словен, и Чюдь, и Кривичи, и Мерю, и Деревляни, и Радимичи, и Поляны, и Северо, и Вятичи, и Хорваты, и Дулебы, и Тиверци, яже суть толковины", и "на конях и на кораблях" "приде к Царюграду".

Византийцы вынуждены были заключить мир. "И заповеда Олег дань даяти на 2000 корабль, по 12 гривен на человек а в корабли по 40 мужь".

Далее указывается, что 12 гривен греки должны были платить "на ключь" и "потом даяти уклады нэ Рускыа грады: первое на Киев, та же на Чернигов, на Переяславль, на Полтеск, на Ростов, на Любечь и на прочаа городы, по тем бо городам седяху велиции князи, под Олгом суще".

Затем летописец приводит отрывок текста договора и указывает, как Олег возвращается в Киев, "неся злато, и паволоки, и овощи, и вина, и всякое узорочье" и приказав "исшить" "парусы паволочиты Руси, а Словенам кропиньныя", повесив свой щит на вратах Царьграда, отправляется в обратный путь.

В летописном рассказе много неточного, много фантастического, вроде того места, где говорится о том, что Олег поставил корабли на колеса. Вызывает сомнение уплата греками 12 гривен на человека, хотя "на ключь" 12 гривен дани Византия уплатить могла, если в этом "ключе" видеть "ключ" - уключину, т. е. символ русской лодьи.

Можно, казалось бы, сомневаться в том, что воины стольких племен, еще не вошедших прочно в состав державы Олега, приняли участие в походе, но если мы учтем, что они были "толковинами", т. е. союзниками Олега в этом заманчивом, сулившем большую военную добычу и славу, походе, то нет ничего удивительного в том, что на предложение Олега идти походом "на Грекы" отозвались и вятичи, вышедшие из своих дремучих лесов, и прикарпатские хорваты, и другие племена Восточной Европы. Дата похода (907 г.) не точна. Византийские источники ничего о нем не говорят. Но сам по себе поход Олега не вызывает никаких сомнений, и следом его, оставшимся в веках, является договор Олега с Византией 911 г.

Наша летопись знает два договора Олега с греками, 907 и 912 гг., причем первый, неполный, сохранился в отрывках. Совершенно прав М. Д. Приселков, объясняющий происхождение договора 907 г. следующим образом. Когда Святополк Изяславич предоставил Нестору возможность для составления "Повести временных лет" пользоваться княжеской казной, где хранились договоры русских с греками, эти документы находились не в должном состоянии. Части их уже не было, часть договора 911 г. была оторвана от остального текста, что и дало Нестору повод считать оторванный кусок за остаток текста более раннего договора с Византией. ¹

Был и другой экземпляр, полный, который Нестор привел через несколько строк целиком. Этот договор, датируемый точно 2 сентября 911 г., не вызывает в целом никаких сомнений ни по содержанию, ни по форме, ни по языку. Его текст есть несомненный и буквальный перевод с греческого, так что отдельные встречающиеся в нем выражения могут быть поняты только при условии буквального перевода на греческий язык.

Договор был переведен болгарином на болгарский язык и выправлен русским книжником.²

Договор 911 г. предусматривал право посещения Константинополя и пребывания там послам Руси, гостям и простым воинам, причем гости при этом предъявляли серебряные печати, послы - золотые печати русского князя. Рядовые "роз."- русские воины, и прежде всего варяги, направлялись в Царь-град для того, чтобы поступить на службу к императору, чему Олег не препятствовал, стараясь избавиться от беспокойных и своевольных викингов. Всем им русский князь был обязан запретить "творить пакости в селах и стране нашей", т. е. в Византии.

Послы получают от императора содержание, ими самими избираемое. Гости, приезжающие не только для продажи, но и для купли, получают "месячину", состоящую из хлеба, мяса, фруктов и вина; гости же, приезжающие только для продажи, месячины не получают. Послам и гостям Руси отводился для проживания монастырь святого Мамонта в предместье Константинополя, где специальные лица вели учет выдачи посольского содержания и "месячины". Первое место отводится киевлянам, затем черниговцам и переяславцам, а потом уже жителям других городов. Русские добились беспошлинной торговли. Но буйная русская вольница должна была проходить на рынки Константинополя в определенные ворота, не более 50 человек сразу, без оружия и в сопровождении византийских чиновников. Отправляясь обратно на Русь, послы и гости получали на дорогу провизию и корабельные снасти. Всякий русский воин при желании мог оставаться в Византии и служить в императорском войске. В случае каких-либо столкновений между греками и Русью все вопросы личного и имущественного характера разрешались, исходя из норм "закона русского". Указывались также взаимные обязательства Руси и Византии по отношению к потерпевшим кораблекрушение русским и грекам и по отношению к бежавшей челяди.³

Для нас представляют особый интерес те статьи договора Олега с Византией, где говорится о том, что русские обязуются оказывать всяческое содействие потерпевшим кораблекрушение греческим купцам (провожать потерпевших в свою или Греческую землю, помогать им продать товары и т. д.).

Договор Руси и Византии 911 г. заключает в себе упоминание о том, что он - не первый, ибо он называет себя "удержанием" и "извещением" - "от многих лет межи Христианы и Русью бывьшюю любовь", намекая на договоры Руси с греками IX в.

Такой договор, как договор 911 г., мог быть заключен только победоносной Русью, так как все его содержание говорит о том, что Олег продиктовал "позорные для достоинства Восточной Римской империи условия мира" (К. Маркс).

Мы только не можем определить точно дату похода Олега, но, судя по тому, что в 909-910 гг. в Византии в императорском войске служат русские дружинники, что свидетельствует о применении пунктов договора 911 г. в действительной жизни, можно предположить, что поход имел место незадолго до 909 г., быть может, действительно в 907 г., после чего, согласно предварительному соглашению, часть русских воинов поступила на службу к императору.

Договор Олега с Византией свидетельствует о том, что это не простое соглашение цивилизованного государства с шайкой грабителей, а юридическое оформление длительных связей цивилизованного, еще могущественного, но уже дряхлеющего государства с юной, сильной, воинственной, стремящейся к непрерывному расширению державой, мечом прокладывающей себе путь в ряду сильнейших и влиятельнейших государств мира. И при этом, надо отметить, это - юридическое оформление связей старинных, сложных и живых.

Постоянные и все расширяющиеся торговые связи, как это обычно бывало в эпоху раннего феодализма, перемежались военными столкновениями. Уже во второй половине IX в., как мы видели, имел место первый поход русских на Абесгун.

Походы русских по Черному морю и военные предприятия русских, плававших по Каспийскому морю, как это следует из источников, первое время отличались друг от друга, так сказать, стадиально.

Сношения с ней установились еще в самом начале IX в., на заре русской государственности. Войны с Византией давно перестали носить характер набегов, и поход 860 г. был ужо войной в полном смысле этого слова.

Что ж-е касается Каспия, то обстоятельства здесь складывались несколько иначе. Не случайно о русских походах на Каспийском море мы узнаем только из восточных источников. Русские летописи о них молчат. Очевидно это объясняется тем, что походы на Каспий в меньшей мере интересовали Киевских князей, а подчас предпринимались не из Киева, а из других центров Руси.

В истории морских походов русских на Каспийское море следует отметить два этапа: на первом этапе, до середины X в., походы русских на Закавказье и Каспийское море носили характер налетов с целью захвата военной добычи; с середины X в., как это будет показано ниже, наблюдаются изменения в организации походов, меняются их цели. Русские дружинники стремятся обосноваться в Закавказье, восстановить прерванные войной экономические связи и наладить хозяйственную жизнь, установив дружеские отношения с населением завоеванных ими городов и областей.

В "Истории Табаристана" Мухамеда-Эль-Хасана упоминается о том, как в 909 г. русы на 16 судах прибыли в Абесгун ("как во время Хасана, сына Зейды"). Они вышли на берег, производя опустошения и захватывая военную добычу. Из Абесгуна русские направились в Анджиле (Макале или Миан-Кале в Астрабадском заливе), где подверглись нападению мусульман и были вынуждены покинуть их владения.

В 910 г. русские повторили поход и сожгли город Сари (Мазандеран), повоевали окрестности Пенджагезара и, взяв пленных, удалились морем в Дайлеман (Гилян). "Часть их высадилась, а другая часть осталась на море". По приказу правителя Гилянгшаха ночью было совершено нападение на русских. Оставшиеся на судах русские удалились в море, но там они подверглись разгрому со стороны флота Ширван-шаха. ⁴Следующим большим морским походом руссов на Каспийское побережье Кавказа и Закавказья был поход около 912-913 гг. - 300 г. гиджры, по мусульманскому летоисчислению.⁵

Масуди в своих "Промывальнях золота" ("Золотых лугах") довольно подробно описывает этот поход. Он сообщает, что после 300 г. гиджры 500 кораблей русов, на каждом из которых было по 100 человек, вошли в рукав Нейтас, соединяющийся с Хазарской рекой.

Необходимо, прежде всего, расшифровать географические термины Масуди, иначе останется неясным дальнейший путь русов: "Нейтас" - Черное море (Понтус, Понт), а под "Хазарской рекой" Масуди следует разуметь Волгу, по его словам, впадающую в "Хазарское море, которое есть также море Джур-джана, Табаристана и других персидских стран".⁶

"Хазарское море" - Каспийское море. В представлении не только Масуди, но и многих других восточных писателей, Каспийское море соединялось с Черным через Волгу и "рукав Нейтаса". "Рукав Нейтаса" - не что иное, как Дон, действительно, сближающийся с Волгой. По Дону русы добрались до хазарской заставы, поставленной "у устья рукава".

Местонахождение хазарской заставы различными исследователями приурочивается к разным местам. Григорьев считает, что русы встретили хазарские гарнизоны на Тамани, в Тмутаракани, тогда как Ламбин и Голубовский предполагают, что эта встреча произошла у Саркела, расположенного, как известно, на Дону у Цымлянской. В пользу первого предположения говорит то, что попасть на Дон, минуя Хазарский Сам-керц (Тмутаракань), если предположить, что русы спустились по Днепру и достигли Керченского пролива, плывя вдоль берегов Крыма, невозможно, а здесь-то, очевидно, состоялась встреча русов с хазарской заставой. Но и второе предположение, казалось бы, заслуживает внимания, ибо Масуди сообщает, что русы сперва вошли в "рукав Нейтас", т. е. Дон, а затем уже имели дело с хазарской заставой, расположенной в Саркеле, что, конечно, отнюдь не исключает наличия хазарской заставы и на Тамани. ⁷

Тем не менее следует остановиться на первом предположении, так как Масуди сообщает, что после переговоров с хазарами русы "вступили в рукав, достигли устья реки и стали подыматься по этой водяной полосе, пока не достигли реки Хазарской, вошли по ней в город Итиль..".

Следовательно, путешествию вверх по Дону и переходу на Волгу предшествовали переговоры с хазарами, а это говорит за то, что хазарская застава была на Тамани.

Прибыв "к хазарским людям, поставленным при устье рукава", русы вступили с ними в переговоры и отправили к хазарскому царю послов с просьбой разрешить им перетащить свои суда в Волгу, т. е. "перейти в его страну", и пройти в Каспийское море. За это они обещали царю половину своей военной добычи. Царь согласился. Русы, очевидно, волоком перетащили свои однодеревки на Волгу и пустились вниз по течению. Пройдя столицу хазар Итиль, они вступили в море.

Войдя в Каспий, "русские суда распространились по этому морю" и начали нападать на прибрежные города.

Русы применяли десанты, высаживая пеших и конных воинов, нападавших на мусульманские войска.⁸

"Их отряды отправлялись в Гилян, Дайлем, Табаристан, Абаскун на гурганском берегу, в область нефтяных источников и в Азербайджан".

"При возвращении из набегов они удалялись на острова, расположенные у нефтяных источников (… нефтяных колодцев Ширванского царства, известных под названием "Баку") и в нескольких милях оттуда. Царем Ширвана был тогда Али-ибн-ал-Хайсам. Люди вооружились, сели на барки и торговые суда и отправились к тем островам, но русы обратились против них; тысячи мусульман были убиты или потонули".

Через несколько месяцев с большой добычей, ценностями и рабами, русы повернули обратно. Дойдя до Итиля, русы понесли хазарскому царю "деньги и добычу по уговору". Но гвардия кагана, состоявшая главным образом из мусульман-хорезмийцев, и многочисленные в Итиле богатые и влиятельные мусульманские купцы, узнав о разгроме русами прикаспийских земель их соотечественников и единоверцев, что, к тому же, нарушало нормальную торговлю по Каспию, обратились к царю с требованием дать им возможность отомстить русам.⁹

Мусульманские купцы и воины-наемники (арсийцы) были в Хазарии серьезной политической силой, и царь, по свидетельству Масуди, "не мог им препятствовать". Он успел только сообщить русам о готовящемся на них нападении.

Русы, узнав о предстоящей схватке, вышли из судов и дали бой на суше. Масуди, несомненно, сгущая краски и преувеличивая цифры (он приводит, например, следующие цифры: мусульман и присоединившихся к ним христиан Хазарии было 15000 человек, а русов - 35000, из которых около 30000 было убито), рассказывает о разгроме в трехдневном бою мусульманами и христианами русов, об отступлении оставшейся части русов (опять-таки, несомненно, преувеличенная цифра в 5000 человек) в своих лодьях на север, в землю буртасов и болгар (камских), где и последние остатки русов были перебиты. Так закончился, по свидетельству Масуди, этот поход русов на Каспий.¹⁰

Необходимо отметить, что рассказ Масуди, несмотря на его несомненную достоверность, нуждается все же в известной критике.

Во-первых, о самой дате похода. Мир-Зегир-эд-Дин-Мераши утверждает, что русы опустошили Табаристан в 914 г., а это подтверждается и Масуди, датирующим поход русов временем "после" 300 г. гиджры, т. е. после 912-913 гг. ¹¹

В. В. Бартольд, анализируя сообщение о походе русов Мир-Зегир-эд-Дин-Мераши (Захир-ад-дин Мараши), обращает внимание на то, что с русами пришлось иметь дело Саманидам, а уже в 302 г. гиджры (914-915 гг.) Табаристан был отнят у Саманидов алидским имамом Хасаном Утрушем. Следовательно, датировать поход следует скорее 913-914 г.

По Масуди, это было "после" 300 г. гиджры (912-913); по Мир-Зегир-эд-Дин-Мераши, это могло быть только до 302 года гиджры (914-915 гг.). Следовательно, поход русов следует датировать 301 годом гиджры, т. е. 913-914 гг. ¹²

Вызывают сомнение число судов и количество русских воинов, принимавших участие в походе.

Вряд ли действительно 500 судов русских прошло в Каспий. Если даже учесть вероятное участие в этом походе тех же русских воинов-мореходов, которые незадолго до этого под руководством Олега разгромили Византию и заставили ее подписать выгодный для Руси договор, то все же эта цифра покажется преувеличенной.

Сомнительно и то, что каждое русское судно, по уверению Масуди, вмещало 100 воинов. Летопись сообщает, что суда-однодеревки Олега вмещали по 40 человек. И вряд ли моноксилы "роз" могли вместить больше. Даже казацкие чайки XVII в. вмещали не более 70 человек. По-видимому, для исчисления русского войска придется все же остановиться на более скромных цифрах.

Вызывает сомнение и версия Масуди о полном истреблении русов. Мы располагаем данными, которые противоречат этому.

Аль-Ауфий (XIII в.) сообщает, что какие-то русы в 300 г. гиджры приняли христианство, а затем, когда увидели, что это обстоятельство стеснило их, решили перейти в мусульманскую веру и обратились за помощью к Хорезм-шаху. Последний с радостью отправил к ним имама, и русы стали мусульманами.

Это указание Аль-Ауфия представляет огромный интерес как свидетельство той большой роли, которую русские играли в политической жизни прикаспийских областей. ¹³

Шабангарий (XIV в.) сообщает то же, прибавляя, что русы-мусульмане господствуют на море.¹⁴К нему присоединяется Шукралаг (XV в.), добавляя, что целью русов при принятии мусульманства было узаконение военной добычи, добываемой в войнах с "неверными". ¹⁵

О каких русах-мусульманах говорят Аль-Ауфий, Шабангарий и Шукралаг? Конечно, о тех, которые "после" 300 г. гиджры, быть может, в 914 г., напали на Каспий.

Столкновение, имевшее место у русов с мусульманами и христианами Хазарии невдалеке от Итиля, закончилось, по-видимому, отнюдь не полным истреблением русов. Какая-то часть их, побежденная, принимает христианство, имевшее широкое распространение в Хазарии, быть может, и среди русов-славян, живших в Итиле, а затем, видя, что выгоднее стать последователями Магомета, обращается в мусульманскую веру, так как это давало возможность освятить стремление к военной добыче и переходит на службу к хазарскому царю, пополняя собой гвардию кагана.

Служба русских воинов в тех землях, которые были объектом их нападений, у тех правителей, с которыми они воевали, стала обычным явлением и привела к появлению "ршо" в войске византийского императора, к пополнению рядов русской стражи хазарского кагана.

А. Ю. Якубовский обратил наше внимание на одну очень характерную особенность некоторых кладов куфических монет, найденных на территории Татарской Автономной республики, т. е. на территории древнего Болгарского царства.

Клад 1840 г. заключает в себе диргемы самого конца IX в. (Исмаил I, 892-907) и начала X в. (Ахмед, 907-914), и нет ни одного диргема, чеканенного после 300 г. гиджры, т. е. после похода русов на южный берег Каспия. Среди кладов встречается много монет, представляющих собой болгарскую перечеканку в подражание диргемам Исмаила I, очевидно, очень распространенным в земле волжских болгар.

Все это - и клад 1840 г., и "большое количество болгарских подражаний диргемам Исмаила Саманида" - "указывает на то, что упомянутые выше русы, разбитые болгарами, оставили у них немалое количество захваченных во время набега на юго-западное побережье Каспийского моря Саманидских диргемов". ¹⁶Нельзя не обратить внимания на хронологическую связь между походами русских на Константинополь и на побережье Каспия. Первый большой морской поход русских на Закавказье, 913-914 гг., последовал за походом Олега на Царьград. Ему предшествовало заключение договора с Византией - договора 911 г.

Первый поход русов на Табаристан также последовал за походом на Константинополь в 860 г., и ему также предшествовал договор "мира и любви" между русскими и "ромеями".

И, наконец, как это мы увидим дальше, поход на Бердаа 943-944 гг. также имел место вслед за походом Игоря на Византию.

Случайна ли эта связь? Безусловно нет. Можно было бы предположить, что походы на Каспий совершались какой-то русской вольницей, независимо от князя, от Киева и поэтому-то о них ничего не говорит наша летопись, фиксировавшая походы, организованные Русским государством, а не русской вольницей, но синхронность и взаимообусловленность активности русских у стен Византии и на берегах Каспия, причем активность русских на Каспии зависела от успехов их в борьбе с Византией, свидетельствует о взаимной связи двух направлений внешней политики и военных усилий молодого Русского государства.

Русские становились активными на Востоке или тогда, когда взаимоотношения с Империей регулировались мирными" и выгодными для Руси договорами, или тогда, когда во всяком" случае Русь не опасалась активности Империи и могла шаг зги шагом укреплять свои позиции на Востоке.

На связь похода 913-914 гг. и договора Руси с Византией 911 г. обратил внимание еще В. В. Бартольд.¹⁷

Так устанавливается связь между Русью, Византией и Востоком.

Установив договорные отношения с Империей, Русь обратила свое внимание на Восток. И в этой связи следует остановиться на интересном документе из еврейско-хазарской переписки, найденном и опубликованном Шехтером. Хранившийся сред" рукописей знаменитой Каирской генизы¹⁸ и оттуда попавши" в библиотеку Кембриджского университета, этот документ, к сожалению, страдающий рядом дефектов, говорит о царе русов Хельгу.

Византийский император Роман Лакапин послал большие дары "Хельгу, царю Руссии" и подстрекнул его напасть на-хазар. Хельгу напал на город "S-m-к-r-jj" (искаженное "S-m-k-r-c", т. е. Тмутаракань), взял его, воспользовавшись отсутствием там "начальника, раб-Хашмоная". Тогда булшичи-(BaX^itCi - по Феофану, причем это слово означало, по-видимому, звание, титул) Песах напал на "города Романа", а затем-"пошел войной на Хельгу и воевал…" (далее следует пропуск) "…и бог смирил его перед Песахом". Хельгу_ вынужден-был отдать все, что добыл он мечом в "S-m-b-r-jj", и признался, что напал на хазар по наущению Романа. Тогда Песах, заставил его выступить против Романа. "И пошел тот против воли и всевал против Константинополя на море четыре месяца. И пали там богатыри его, потому что македоняне осили, (его) огнем. И бежал он и постыдился вернуться в свою страну, га пошел морем в Персию (Paras, что может быть, искажено из Tiras, как называлась иногда Фракия. - В. М.), и пал там он и весь стан его. Тогда стали русские подчинены власти хазар". ¹⁹

Крупнейший гебраист, академик П. Коковцов доказал, что этот документ может быть датирован XII в., и источником его является "Книга Иосиппон" и, главным образом, какой-то византийский литературный памятник, может быть, то письмо, о котором упоминает Иехуда-бен-Барзиллай (XI в.), по своему содержанию, повидимому, совпадающее с "Кембриджским документом". В нем фантастика народных рассказов сочетается с конкретными историческими событиями, а именно - с походом русов из Черного моря в Персию, походом Олега на Константинополь, сожжением флота Игоря греческим огнем, подстрекательством Романа к захвату Самкерца-Тмутаракани и захватом русскими города и, наконец, борьбой хазар с Византией за северное Причерноморье. Но все эти исторические события, разновременные и разнохарактерные, приписываются одному лицу - Хельгу, т. е. Олегу.

Хельгу "Кембриджского документа" живет и действует во времена византийского императора Романа Лакапина, царствовавшего с 919 по 944 г.

Нам кажется, что "Кембриджский документ" следует связать с описанием похода русов на Бердаа в 943-944 гг., о чем говорят Ибн-Мискавейх, Ибн-аль-Асир, Григорий Бар-Эбрей, Моисей Каганкатваци, Низами, Якут, Абуль-Феда.²⁰ Ибн-Мискавейх как бы начинает свой рассказ с того, на чем кончает свое повествование "Кембриджский документ". Но об этом походе ниже.

Поход Хельгу не вызывает сомнений. Это - исторический факт, и результатом его было появление русских на восточном побережье Керченского пролива, в Самкерце-Тмутаракани. Рассказ "Кембриджского документа" о победе Песаха над Хельгу и о подчинении русских хазарам вряд ли можно считать правдоподобным, так как в 943-944 г. русские предпринимают свой поход на Бердаа, на Каспий, пересекая Кавказ сушей с запада на восток, от Керченского пролива и до Дагестана, причем вместе с русскими идут аланы и лезги. А для того, чтобы вместе с жителями степей и предгорий Кавказа, аланами и лезгами, пройти через степи к Дагестану, нужно было укрепиться на Тамани, и Хельгу, очевидно, превратил Тамань в базу готовящегося похода на Каспий. Ни о каком покорении хазарами русов не могло быть и речи. ²¹

Можем ли мы считать, что этот поход был произведен тем самым летописным Олегом, деятельность которого, по летописи, падает на конец IX в. и начало X в.? На этот вопрос ответить трудно.

Если принять высказанное в литературе предположение о том, что былинный Вольга Святославич имеет своим прообразом исторического Олега, о котором в Киеве времен летописца ходили легенды, как о "вещем" князе, то, быть может, следует связать сказанное о походе Вольги на Индийское царство с походом Руси Хельгу "Кембриджского документа" на Закавказье, в Персию.

В 941 г. Игорь предпринимает поход на Византию. Кроме нашей летописи, о походе Игоря сообщают Симеон Логофет. "Житие Василия Нового", Лиутпранд, Масуди, Лев Диакон. ²²

Сопоставляя и сверяя сведения, сообщаемые об этом походе Игоря различными источниками, мы можем нарисовать такую-картину этого похода Руси, когда Игорь, выступив из Киева, "с великим ополчением" подошел к Царьграду (Лев Диакон). Поход был предпринят морем, в лодьях, причем летопись и византийские источники называют колоссальную цифру в 10 000 "скедий", т. е. лодей, а Лев Диакон и. Лиутпранд, последний со слов своего отчима, присутствовавшего в Константинополе при казни русских пленников, снижают ее до 1000.

Время для похода было выбрано очень удачно - византийский флот был занят борьбой с арабами. Византийский император был осведомлен о походе, получив весть о выходе русских в море, по летописи, от болгар, а согласно "Житию Василия Нового", от херсонесского стратига, но остановить русских на море не смог. Русские дошли до Босфора и начали военные действия в окрестностях столицы империи.

11 июня русские появились у самых стен Царьграда. Здесь, у Босфора, русские потерпели поражение, и множество их "моноксилов" было истреблено греческим огнем. Остатки русской флотилии устремились к берегам Малой Азии, к Вифинии и Пафлагонии. Но сюда император бросил македонскую кавалерию. Здесь, в Вифинии, русские отряды, посланные в глубь страны за припасами, были разбиты, а стоявший в гавани флот

окружен византийской флотилией Феофана. В сентябре 941 г. русские прорвались через строй греческих судов, но при этом

понесли большие потери. Русские устремились к берегам Фракии, но отставшие русские суда были настигнуты греками "полностью истреблены греческим огнем. Много русских, пытаясь спастись с горящих лодей, бросались в воду и тонули. Часть их греки захватили в плен. Только успевшей вырваться вперед части русских судов удалось уйти к Керченскому проливу, избегая засады печенегов на Днепре. ²³

Чем был вызван поход, когда русские, по свидетельству различных источников, на множестве судов подплыли вновь к стенам Царьграда? Возможно, что Византия пыталась ликвидировать условия мира 911 г., и нарушение их и вызвало поход Игоря "941 г.²⁴

Но неудача 941 г. не смутила Игоря. В 944 г. он, "совкупив вой многи, Варяги, Русь, и Поляны, бловени, и Кривичи, и Теверьце, и Печенеги наа, и тали у них поя, поиде на Греки в ладьях и на коних, хотя мстити себе".²⁵ Это были тяжелые времена и для Империи и для императора Романа. Борьба с арабами и болгарами обессилила Византию. Во дворце императора и в самой его семье плелись нити заговора, которые привели самого Романа, а затем и свергавших своего отца его сыновей, Константина и Стефана, на Принцевы острова.

И снова момент для нападения на Византию был выбран Игорем очень удачно. Вот почему, когда силы Руси двинулись на Византию, угрожая ей с суши и с моря, то на Дунае русские войска были встречены послами Романа, которые предложили Игорю попрежнему брать с Византии дань, "юже имал Олег", и заключить договор. Договор был заключен, и, взяв у греков "злато и поволоки… на вся вой", Игорь повернул обратно. Русско-византийские отношения договором 944 г., окончательно оформленным послами императора уже в "Киеве, были восстановлены. В летописи мы находим красочный рассказ о том, как русские в Киеве скрепляли клятвой договор в Византией.

Это происходило в конце 944 г. Послы императора прибыли в Киев в самом конце 944 г. (не позднее, так как 16 декабря 944 г. Роман был свергнут, а договор заключен от его имени). При первой же встрече с Игорем послы императора объявили русскому князю, что император уже присягнул, и потребовали, в свою очередь, присяги от Игоря. На утро стали сходиться русские "мужи". Явился и Игорь с послами императора и занял свое место на холме, где стоял идол Перуна. Язычники-русские, подходя к холму, снимали с себя и клали на землю оружие: обнаженные мечи, щиты и другое оружие, сбрасывали с себя обручи и украшения и клялись Перуном свято блюсти договор с греками. Многочисленные христиане-русские шли присягать в соборную церковь святого Ильи, стоявшую над ручьем, в конце Пасынчей беседы и Хозар. Когда церемония была окончена, Игорь одарил послов мехами и челядью и отпустил их в Византию. Так возобновились связи между Киевом и Константинополем.

Русь не была принижена неудачей 941 г. и добилась договора 944 г. без борьбы, но поражение Игоря не могло не сказаться на тексте византийско-русского соглашения. Договор 944 г. был объявлен как обновление договора 911 г., но он содержит в себе ряд статей, менее выгодных для Руси, чем аналогичные статьи договора 911 г.

Так, например, все торговые операции русских гостей облагались пошлиной. Закупка паволок была ограничена 50 золотниками на купца. Зимовка русских судов в пределах Византии запрещалась. Права русских купцов в Византии урезывались, всякая тяжба по поводу преступлений против личности и имущества подданных Руси и Византии регулировалась теперь не только в пользу одних русских, по "закону русскому". Особенно следует подчеркнуть вопрос о "стране Корсуньстей". Указывалось, что если русский князь не будет "воевать" города в византийских владениях в Крыму, то и Византия окажет ему помощь в его войнах "на тех странах".

Русский князь берет на себя обязательство не пропускать черных болгар "пакостити" Корсунской стране. Русские не должны препятствовать корсунянам ловить рыбу в устье Днепра, а осенью обязаны уходить с устья Днепра, Белобережья и острова святого Евферия. Византия имела право вызывать себе на помощь русских "воев", указывая письменно их количество, в свою очередь давая русскому князю войска "елико требе", очевидно, для защиты византийских и русских владений у Корсунской страны.

Как и в договоре 911 г., но в гораздо большей степени, Византия прежде всего добивается от Руси военного союза, прекрасно учитывая ее все время возрастающую мощь и, наконец, то, что политические интересы Руси и Византии сталкивались на всем огромном протяжении от Дуная до Керченского пролива. Русь могла стать либо могущественной союзницей империи, либо ее опасным врагом, сильным, энергичным и влиятельным.

И из обязательств о помощи Руси и Византии в отношении обороны "страны Корсуньстей", из статьи, трактующей об обязанности русского князя Игоря не пускать черных болгар в Корсунскую страну, следует, что в то время Игорь имел какие-то земли, находившиеся неподалеку от Херсонеса. Когда же власть русского князя распространилась на них? Наиболее убедительными мне кажутся соображения А. Н. Насонова, высказанные по этому поводу. Он полагает, что занятие русскими той самой "Хазарской заставы", где в 913-914 г. они договаривались о пропуске их во владения кагана, того самого "Смкрц" ("S-m-k-r-c"), о котором говорит "Кэмбриджский документ", произошло в июне 944 г., когда русские отправлялись в поход на Бердаа и шли от берегов Азовского моря сушей, по степям Северного Кавказа, в предгорьях Кавказского хребта, стремясь выйти к берегам Каспийского моря. Так было положено начало русскому Тмутараканскому княжеству.

И когда осенью 944 г. велись переговоры о подписании договора между Игорем и Империей, в руках русского князя была и Тмутаракань и, по-видимому, восточная часть Крыма, прилегающая к "Корсунской стране".²⁶ M. Д. Приселков также считал, что уже в 944 г. русские владения простирались до Крыма.²⁷

Так на восточном берегу Керченского пролива была создана база для русского похода на Каспий - зародыш будущего Тмутараканского княжества. Русские уже не раз появлялись в Крыму, достаточно вспомнить "Житие Стефана Сурожского", и появление их здесь в X в. вполне понятно. Но этого мало. Для того чтобы не пускать черных болгар, идущих с севера, со стороны степей, в земли херсонеситов, нужно было обладать западным побережьем Азовского моря вплоть до северной части Таврии, до перешейка. Только обладая этими сопредельными с Корсунской страной землями, Игорь мог реально не допускать черных болгар "пакостити" византийским владениям в Крыму.

Так, в результате походов 944 г., Киевский князь стал обладателем земель в Крыму и на Тамани, где в очень непродолжительном времени появилось много русских, да и среди местного населения обнаружилась явная тяга к Руси. Создалась своего рода "русская партия", из среды которой вышли и корсунянин Анастас, помогший Владимиру овладеть Херсонесом, и те корсуняне, которые убили отравителя тмутараканского князя Ростислава херсонесского котопана. А остатки русского населения в Крыму и на Тамани прослеживаются вплоть до XIII и даже XIV вв.

Но так как в новых своих владениях, еще недавно византийских, Игорь должен был утверждать свою власть и укреплять влияние, вполне понятны его требования присылки императорских инсигний (царское одеяние, убор, венец), о чем говорит в XIII гл. своего сочинения "De administrando imperio" Константин Багрянородный и на что обратил внимание М. Д. Приселков.²⁸

Византия была обеспокоена утверждением власти Руси ва северном побережье Черного моря и в Крыму. Азовское море уже стало русским озером. До сих пор русские предпринимали свои походы на византийские владения, выходя из глубин восточно-европейской равнины, отплывая от "гор киевских". Теперь они уже осваивали само морское побережье, утверждаясь у границ византийских земель в Крыму. Поэтому-то в договоре 944 г. так старательно подчеркивается запрещение русским зимовки в устье Днепра, на Белобережье и на острове Евферия. Византия боялась, что вместо русской военно-промысловой вольницы, вместо русских "дромитов" здесь могут появиться оседлые, постоянные русские поселения типа позднейшего Олешья, что русские закрепятся на берегах Черного моря.

О русских-дромитах (ДрорлтаГ) в связи с событиями 941 г. упоминают Георгий Амартол, Феофан и Симеон Логофет. Само название - дромиты,²⁹ говорит за то, что это была русская промысловая и торговая вольница, напоминающая будущих "галицких выгонцев" и бродников, с которыми их роднит даже смысловое значение их наименования. Византия была способна направлять внимание русских на Восток, но воспрепятствовать русским укрепиться на берегах Азовского и Черного морей, в Крыму и на Тамани она была, не в состоянии. Тем более понятно стремление императора направить энергию русских дружин на Хазарию и в Закавказье, что полностью соответствовало направлению второго пути морских походов Руси и ее интересам на Востоке. Византия не могла указать Руси, где воевать, но она, опасаясь могущества русских, создавала условия, облегчавшие русским дружинам активность на Каспие.

И в связи с событиями 944 г. стоит поход русских на Бердаа. Византии удалось отвести удар от себя и вновь обратить внимание русских на Восток. Быть может, в результате того самого "подстрекательства" Романа Лакапина, о котором сообщает "Кембриджский документ", русские устремились в Закавказье.

Возможно, что этот поход возглавил действительно Хельгу-Олег. И не в этой ли связи стоит рассказ Новгородской I летописи о том, как Игорь "посла" своих дружинников "на грекы"? Не послал ли он участника похода - Олега-Хельгу "Кембриджского документа" и на Византию? Такое предположение высказал А. Е. Пресняков.³⁰Во всяком случае Игорь в этом походе не участвовал. Его скорее всего предприняли после похода 944 г. русские воины, решившие воспользоваться тем, что война с Византией не состоялась, и всей массой обрушиться на Восток. И Игорь их охотно отпустил, отправив другую часть своего войска, наемников-печенегов, сражаться в Дунайской Болгарии. Этот поход в Бердаа, датируемый 944 г. (332 г. гиджры, а это может быть и 943 и 944 гг., но скорее всего 944 г.), описан Ибн-Мискавей-хом ("Книга испытаний народов"), Якутом ("Географический словарь"), Григорием Бар-Эбреем ("Сирийская хроника), Абуль-Федой ("Мусульманские летописи"), Ибн-аль-Асиром ("Полная летопись"), Моисеем Каганкатваци ("История Агван") и Низами ("Эскендер Намэ").

Низами сообщает, что "русские, жаждущие войны, пришли ночью из страны алан и герков (георгов), чтобы на нас напасть, как град. Так как они не смогли пробиться через Дербент и его окрестности (очевидно, на юг. - В. А.), они отправились в> море на судах и совершили нападение". ³¹

Григорий Бар-Эбрей указывает: "вышли разные народы: аланы, славяне и лезги, проникли до Азербайджана, взяли город Бердаа".

Оба источника говорят о том, что русские двинулись в поход на Бердаа с северо-востока, с берегов Азовского моря, от Тамани и через степи, присоединив к себе алан (осетин) и лезгов (лезгин), вышли к Дербенту, в Дагестан. Здесь где-то они пересели на лодьи, построенные, очевидно, тут же, на берегу Каспия, и вышли в море. Этих "русов" Бар-Эбрей прямо называет славянами.

Так появилось на Каспии русско-лезго-аланское войско, пришедшее из Тамани. Власть хазар на берегах Азовского моря и на Тамани была не более, чем номинальной, и русские беспрепятственно двинулись на восток. "Владетель Алании", очевидно, не без давления со стороны Византии, стремившейся руками русских ослабить Хазарию и одновременно избавиться от постоянной угрозы со стороны Руси причерноморским владениям Византии, допустил русских и даже, более того, не препятствовал присоединению к ним его подданных - алан. Самые краткие известия о походе русов из Бердаа принадлежат перу Якута и Абуль-Феда, которые сообщают только о появлении русов в Каспийском море и о захвате ими города Бердаа. ³² Столь же лаконично и сообщение Бар-Эбрея, но оно, как мы уже видели, имеет для нас огромную ценность в том отношении, что указывает на этническую принадлежность участников похода.³³

Гораздо подробнее описывают поход 944 г. Ибн-аль-Асир и Ибн-Мискавейх.

Красочное, но фантастическое, хотя и не лишенное интереса для исследователя, описание похода дает в своей поэме "Эскен-дер Намэ" Низами. Низами, правда, заставляет русских воевать с… Александром Македонским (!), но это обусловлено его искренним стремлением подчеркнуть воинственность, храбрость и силу русских, для объяснения поражения которых ему пришлось прибегнуть к воскрешению знаменитого "Искандера" ("Эскендэра") - Александра, память о котором была еще жива на Востоке.

И даже легендарному непобедимому Александру пришлось выдержать семь битв, прежде чем он одолел русских.

Несмотря на поэтическую фантазию, в произведении Низами есть много ценного и правдоподобного.

В августе 944 г. русы были уже на Каспии и вскоре дошли до р. Куры. Здесь, у Мубареки, остановился русский флот. Затем русы поднимаются вверх по течению Куры, входят в приток и внезапно появляются перед крупнейшим и богатейшим городом Азербайджана Бердаа. Навстречу им вышел отряд помощника правителя Азербайджана, которым в те времена был Марзбан-ибн-Мухаммед из династии Мусаффиридов. Этот отряд состоял из 300 дайлемитов, 300 курдов и 5000 добровольцев. Мусульмане не рассчитали своих сил. После часовой схватки войска их были разбиты и бежали. Преследуя бегущих по пятам, русы ворвались в Бердаа и завладели им.³⁴

Вступив в город, русы немедленно объявили горожанам, что жизнь их будет пощажена. Русы заявили населению, чтобы все спокойно оставались в своих домах и занимались своим делом, что у них нет разногласий в вере и единственно чего они желают - это власти. Обязанность жителей Бердаа подчиняться им, а обязанность их, русов, хорошо относиться к покоренным гражданам. Ибн-аль-Асир сообщает: "Они сдержали свое слово и, должно отдать им справедливость, они вели себя выдержанно". По свидетельству того же Ибн-аль-Асира и Ибн-Миска-вейха, простые люди, главным образом пастухи, пытались дать отпор, но неудачно, а знать смирилась и подчинилась русским.³⁵ Правитель Марзбан с 30-тысячным войском попытался выбить русов из Бердаа, но был разгромлен и отступил. Русы укрепились в Бердаа. Это уже не поход, ставивший своей целью лишь захват военной добычи. Русы завоевывали территорию, устанавливали свою власть, оставляли жителям не только жизнь, но и имущество, стремились к восстановлению порядка и нормальной жизни. Они собирались завладеть завоеванной землей, остаться править и осваивать край. То, что русы успели сделать уже на Тамани и в восточной части Крыма, они пытались установить и в далеком Закавказье, на р. Куре.

Описание похода русов 944 г. свидетельствует о том, что он был предпринят не отрядами, действовавшими с целью грабежа, а хорошо организованными и дисциплинированными отрядами воинов, посланными на завоевание владений на далеком, сказочно богатом, пышном Востоке могущественным правителем государства русского народа. Это были воины Киевской Руси времен Игоря.

Русы, занявшие Бердаа, - воины. Ибн-Мискавейх описывает их рослые фигуры, говорит о их вооружении: пиках, мечах, палицах и кинжалах. Но, как уже указывалось, вступив в Бердаа, русы не думали, ограничившись военной добычей, возвращаться к себе на север. Они собирались остаться здесь.

Поэтому с ними были орудия труда: топоры, пилы, молотки. Их военные предприятия носят государственный характер и отличаются от предшествующих походов русских дружин на южный берег Каспийского моря.³⁶

Целью морского похода русских 943-944 гг. являлось создание в Закавказье, на берегах Куры, с центром в Бердаа аналога того политического образования, которое создано было русскими дружинами на Тамани, у дельты Кубани, с центром в Тмутаракани.

Поход на Бердаа был одним из моментов расширения русского, славянского "варварского государства", выбрасывавшего в течение X и XI вв. свои аванпосты на берега Керченского пролива и на низовья Дона, в днепровские плавни и в гирла Дуная, в Закарпатье и в Закавказье. Глубоко прав был В. В, Бартольд, когда писал: "Подробности рассказа (о походе на Бердаа, - В. М.) показывают, что взятие Бердаа было совершено более стройными и дисциплинированными силами, чем набеги норманнов на христианские и мусульманские города Европы. В рассказах об этих набегах норманны обыкновенно изображаются беспощадными варварами, истребляющими и сжигающими все на своем пути; едва ли в Европе был случай, чтобы языческие норманны при взятии большого города объявляли жителям, что будут охранять безопасность их жизни и имущества". ³⁷

Поход 944 г., как равно и другие походы, ему подобные, отражал стремительный рост Русской державы, тянувшейся к Византии и Востоку и высылавшей один за другим свои отряды для завоевания "империи на юге" (К. Маркс) и на востоке.

Русы распространились по Закавказью. Всюду действовали их отряды, покоряя окрестное население. Власть их укреплялась. Но вскоре мусульмане, используя свое численное превосходство, заставили русских уйти в Бердаа. Началась осада города. Попытки Марзбана, обложившего со своим тридцатитысячыым войском Бердаа, взять город приступом не увенчались успехом. И неизвестно, чем бы все окончилось, если бы не эпидемия, разразившаяся среди русов.³⁸

Под натиском противника русы были вынуждены отступить в цитадель Бердаа, в Шахристан, где эпидемия стала свирепствовать еще больше. Увидев, что держаться дальше невозможно, русы покинули Шахристан, вышли к Куре, где стояли наготове их суда, и ушли на них в морс.

Все источники единодушно отмечают храбрость русов. Русы не сдавались и предпочитали смерть плену. Они не отступали даже тогда, когда враг явно превосходил их числом. Ибн-Мискавейх сообщает, что однажды целая толпа мусульманских воинов напала на пять русов, проникших в один из садов Бердаа. Ни один из русов не хотел сдаваться, и все они погибли в неравной схватке. Последний оставшийся в живых молодой рус, сын одного из начальников, не желая попасть в руки врага и видя, что сопротивление невозможно, заколол себя кинжалом.

Отступление русов из Бердаа произошло уже в конце лета 945 г. ³⁹

Никто не решался ни задерживать, ни догонять русских, и они с большой добычей ушли на Каспий. Дальнейший их путь и судьба неизвестны. Повидимому, они вернулись на Русь.

О походе русских на Бердаа долго помнили в Закавказье. Говоря о роли, которую сыграл в истории народов Закавказья этот поход, С. П. Толстое еще раз обращает внимание на его отражение в "Искандер-Намэ" ("Эскендер Намэ") Низами. "Страницы, посвященные описанию боя (Александра Македонского, - В. М.) с русскими, весьма ярки. Они должны быть введены в широкий оборот как памятник того глубокого уважения, которое военное искусство наших предков вызывало у представителя одного из братских народов Союза. Александр, победивший весь мир, лишь с огромным трудом, после тяжелых семикратных боев, сламывает сопротивление русов. На страницах поэмы "Искандер-Намэ" рассыпано немало ярких характеристик, рисующих русов как смелых воинов, мужественных людей, привыкших к лишениям и готовых в жесточайших боях отстаивать независимость своей страны". ⁴⁰

Походы Руси на Черное и Каспийское моря создали Руси славу мореходной державы. Большую роль в морских походах русских играл великий водный путь "из варяг в греки", сложившийся в начале или в середине IX в. Этот путь соединял "море Варяжское" (Балтийское) с "Русским морем" (Черным морем), а через Керченский пролив, Дон и Волгу, с "морем Хва-лынским" (Каспийским). Путь "из варяг в греки" шел от берегов Скандинавии и до самого Царьграда.

В первой половине IX в. произошло слияние двух узлов торговых водных артерий: северного (Западная Двина, Нева, Ладожское озеро, Волхов, Северная Двина и другие реки севера-) и южного (Средний Днепр, Десна, Припять и связанные с ними водные и сухопутные дороги, ведшие к верховьям Днепра, Оки, Волги, в Полесье, к Карпатам и к Черному морю). Создается великий водный путь "из варяг в греки". Он шел от Бьёрке на северном берегу Финского залива к Котлину, от него к Неве, Ладоге. Отсюда, из Ладоги, плыли к Новгороду, которого достигали, отплывая из Дании, - в конце 4-й недели, от устья Одера - на 43-й день. Путь от Висби до Новгорода проходили в течение двух недель. Дальше лежало озеро Ильмень, за ним Старая Русса (по Платонову, в древности называемая Руса), Ловать, потом шли волоки на Западную Двину и с Двины в Днепр. Оттуда же, с волоков, можно было попасть и на Волгу.

Здесь уже начинался днепровский отрезок пути. Соединение этих двух отрезков произошло до летописного похода Олега из Новгорода в Киев.

Недаром Олег выдавал себя за прибывшего с "верха", т. е. с севера, гостя (купца). Значит, к этому времени фигура "варяжского гостя" с севера не могла вызвать подозрений у жителей Киева. Она стала привычной. Но произошло это слияние незадолго до объединения в единое целое "Славии" и "Куябы" (Куявии). И объединению двух центров Руси - Новгорода и Киева - предшествовало незадолго до этого происшедшее соединение двух узлов речных торговых артерий, путей походов, завоеваний и торговли, - путей, из которых один соответствовал торговым дорогам "Славии", а другой - "Куябы".

За волоками с Двины начинался уже Днепровский путь, красочно описанный Константином Багрянородным. Вехами на этом пути стояли Смоленск (MtXtvtaxa), Любеч (TeXiootCa), Чернигов (T?cpviY<BTa)> на ответвлении Днепра - Десне, Вышгород (Воиаа^раЗз), Киев (Kiaenugardar, Koenugardr). В этом последнем названии Киева, кстати будет отметить, в скандинавской форме отразилось древнее название Киева "Киянгородом", т. е. городом киевлян, "киян", которое было в ходу у жителей Киева и от них, через варягов, попало в скандинавские саги и руны.

За Киевом, спустя несколько дней пути, начинаются знаменитые пороги, описанные Константином Багрянородным, о чем речь была выше; за Крарийской переправой - остров Святого Георгия, остров Хортица, где стоял огромный священный дуб. Далее, последняя остановка перед выходом в море, - остров святого Евферия (греч.), называемый русскими Березанью, а варягами, повидимому, Bjbrko (Березовый остров).⁴¹ За Березанью путь шел вдоль берега Черного моря. Тут лежали Белобережье наших летописей и пресловутый Ахиллов бег. Здесь начинались края, заселенные русской вольницей.

Берега Черного моря от днепровского устья до дунайских гирл со времени антов были заселены восточнославянскими племенами. И во времена Киевского государства, как и в древности, это была русская земля, хотя ее население слабо ощущало власть Киевского князя.

В сочинении Константина Багрянородного "De admmistrando imperio" (подлинное греческое название его неизвестно) мы встречаем замечательно яркий и красочный рассказ о плавании русских однодеревок (моноксилов) по Днепру в Византию.⁴²

С наступлением ноября князь "со всеми руссами" выходит из Киева и отправляется в полюдье в земли подвластных славянских племен, платящих ему дань. Всю зиму они проводят в полюдье, а в апреле, когда растает лед на Днепре, возвращаются в Киев. В глухих дремучих лесах данники-славяне в течение зимы рубят огромные деревья и, наспех их обстругав, опускают на воду. С наступлением весны такие примитивные лодки однодеревки спускаются к Днепру. У Киева славяне пристают со своими челнами к берегу и продают их русам. Грубо обработанная колода обшивается бортами, оснащается веслами, уключинами, мачтами, и вот она уже готова в далекий путь. В нее грузится все, что добыто в течение зимнего полюдья путем сбора дани, поборов, грабежа и торговли: ценные меха, шкуры, мед, воск и рабы. В июне русы двигаются вниз по течению Днепра, некоторое время поджидают у Витичева отставших, а через два-три дня пускаются всем караваном в далекое путешествие. Они проходят пороги, где часто поджидают русских купцов алчные и воинственные печенеги, и особенно опасными в этом отношении считаются Неясыть и Крарийская переправа. Приходится выходить на берег, оставляя вещи в однодеревках и, осторожно прощупывая ногами дно, толкать лодьи шестами. У Неясыти к тому же приходится часть людей выделять для охраны каравана от внезапного налета хищных кочевников-печенегов. Но вот тяжелый путь через пороги остается позади. Показался остров святого Георгия. Здесь русы делают остановку и у огромного многовекового дуба совершают жертвоприношения. Еще немного - и на горизонте, в Днепровских лиманах, появляется остров святого Эвферия (Березань). Тут русы отдыхают два-три дня и готовят свои лодьи для морского путешествия, оснащают их мачтами, реями и парусами, и… снова в путь. Идут морем, держась берегов, делая остановки у Днестра, Белой и в других местах. До самой Селины их преследуют идущие по берегу печенеги, выжидающие добычу. Но вот русы проходят Дичин и "достигают области Месимврии; здесь оканчивается их многострадальное, страшное, трудное и тяжелое плавание". ⁴³ Впереди плещут голубые воды "Суда" и сверкают белые здания Константинополя. Здесь уже начинался торг. Отсюда русские купцы привозили золотые и серебряные вещи, дорогие ткани ("паволоки"), фрукты, вина, пряности, стеклянные изделия, "сосуды разноличные" и "всяко узорочье": украшения, изделия из эмали и т. д. Здесь они продавали меха, воск, мед и рабов. Для торговли рабами в Константинополе имелся особый рынок, "идеже рустии купци приходяще челядь продают". ⁴⁴ Об этой торговле Руси много и подробно говорят некоторые еврейские источники XI и XII вв.⁴⁵Русские купцы торговали и с Византийским Крымом. С устья Днепра русские суда поворачивали на Херсонес (Корсунь). Значение торговли с Корсунем столь велико, что термин "корсун-ский" на Руси стал синонимом всего заморского, дорогого, изящного, редкого. Здесь же, у устья Днепра, еще в X в. было какое-то поселение русских воинов-купцов, откуда они ходили в Константинополь и Корсунь, зимовали, занимались промыслами и сталкивались с корсунцами (херсонеситами). Из этого поселения выросло Олешье XI-XII вв., где останавливались купцы - "гречники".

Значение торговли для развития мореходства на Руси трудно переоценить. Купцы-русы арабских писателей по Волге ездили в Булгары и Итиль, в "море" "Джурджана". Купцы-русы, по свидетельству Вениамина Тудельского, пробирались в Александрию, в Северную Африку, Блааланд скандинавских саг, где бились плечом к плечу русские и норманны русского отряда, посланного Владимиром на помощь византийским императорам; а Ма-суди говорит об одном русском племени, которое торговало "с Андалус", т. е. той самой Андалузией в Испании, куда во времена Святослава, по свидетельству Иби-Хаукаля, разгромив хазарскую столицу Итиль, направился отряд русов. ⁴⁶

Все эти торговые поездки и военные походы могли быть предприняты лишь по морям. Так складывался и приобретал все большее и большее значение на начальных этапах истории древней Руси великий водный путь "из варяг в греки", важнейшая торговая артерия Руси и в X и в XI вв.

Это был путь мирной торговли, путешествий "слов" и "гостей", поездок "воев", отправлявшихся на службу к императору и сражавшихся в рядах византийского войска и в командах византийских кораблей на Крите и в Сицилии, у стен Бари и Хризополя, путь морских походов и набегов. Этим путем ездила в Царьград и княгиня Ольга.

В нашей летописи и крещение Ольги, и путешествие ее в Константинополь обросло легендой. Но о крещении Ольги и путешествии ее в Константинополь, кроме летописи, говорят византийские источники: Скилица (в компиляции Кедрина), Зонара, Константин Багрянородный, немецкие хроники ("Продолжатель Регинона", Гильденгаймская, Отенбургская, Кведлин-бургская, Ламберт, Титмар Мерзебургский, Analista Saxo) и, наконец, русские "похвалы" (Иаков Мних) и "жития" ("Обычное Житие", "Проложное Житие" Владимира, "Проложное Житие" Ольги).

Нас не может сейчас интересовать вопрос о принятии Ольгой христианства, и все, что связано с этой проблемой, я опускаю и отбираю лишь то, что относится к ее поездке в Царьград.

Ольга прибыла в Царьград летом или в начале осени 957 г. Целью ее поездки едва ли было только официальное принятие христианства, как об этом сообщает наша летопись. Повидимому, речь шла об изменении в пользу Руси условий торговли с Византией, предусмотренных договором Игоря 944 г., неблагоприятным для русских купцов. Не случайно в составе посольства Ольги упоминаются 42 купца, что, быть может, указывает также на то, что для своей поездки Ольга использовала обычный торговый караван, направлявшийся из Киева в Византию.

Помимо этой, посольство Ольги преследовало и другие цели, а именно - заключение какого-то соглашения с Византией, причем, невидимому, Русь обязывалась давать "вой в помощь", а Византия должна была учредить христианскую церковь на Руси, что должно было усилить ее связи со странами христианского мира и укрепить ее международное положение. Таким образом, поездка Ольги носила дипломатический характер. Судя по тому, как Ольга расценила прием, оказанный ей Константином Багрянородным, она ожидала в Константинополе иной, более радушной встречи и иных, более эффективных для Руси и для себя результатов поездки в Царьград.

Об этом говорит летописное сказание о поездке в Царьград, в котором все время выступает один и тот же мотив - император домогается, а "вещая Ольга" дает отпор императору. Ищущей стороной в рассказе летописца, который основывался на народной легенде, все время выступает император, а хитрая Ольга, сохраняя собственное достоинство, умело парируя его домогания, добивается своего.

Тем не менее стремление Ольги найти в византийском императоре союзника для реализации своих планов не увенчалось успехом. Император Константин недооценивал могущества Руси, не представляя себе истинного соотношения сил между Империей и Русью, которое побудит его преемников обращаться к Киевскому князю за помощью.

Наш летописец был гораздо ближе к истине. Поездка Ольги в Царьград обросла легендой. Летописная легенда отражает не подробности приема Ольги византийским императором, а реальные силы Руси, которые давали возможность Ольге вести себя в Царьграде во время переговоров с императором так, как об этом говорит летописец. Летопись отражает настроение Ольги, вернувшейся к себе на берега Днепра после поездки в Царьград. Она отчетливо представляла себе, что ее неудача - ошибка византийской дипломатии, и придет пора, когда гордая Византия вынуждена будет обратиться за помощью к Руси, пойдя на уступки, быть может, гораздо большие, нежели те, которых она добивалась.

Летопись сообщает, что когда, якобы, император послал к Ольге послов и объявил ей, что сам собирается на Русь и просит "вой в помощь", она отвечала: "аще ты, рьци, такоже постоиши у мене в Почайне, яко же аз в Суду, то тогда ти дам". В этих словах сквозит обида оскорбленной Ольги. "Подожди, настоишься и ты у меня на Почайне, как стояла я в Суде",⁴⁷ говорит она, и эта фраза отражает настроение Ольги после поездки к императору, во всяком случае в той форме, в которой оно отразилось в народном эпосе и попало на страницы "Повести временных лет".

Повидимому, Ольга прибыла в Константинополь летом, так как купеческий караван ушел из Киева, как всегда, в конце весны или в начале лета. Прибыв к Царьграду, Ольга долго не могла добиться аудиенции и ожидала у стен Царьграда, в Суде (Босфоре). И только в среду, 9 сентября 957 г., состоялся первый прием "игемона и архонтиссы русов", описанный Константином Багрянородным. Ольгу сопровождала большая свита: ее племянник, не названный, к сожалению, по имени, 8 "приближенных людей", 22 посла русских князей (атгохрюьарк"), 16 "приближенных женщин", "люди" Святослава, 18 прислужниц, слуги из свиты послов (апокрисиариев), 2 переводчика, особый переводчик княгини и много различных слуг. Апокрисиарии, т. е. послы русских князей, в свите Ольги, кстати, сами имевшие свою свиту, это, несомненно, те самые "слы" "светлых" и "великих князей", "всякого княжья" Руси, о которых упоминают договоры русских с греками Олега и Игоря.

Константин Багрянородный дважды принимал у себя во дворце Ольгу и сопровождавших ее лиц, устраивая в ее честь званые обеды и одаривая ценными подарками.

Когда уехала Ольга и с какими результатами, о чем беседовала она с императором, мы не знаем. Но, очевидно, ее поездка не привела к ожидаемым результатам.

Обращает на себя внимание сам прием Ольги. Хотя Скилица-Кедрин сообщает, что Ольгу принимали с большим почетвм, тем не менее она ожидала иного, и горечь ее разочарования отразилась в летописном рассказе. Ольгу принимали и одарили, как послов, очень важных, но все же только послов. В частности, незадолго до приезда Ольги в Константинополь было принято посольство сирийских правителей - Гамданидов. Прием его ничем по сути дела не отличался от приема Ольги за исключением того, что Ольга была избавлена, как "игемона и архонтисса" от поклонов и челобитья императору, которое требовалось от других послов.

Это не могло не стать известным Ольге и глубоко ее оскорбило. Обидным было длительное и томительное ожидание первой, а затем и второй аудиенции. Посольство Ольги, по-видимому, не привело ни к каким результатам и в отношении реализации тех планов в области расширения торговли Руси с Византией и улучшения положения русских купцов в Византии, в деле укрепления русско-византийского союза и учреждения христианской церкви на Руси, реализация которых была целью путешествия Ольги в Византию.

Нет никакого сомнения в том, что бесплодность переговоров Ольги в Константинополе означала опасения со стороны императора дальнейшего укрепления Руси. Этот страх и недоброжелательство, так ярко проявившиеся в поведении Константина Багрянородного по отношению к Ольге во время пребывания ее в Царьграде, чреваты были серьезными осложнениями прежде всего для самой Византии. Прошло немного времени, и Византия стала пожинать плоды своей недальновидной политики.

Итак, миссия Ольги кончилась ничем. И единственным следом ее явилось "Блюдо велико злато служебное Олгы Руской, когда взяла дань (подарки? - В. М.), ходивши ко Царю-городу… Во блюде же камень драгий, на том же камени написан Христос;… у того же блюда всё по верхови жемчюгом учинено". ⁴⁸Это блюдо видел Антоний на рубеже XII и XIII вв. при своем посещении Константинополя.

Прошло несколько лет. Византия, изнемогавшая в борьбе с арабами, должна была прибегнуть к помощи могущественной Руси, как это она делала не раз.

Не осталось и следа той недоброжелательности, которая, тщательно скрываемая под маской любезности, так ярко отразилась в рассказе нашей летописи.

В 961 г. император Роман II просил у Ольги дать ему "воев" для организации похода на Крит. Ольга пошла навстречу империи. Помощь была оказана, и между Византией и Русью установились нормальные сношения, сменившие ту натянутость и недоброжелательство, которые характеризовали русско-византийские отношения во времена Константина Багрянородного.

Новым этапом в истории морских походов русских явились войны Святослава.

Взоры Святослава были обращены на Восток, к Хазарии. Хазария становилась барьером, преграждающим Руси путь на Восток, враждебной силой, пытающейся приостановить процесс объединения под властью киевского князя русских племен, затормозить рост русской государственности и отрезать Русь от Волги, Дона и Кавказа.

Стремительное разрастание Руси, ее неуклонное продвижение на юго-восток, появление русских опорных пунктов в Крыму и на Тамани, походы русских на Закавказье, естественно, вызывали сильное беспокойство в Хазарии, где на русского князя смотрели как на узурпатора, захватившего еще недавно им, хазарам, принадлежавшую власть над племенами Приднепровья и сопредельных славянских земель, лежавших к востоку от Днепра, племенами, которые еще недавно были данниками кагана, о чем очень хорошо помнили в Хазарии времен Святослава. Хазария становилась все более и более враждебной, и столкновение ее с молодым, но могущественным русским государством, "собиравшим" под опекой Киева все "славянские языки" Восточной Европы, было неизбежным. В этой связи большой интерес представляют анонимные греческие отрывки, носящие в литературе название "Записки греческого (или готского, - В. М.) топарха". В них говорится о том, как жители города Климаты и их "сторонники", "не имея никакого понятия о царской милости или не зная греческих нравов и любя более всего независимость, будучи соседями сильного царя, обитавшего на север от Истра", решили спастись от нападений варваров, опустошавших их страну, при соединением к "царствующему на севере Истра". Они склонили к этому и самого автора "Записки", повелителя города и области Климаты, который и отправился к своему могучему северному соседу.

"Царствующий на севере Истра" охотно принял его под свое покровительство, отдал топарху Климаты, присоединив еще целую область, я определил значительные годовые доходы. В "Записке" описываются путешествие на север, переправа через Днепр в условиях холодной зимы, города и поселения низовьев Днепра и прибрежной полосы и их население, нигде, правда, не называемое, но в котором нетрудно усмотреть тех же местных жителей, которые населяли и Климаты.

Можно считать установленным, что время действия "Записки Готского топарха", судя по астрономическим наблюдениям (при переезде топарха через Днепр Сатурн был в знаке Водолея, что имело место именно в указанное время) - 962-963 гг. Место действия "Записки" - Крым, Черноморское побережье, низовья Днепра. Климаты с прилегающей к ним областью находились в Крыму. "Царствующий на севере Истра", т. е. Дуная, был, несомненно, Святослав, так как для Византии, для грека метрополии, Русь была, действительно, на севере от Истра, а топарх, по-видимому, именовал своего могущественного соседа так, как называли его в Византии. В варварах, опустошавших независимые или почти независимые от Византии города и области, также нетрудно усмотреть хазар, пытавшихся вернуть себе влияние в Крыму.

Здесь, в Крыму, на севере и востоке полуострова, лежали владения, подвластные киевскому князю.

Население Климатов и области имело нравы, одинаковые с обычаями, господствующими в землях "царствующего на севере Истра". Это - еще одно указание на связи, культурные и бытовые, между коренным населением Тавра и Руси, которые не раз отмечают греческие источники. Старинные связи русских и обитателей Крыма, наличие русских земель и владений в Крыму - все это приводило к естественному тяготению жителей Тавра к Руси, что отмечают и византийские и русские источники.

Изучение "Записки" и связанной с ней литературы дает основание нарисовать такую картину событий в Крыму.

Жители города Климаты, разоряемые хазарами, заставляют своего топарха обратиться за помощью и покровительством к Святославу, владения которого находятся где-то тут же, неподалеку, в Крыму.

Святослав охотно принимает это предложение, так как его влияние в Крыму таким образом еще более усиливается. Этим и объясняются его радушие и щедрость по отношению к то-парху.

Таким образом, готовясь к борьбе с Хазарией, усилившей свою активность в Крыму, в непосредственной близости к его таврическим владениям, Святослав прежде всего заручается поддержкой тяготеющего к Руси местного населения, которое он берет под свое покровительство. Так подготовлялась война с Хазарией.⁴⁹И когда, в 964 г., Святослав "Иде на Оку реку и на Волгу", то главной его задачей был удар по Хазарии и только попутно, продолжая традиционную политику подчинения Киеву славянских племен, он "налезе Вятичи". И "рече Вятичем" Святослав: "Кому дань даете?" Они же реша: "Козаром по щьлягу от рада даем". Это был поход "сквозь вятичи", имевший целью пробиться на Волгу и вступить на территорию собственно Хазарии и только. Повидимому, Святослав не задерживался в Вятичской земле и не возвращался в Киев, отложив дело освоения Вятичской земли и обложения ее населения данью на более позднее время, когда закончится война с хазарами. Вот поэтому-то уже в следующем, 965 г., Святослав "Иде… на Козары". "Слышавшие же Козари, изидоша противу с князем своим Каганом, и съступишася битися, и бывши брани, одоле Святослав Козаром, и град их Белу Вежю взя. И Ясы победи и Касогы". ⁵⁰

Так рассказывает о походе Святослава на хазар "Повесть временных лет", датируя разгром хазарского кагана 965 г. Летописный рассказ дает основания предполагать, что военные действия развернулись где-то в районе низовья Дона и на Северном Кавказе. Здесь стоял Саркел, и жили в степях и предгорьях Кавказа ясы и касоги (черкесы, которых их соседи, осетины, и теперь называют "касаг"). Ясы жили и в степях Подонья. О походе русских на Хазарию во времена Святослава говорит и арабский писатель X в. Ибн-Хаукаль. В своей "Книге путей и государств" (977-978 гг.), рассказывая о городе Булгар (Великие Булгары), он сообщает, что ".. Русы ограбили его, Хазран (торговая часть Итиля, - В. М.), Итиль и Самандар (Семендер) в 358 (969) году и отправились тотчас в Рум и Андалус". Далее говорится о торговле русов "в Булгаре прежде чем они разрушили его в 358 году". И, наконец, рассказ Ибн-Хаукаля заканчивается тем, что он повествует о дальнейших судьбах народов Поволжья, подвергшихся нападению русов. "Русы напали на всё это, разрушили всё, что было по реке Итиль, принадлежавшее Хазарам, Булгарам и Буртасам, и овладели им. Жители Итиля же убежали на остров Баб-аль-Абваб, а часть их живет на острове Сиа-Ку в страхе".⁵¹

Таким образом, если летопись датирует поход Святослава на Хазарию 965 г. и локализует действия его дружин Подоньем и Северным Кавказом, то Ибн-Хаукаль говорит о походе русов во времена Святослава на болгар, буртасов и хазар и районом действия русских отрядов считает огромную территорию от Камы до Семендера.

Для решения вопроса о том, как согласовать сообщение летописи с рассказом Ибн-Хаукаля, чтобы установить, были ли русские дружины Святослава теми же самыми русами, о которых говорит этот великий путешественник по землям мусульманского Востока, важно узнать, был ли сам Ибн-Хаукаль на Волге, притом после 969 г. или вплоть до написания им своей "Книги путей и государств" (977-978 гг.) он знал о походе русов только по рассказам джурджанцев.

Можно полагать, что второе предположение более вероятно. Только одно место в рассказе Ибн-Хаукаля говорит, казалось бы, за то, что он сам побывал в бассейне Волги. Говоря о краткости летних ночей, он замечает: "Я был свидетелем того, что указывает на правдивость такой веши, когда я был поблизости от их страны…". Но в сочетании Ибн-Хаукаля встречаются не раз места, где из источников выписываются рассказы в первом лице без указания того, что это говорит именно источник, а не автор. Кроме того, остается неизвестным, - было ли это путешествие, даже если предположить, что оно действительно имело место, до или после 969 г. Таким образом, мы, отнюдь, не должны считать, что 358 г. гиджры (ноябрь 968 г. - ноябрь 969 г.) был именно годом нашествия русов. Скорее всего это был год, когда Ибн-Хаукаль, находившийся в Джурджане, узнал, со слов местных жителей и беглецов из Хазарии, о недавнем нападении русов.

Об этих беглецах из Поволжья сообщает Ибн-Хаукаль: "В это наше время не осталось ничего ни от болгар, ни от буртасов, ни от хазар. Дело в том, что на всех них произвели нашествие русы и отняли у них все эти области, которые и перешли во власть их (русов); кто спасся от их руки, те расселились по соседним областям, желая находиться вблизи своей страны и надеясь заключить с ними договор и вернуться под их владычество".⁵²

Между нашествием русов и рассказом о нем джурджанцев, записанным Ибн-Хаукалем, прошло несколько лет. Беглецы из Итиля и Семендера, разрушенных русскими воинами, уже некоторое время жили на островах Баб-аль-Абваб (быть может, остров Чечен) и Сиа-Ку ("остров Сиях-Кух"), то есть на полуострове Мангышлак,⁵³ примирившись с мыслью, что бывшие владения кагана останутся под властью русских, и хотели заключить с русами договор и вернуться в родные края для того, чтобы остаться там жить уже под иноземной властью. Вот, наверное, рассказы этих беглецов в переделке джурджанцев и послужили основой для рассказа Ибн-Хаукаля.

Что же касается его сообщения о том, что русы тотчас же отправились в "Рум и Андалус", то это место в рассказе Ибн-Хаукаля заслуживает внимания.

На первый взгляд покажется невероятным морской поход русов в далекую Андалузию.

Надо было пройти Босфор и Мраморное море, Дарданеллы и Эгейское море, переплыть Средиземное море, пройти между Европой и Африкой, плывя водами Гибралтарского пролива.

Но современники были иного мнения о мореходных качествах русских.

Масуди, сообщая о нападении язычников на Андалузию ("Андалус"), Испанию, писал, приводя различные взгляды на этническую принадлежность этих язычников:

"Я же думаю… что этот народ - Русы, ибо никто, кроме них, не плавает по этому [Черному] морю, соединяющемуся с морем Укиянус [океаном1]".⁵⁴

Недаром арабские источники связывают с русскими нападения и на Севилью в 844 году, о чем писал вскоре после 890 года под свежим впечатлением первого русского похода на Закавказье, Ахмед-аль-Якуб-ал-Кетиб, и на Сан-Яго-де-Ком-постелла и другие города и области Испании весной 970 и летом 971 г.⁵⁵

Для арабских писателей русские - искусные и смелые мореходы и появление их в отдаленных от Руси уголках христианского и мусульманского мира ни у кого не вызывает удивления.

Поэтому не только морские походы русских, но и других народов, арабы связывают с русами и считают этих последних инициаторами и организаторами многих смелых военно-морских предприятий.

Если мы обратимся к будущему, то следует напомнить, что "дубы" н "чайки" запорожцев, мало чем отличавшиеся от лодий их далеких предков, русских IX-X вв., плавали в водах не только Черного моря, но и в водах Балтийского моря, шведских шхерах, у Дюнкерка, участвовали во взятии Сарагоссы в Испании, а русские поморы и казаки землепроходцы, следуя традициям пращуров, совершали героические плавания по водам Баренцова и Белого морей, Ледовитого и Тихого океанов, Берингова пролива и побережья Шпицбергена.

Поэтому я считаю вполне возможным появление русских СЗДОБ и у берегов далекой Испании в X в.

Действительно, взятие русскими Итиля и Семендера отнюдь не было просто налетом вольницы. Русы пытались обосноваться в завоеванных ими землях надолго, навсегда и считали покоренные края своей землей подобно тому, как позднее Святослав считал "своей" землей края, добытые им мечом, отвоеванные им в тяжелой борьбе "города по Дунаю".

Мы видели, что поход русов на Бердаа 944 г., поход на Волгу и на Кавказ в 60-х гг. X в., войны Святослава на Дунае и Балканах - все это звенья одной и той же цепи, которые отражают "стремительное разрастание империи Рюриковичей" (К. Маркс). Русские стремились укрепиться на Востоке, захватить здесь земли, распространить на них свою государственность. Беглецы из Итиля и Семендера прекрасно понимали, что русских не прогонишь, что они прочно закрепились на завоеванной территории, и единственной своей целью ставили заключение соглашения с ними для того, чтобы вернуться в родные края и там уже жить под властью русских, которые, наверное, предоставляли им возможность нормально жить и заниматься своим делом, как это было в Бердаа в 944 г. Во всяком случае беглецы были исполнены надежды на то, что это удастся, и оставались жить поблизости от своих, разгромленных и захваченных городов. На это у них, по-видимому, были какие-то основания. И их надежды оправдались. Беглецы вернулись к себе домой, так как русы ушли, но отнюдь не под чьим-либо давлением. Они действительно "отправились тотчас в Рум", т е. в Византию. Внимание Святослава привлекли другие дела. Перед ним встали другие, несравненно более грандиозные задачи. Обстановка была благоприятная, и со всем присущим ему пылом и энергией он принялся за их реализацию.

Вот этот-то поход "в Рум" и отразил в своем рассказе Ибн-Хаукаль.⁵⁶

Задача на Востоке была решена - Хазария уже никогда не смогла оправиться от нанесенного ей Русью удара.

Но такого рода трактовка вопроса не исключает возможности перехода части русских судов в Черное море, откуда они могли отправиться и далеко на Запад, в Испанию, в Андалузию и, как это уже указывалось, такого рода далекий поход русских мореходов современники-арабы считали совершенно естественным. Русские отряды с конца X в. будут не редкостью в Мраморном, Эгейском и Средиземном морях. Но об этом ниже.

Поход Святослава "в Рум", г. е. на Византию был обусловлен не только обычной тягой к Царьграду, но и стремлением к созданию могущественной державы на Дунае, к превращению Руси в сильнейшую черноморскую державу.

Карл Маркс называет эту тенденцию Святослава "традиционной политикой России".⁵⁷

М. Д. Приселков полагает, что поводом к грандиозным балканским войнам Святослава явилась борьба Византии, Руси и Болгарии за Крым, в частности, за "хазарское наследство" в Крыму.⁵⁸

Карамзин называл болгарскую политику Руси "безрассудным намерением Святослава". При этом он считал, что утверждение власти киевского князя в Болгарии было невозможно за дальностью расстояния и иноплеменным составом населения.

Вряд ли с этим можно согласиться, так как на берегах Дуная, Прута и Серета в те времена не было ни молдаван, ни валахов, а стояли русские поселения, незаметно, за Дунаем, переходившие в болгарские.

Печенеги отделяли Киев от "городов по Дунаю" в X в. так же, как половцы в XII в., что не мешало и Мономаху, и Ивану Берладнику, и Ярославу Осмомыслу сажать своих посадников в "городах подунайских", писать свои грамоты из Берлади и "суды рядить" по Дунаю.

Половцы были гораздо сильней и опасней печенегов, а между тем, хотя половецкие вежи протянулись по степям, Тмутаракань и Корчев продолжали оставаться землями русских князей и стали, как и все Лукоморье, "землей незнгемой", потерянной лишь в конце XII в.

Мы не можем и не должны в настоящей работе говорить о войнах Святослава с болгарами и греками, тем более, что этот вопрос был рассмотрен мной в книге "Образование древнерусского государства".

Я хочу коснуться лишь одной стороны вопроса, а именно морского элемента в походе Святослава на Дунай и в расположенные за ним области. Поход на Болгарию летопись датирует 967, а Иоанн Скилица - августом 968 г. Поход был предпринят и сушей, и по морю. Русские появились на Дунае внезапно, - Святослав сумел сохранить глубочайшую тайну.

Болгары не раз предупреждали Византию о походах русских и, с целью предохранения и своих и византийских прибрежных городов от нападения русских, держали приморскую стражу. Направляясь на Византию в лодьях, русские обычно держались берега и проходили мимо Селины, устья Дуная, Конола, Варны, Дичина и других мест Болгарии. Так ходили русские в Византию и для торговли и для войны. На этот раз русские вошли в Дунай незамеченными.

Узнав о том, что Святослав уже на Дунае, болгарский царь Петр бросил против русских свое тридцатитысячное войско. Святославу пришлось решать трудную задачу - высадить с судов воинов своего авангарда в тот момент, когда берег был занят болгарскими воинами, и дать им бой. Русские с честью вышли из затруднительного положения. Они быстро сошли с судов, построились, как обычно, "стеной", в несколько рядов и, укрываясь от вражеских стрел, мечей и ножей своими длинными, до самых ног, щитами, обнажив мечи, вступили в битву с болгарами "и начали поражать их без всякой пощады" (Лев Диакон). Стремительность удара храбрых русских воинов обеспечила за ними поле битвы. Болгары не выдержали первого же удара русских и обратились в бегство. Отступившее болгарское войско заперлось в Доростоле (Дристре).

Узнав о поражении своего войска, болгарский царь Петр заболел и вскоре умер.

Битва на берегу Дуная при высадке с судов русских воинов была началом разгрома Болгарии. В короткий срок почти вся Восточная Болгария была завоевана русскими и подчинена Святославу. "Одоле Святослав Болгаром, и взя город 80 по Дунаеви, и седе княжа ту в Переяславци, емля дань на? Грьцех", - сообщает летопись. Об этих 80 городах (цифра, быть может, неточная), завоеванных Святославом в Болгарии, столетия спустя еще помнили на Руси, и в списке русских городов, "дальних и ближних", помещенном в Воскресенской летописи, упоминаются многие из них (Видицов, Мдин, Трънов, Дрествин, Дичин, Килия, Новое Село, Аколятря, Карна, Каварна).⁵⁹

Знают об этих городах Карне, Каварне, Килии, Аколятре и Дрествине (Koavsa, Kapvapa, KsHia, ГоеАкгуря, Д/t отра) и Акты Константинопольского патриарха XIV в., где они выступают и не болгарскими и не византийскими, следовательно, русскими. Но об этом подробнее ниже.⁶⁰

Сам Святослав обосновался в Переяславце (Малой Преславе), на южном рукаве Дуная, у впадения в море. Это была "середа земли" его, "яко ту вся благая сходятся: от грек злато, паволоки, вина и овощеве разноличные, из Чех же, из Угорь сребро и комони, из Руси же скора и воск, мед и челядь".⁶¹

Здесь он "имал дань" с Византии, т. е. получил, очевидно, обещанное Никифором Фокой вознаграждение. Святослав стремился остаться в Болгарии.

Вскоре началась война с греками. Новый византийский император Иоанн Цимисхий начал с того, что направил на Дунай флотилию в 300 судов, "чтобы скифам, обращенным в бегство, нельзя было уплыть в свое отечество, к Киммерийскому Боспору" (Лев Диакон).

Эпопея великих битв Святослава на Дунае свидетельствует о том, что своей флотилии русский князь придавал очень большое значение.

Когда на Дунае показались "огненные корабли" греков, по приказу Святослава русские "немедленно собрали все свои лодьи" (Лев Диакон) и поставили их на берегу Дуная, у городской стены Доростола. Греки не отважились проникнуть вслед за ними и дать им бой, несмотря на то, что располагали "греческим огнем", и остались выжидать, блокировав Доростол со стороны реки и отрезав путь отступления русским.

Но блокировать полностью русский флот не удалось. Искусные русские воины-мореходы предпринимали вылазки и добывали продукты питания для осажденного в Доростоле русского воинства.

Однажды темной, безлунной, дождливой ночью двухтысячный отряд русских воинов совершил необычайно дерзкую вылазку на лодьях. "Собравши откуда каждый мог хлеба, пшена и прочие питательные продукты для жизни, они по реке на челноках ввозят все в Доростол. Во время обратного плаванья, увидя на берегу реки немало слуг и солдат, тех, которые поили лошадей, и других, кормивших лошадей, а некоторых пришедших за дровами, выйдя из своих судов, без шума и неожиданно нападают на них, многих убивают, а остальных заставляют рассеяться в соседних чащах, затем вступают в свои челны и, напутствуемые попутным ветром, несутся к Доростолу.

Узнавши об этом, царь впадает в страшный гнев и обвиняет начальников флота в сильном преступлении, что они не узнали об отплытии варваров из Доростола. Угрожал он им и смертью, если еще случится что-либо подобное".⁶²

Военные действия в последующее время развернулись на суше.

Но настал час, и снова встал вопрос о флотилии. Положение осажденных русских стало очень затруднительным. Из 22 000, оставшихся в живых, лишь половина сохранила боеспособность. Другая половина вследствие голода, болезней и ранений вышла из строя и принимать участие в битвах не могла. Голод принимал угрожающие размеры. Помощи ждать было неоткуда. Греческие "огненосные" суда отрезали пути отхода по Дунаю. 21 июля Святослав созвал совет, "коментон" (Лев Диакон). Собравшимся на военный совет начальникам, "доброиме-нитым" "кметам" (советникам, руководящей знати, вождям русских "воев") Святослав охарактеризовал положение и поставил перед ними вопрос: "что делать?". Одни советовали тихо, в глухую ночь, сесть на суда, незаметно пробраться через цепь "огненных" судов греков и уйти на Русь, ибо дальнейшее сопротивление становится невозможным. Другие предлагали заключить с императором соглашение и таким образом спасти остатки войска, так как прорваться через греческую флотилию не удастся, и русские суда будут сожжены "текучим огнем".

Из обсуждения следует, какую роль играли суда в боевых действиях воинства Святослава. Видимо, у русских было немало лодий,⁶³ если они полагали возможным посадить все воинство на свои суда.

На заходе солнца 22 июля грянула последняя битва "скифов с римлянами". Одиннадцатитысячный русский отряд мужественно сражался с превосходящим его численностью противником, но внезапно поднявшийся сильный ветер понес прямо в лицо русским тучи пыли и песка, ослепляя их и затрудняя дыхание.

Натиск русских ослабел. В этот же момент, на них, окружая с флангов, напала греческая конница. Святослав начал отходить, и вскоре ворота Доростола закрылись за последним русским воином. Кончилась решающая битва. Святослав не победил, но он не был и побежденным. Но что делать дальше? Ночью Святослав принял решение начать переговоры с Цимисхием. Он очищал Доростол, уходил из Болгарии, отсылал пленных греков императору и возвращался на Русь. Император же обязывался дать ему беспрепятственно выйти по Дунаю в море и возобновить старый договор. Цимисхий охотно согласился, утвердил условия мира и выдал русским по две меры (медимна) хлеба на каждого из 22 000 воинов. К Святославу явились послы Цимисхия.

Обстоятельства и условия переговоров Святослава с Иоанном Цимисхием заставляют еще раз высказать мысль, что поход Святослава на Дунай и дальше, в земли болгар и "ромеев", был не столько сухопутным, сколько морским. Войско Святослава уходило из Доростола, оставляя этот город грекам, по Дунаю в море, и преграждали ему путь на Русь во время войны с "ромеями" не пехота и не конница Цимисхия, а флот из 306 "огненосных судов". Следовательно, средством передвижения воинства Святослава были не лошади (кстати, византийские источники единодушно говорят о малочисленности конницы у "скифов"), вернее, не столько лошади, сколько лодьи.

Поэтому я прихожу к выводу, что до сих пор в нашей исторической литературе (в том числе и в моих книгах) морской характер похода Святослава не подчеркивался, а это не соответствует действительности. Воины Святослава шли на Русь в лодьях, что, конечно, не исключает использования другой частью воинства старых сухопутных дорог, ведущих из Приднепровья на Дунай.

Единственный эпизод из эпопеи Святослава на Дунае, о котором Лев Диакон говорит, как очевидец, опять-таки рисует Святослава не на коне, а в лодье.

На берег Дуная прибыл Иоанн Цимисхий в пышных одеждах и позлащенном вооружении. Его сопровождала многочисленная свита, богато одетая, в блестящих доспехах. G того берега Дуная отчалила лодья. "Святослав переезжал реку… и, сидя за веслом, греб наравне с прочими без всякого различия. Видом он был таков: среднего роста, не слишком высок, не слишком мал, с густыми бровями, с голубыми глазами, с плоским носом, с бритой бородой и с густыми длинными висящими на верхней губе волосами. Голова у него была совсем голая, но только на одной ее стороне висел локон волос, означающий знатность рода, шея толстая, плечи широкие и весь стан довольно стройный. Он казался мрачным и диким. В одном ухе висела У него золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами, с рубином, посреди их вставленным. Одежда на нем была белая, ничем, кроме чистоты, от других не отличная". ⁶⁴

Поговорив немного с Цимисхием о мире, причем этот разговор Святослав вел сидя на скамье лодьи, он переправился на другой берег. "Таким образом кончилась война Римлян с Россами", заключает Лев Диакон.

И на Русь Святослав отправился морским путем: "ноиде в лодьях к порогом". Святослав не думал складывать оружие. Он прекрасно понимал, что своей неудачей обязан численному превосходству греков и необычайно неблагоприятному стечению обстоятельств. Он говорил: "пойду в Русь и приведу боле дружины" и готовился возобновить борьбу.

Святослав был еще очень опасен, и в Византии знали это. Поэтому, когда он заключил мир с греками и вышел в море, "поиде в лодьях к порогом", Свенельд предупреждал его, указывая на то, что у порогов, как обычно, бродят печенеги, которые попытаются напасть на них и отобрать богатую добычу, которую везли с собой русские воины. А она была велика, так как Святослав "имал" дань и на живых, и на мертвых, заявляя "яко род его возьмет". Святослав не послушался совета воеводы и поднялся в лодьях по Днепру к порогам. Свенельд же, по-видимому, с конной дружиной пошел правобережными степями и благополучно вернулся в Киев, к Ярополку. Как и ожидал Свенельд, печенеги были уже предупреждены греками и болгарами из Переяславца, что идет Святослав. Дружина русских мала, а "именье много", - говорили их гонцы печенегам. Хищные кочевники вышли к порогам. Пробиться через печенежские орды Святослав не мог и вынужден был зазимовать на Белобережье. Здесь снова русским воинам пришлось страдать от голода. "И бе глад велик, яко по полугривне глава коняча".⁶⁵

По весне Святослав вновь "поиде в пороги". Здесь на маленькую русскую дружину, измученную голодной зимовкой, напали орды печенежского князя Кури. Святослав был предательски убит.

Гибель Святослава не могла вынудить Русь отказаться от своих прав черноморской державы.

Примечания

1. М. Д. Приселков. Киевское государство второй половины X в. по византийским источникам. Ученые записки ЛГУ, ист. серия, вып. 8, стр. 229.

2. С. П. Обнорский. Язык договоров русских с греками. "Язык и мышление", т. VI-VII, 1936, стр. 102, 103.

3. М. Д. Приселков, ук. соч., стр. 239.

4. Б. Дорн, ук. соч., стр"5, 6.

5. В. В. Григорьев. Россия и Азия. СПб., 1876, стр. 13, 43.

6. А. Я. Гаркави, ук. соч., стр. 125-138.

7. В. В. Григорьев, ук. соч., стр. 13. - Н. Ламбин. О Тмутараканской Руси. ЖМНП, 1874, стр. 76. - П. Голубовский. Болгары и хазары, восточные соседи Руси при Владимире Святом. "Киевская старина", 1888, № 22, стр. 66. - В. В. Мавроди н. Первые морские походы русских на Каспийском море. "Морской сборник", 1939, № 9, стр. 99, 100.

8. Указание на использование русскими судов для переброски лошадей представляет большой интерес. Русские, высаживая десант, благодаря этому могли сразу же бросать в бой свою конницу. Интересно отметить, что грузоподъемность русских судов еще в XV в., как это мы увидим дальше, Иосафат Барбаро измерял количеством не только людей, но и лошадей.

9. В. В. Бартольд, ук. соч., стр. 24.

10. А. Я. Гаркавщ, ук. соч., стр. 125-138.

11. В. В. Григорьев, ук. соч., стр. 19.

12. В. В. Бартольд, ук. соч., стр. 25. - А. Ю. Якубовский, ук. соч. стр. 464, 465.

13. В. В. Бартольд. Новое мусульманское известие о русских. Записки восточного отделения Русского археологического общества, т. IX, 1896, вып. 1-4, стр 264, 265.

14. Ф. Вестберг. К анализу восточных источников о Восточной Европе. МНП, 1908, февраль, стр. 32.

15. П. Смирнов. Велзкий шлях i стародавнт Руси. Киев, 1928. стр. 220.

16. А. Ю. Якубовский, ук. соч., стр. 466.

17. В. В. Бартольд, ук. соч., стр. 24.

18. Гениза - у иудеев место хранения пришедших в ветхость богослужебных книг и других документов.

19. П. Коковцов. Новый еврейский документ о хазарах и хазаро-русско-византийских отношениях в X в., ЖМНП, 1913, ноябрь, стр. 159-161. - Его же. Еврейско-хазарская переписка в X в. 1932 г.

20. А. Ю. Якубовский. Ибн-Мискавейх о походе русов в Бердаа в 332-943-944 гг. "Византийский временник", т. XXIV. - Моисей Каганкатваци. История Агван, Перевод К. Патканова, СПб., 1861, - В. В. Бар толь д. Арабские известия о русах. "Советское востоковедение". 1940, т. I, стр. 33-В. В. Маз родин, ук. соч., стр. 102.

21. А. Н. Насонов. Тмутаракань в истории Восточной Европы. "Исторические записки", № 6, 1940, стр. 90-95.

22. Corpus scriptorum historiae Bizantinae, т. XXXVIII. - Monumenta Germa-nla historica, scr. III. - А. Я. Г а р к а в и, ЖМНП, 1872, апрель. - "История" Льва Диакона Калойского и другие сочинения византийских писателей. Перевод Д. Попова, 1820, VI, гл. X.

23. М. Д. Приселков. Русско-византийские отношения а IX-XII вв. "Вестник древней истории", 1939, № 3, стр. 101.

24. Б. Д Греков. Борьба Руси за создание своего государства. М.-Л., 1942, стр 55.

25. Повесть временных лет по Лаврентьевскому списку, 1910, стр. 44.

26. А. Н. Насонов. Тмутаракань в истории Восточной Европы. "Исторические записки", т. VI, стр. 90, 91. - И, И. Ляпушкин. Славяно-русские поселения IX-XII ст. на Дону к Тамани. "Материалы и исследования по археологии СССР", № 6, 1941, стр. 237,

27. М. Д. Приселков. Киевское государство второй половины X в. по византийским источникам. Ученые записки ЛГУ, серия ист. наук, вып. 8, стр. 194

28. М. Д. Приселков. Киевское государство второй половины X в. по византийским источникам. Ученые записки ЛГУ, серия ист. наук, вып. 8, 1940, стр. 217-226. -А. А. Насонов, ук. соч. - В В. Мавродин. Славяно-русское население Нижнего Дона и Северного Кавказа в X-XIV вв. Ученые записки Пед. инст. им. Герцена, т. XI.

29. 2 Дро - от греч. "бег". Дромиты - бегуны,

30. А. Е. Пресняков. Лекции по русской истории. М., 1939, ч. 1, стр. 71, 72.

31. Б. Дорн. Ук. соч., стр. 498.

32. В. В. Григорьев. Россия и Азия, стр. 20, 21.

33. Б. Дорн, ук. соч., стр. 515.

34. В. В. Григорьев, ук. соч., стр. 22.

35. Там же, стр; 22. - А. Ю. Якубовский, ук. соч., стр. 92.

36. А. Ю. Якубовский, ук. соч., стр. 467.

37. А_Ю. Бартольд, ук. соч., стр. 34.

38. "Излишнее употребление плодов произвело между ними заразительную бодезнъ", сообщает Ибн-аль-Асир.

39. Б. Бартольд, ук. соч., стр. 34.

40. С. П. Толстов. Из предистории Руси. "Советская этнография", т. VI-VII, 1947, стр. 40.

41. Е. А. Рыдзевская полагает название острова Березань древним автохтонным названием. См. ее статью "О названии острова Березань", "Советская археология", т. IX, 1947.

42. В тексте сочинения Константина Багрянородного "De administrand" imperio" термин "славяне" употребляется для обозначения платящих дань киевскому князю жителей земель славянских племен, подвластных Киеву, а термин "руссы" применяется по отношению к дружинникам, "мужам" киевского князя.

43. Известия византийских писателей о Северном Причерноморье. Изв. ГАИМК, вып. 91, стр. 8-10.

44. "Памятники древней письменности", 1881, стр. 85.

45. Марголин. Три еврейских путешественника XI и XII столетий, 1881, стр. 146.

46. Марголин, ук. соч., стр. 138, 146. - А. Я. Гаркави Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. СПб., 1870, стр. 127-138.

47. Суд (sund) - пролив, в данном случае Босфор. В этом рассказе о поездке Ольги в Царьград есть одно интересное место. Мы узнаем, что суда, (шедшие из Царьграда по Днепру вверх, доходя до Киева, останавливались на Почайне, а русские суда, приходившие к Царьграду, приставали к берегу Суда, т. е. "Зуида" - пролива Босфора.

48. Цит. по Д. В. Аиналову. Дар святой княгини Ольги в ризницу святой Софии в Царьграде. Труды XII Археологического съезда в Харькове, т. Ill, M., 1905, стр. 1.

49. "История" Льва Диакона Калойского и другие сочинения византийских писателей. Перевод Д. Попова, 1820, стр. 193-197. - А. А. Куник. О записке готского топарха. "Записки Академии Наук", 1874.-А. Васильевский. Русско-византийские отрывки. Записка греческого топарха. ЖМНП, 1876, CXXXV. -А. Н. Насонов, ук. соч., стр. 92, 93.

50. Повесть временных лет по Лаврентьевскому списку, 1910, стр. 63-64-

51. А. Я. Г арка в и, ук. соч., стр. 218-229.

52. В. В. Бартольд. Арабские известия о русах. "Советское востоковедение", 1940, т. I, стр. 35.

53. С. П. Толстое. Новогодний праздник "Каландас" у хорезмийских христиан. "Советская этнография", 1946, № 2, стр. 93.

54. А. Я. Гаркави, ук. соч., стр. 129.

55. А. Я. Гаркави, ук. соч., стр. 63.- В. В. Бартольд, ук. соч., стр, 36,

56. В. В. Бартольд, ук. соч., стр. 36.

57. К. Маркс. "Традиционная политика России". Соч., т. IX, стр. 439.

58. М. Д. Приселков. Киевское государе во второй половины X века по византийским источникам. Ученые записки ЛГУ, серия ист. наук, вып. 8.

59. ПСРЛ, т. VII. стр. 240.

60. Ю. Кулаковский. Где находилась Вичинская епархия Константинопольского патриарха. "Византийский временник", 1897, т. IV, вып. Ъ-4, стр. 335.- В. В. Мавроди н. Русские на Дунае. Ученые записки ЛГУ, серия гуманитарных наук, вып. 87, 1943.

61. Повесть временных лет по Лаврентьевскому списку, 1910, стр. 66.

62. Иоанн Скилица. Цит. перевод Д. А. Рабинович. Полного изданного на русском языке перевода Иоанна Скилицы до сих пор нет.

63. Я принимаю написание лодья, а не ладья, так как такого рода термин чаще встречается в древнерусских источниках и именно в этой форме он вошел в шведский и финский языки и отразился также в современном русском языке в написании слова лодка.

64. "История" Льва Диакона и другие сочинения византийских писателей. Перевод Д. Попова, 1820, стр. 97.

65. Указание на то, что голодающая дружина Святослава так высоко ценила "голову конячу" является еще одним подтверждением того, что Святослав плыл на лодьях и коней у него было мало. Плавание по морю не исключает наличия у русских и лошадей. О десантах пеших и конных воинов, высаживаемых русскими с судов, говорит Масуди.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница