§ 3. Поездки русских князей ко двору ордынского хана в XIII в.

Процесс установления так называемого монголо-татарского «ига»¹ не был одномоментным. В первую очередь завоеватели должны были добиться официального признания (де-факто и де-юре) их победы и власти от князей поверженных земель. В частности в Новгородской первой летописи отмечается, что в 1242 г. «князь Ярославъ Всеволодиць позван цесаремь Татарьскымъ, и иде в Татары къ Батыеви, воеводе татарьску»². По мнению Д.Г. Хрусталёва приглашение было направлено «из ставки великого каана, то есть, возможно, еще Угедеем. Однако Ярослав поехал к Батыю, а в Каракорум послал сына Константина»³. Тем не менее, с таким выводом исследователя трудно согласиться. Ведь время вызова Ярослава в степь четко совпадает именно с возвращением Батыя из западного похода. В то же время немаловажны другие выводы Д.Г. Хрусталёва. Во-первых, исследователь отмечает, что «мирные отношения с Северо-Восточной Русью монголы собирались установить по собственной инициативе и на разных уровнях». И, во-вторых, «уже при первых контактах суздальских князей с монгольскими ханами они оказались включенными в сложную внутриполитическую игру евразийского масштаба»⁴.

Параллельно под 1242 г. Новгородская IV летопись фиксирует поездку в Орду сына Ярослава Всеволодовича Александра: «Иде Александръ къ царю Батыю»⁵. Однако поездка Александра в степь до сражения на Чудском озере 5 апреля, как она указана в памятнике, не возможна — Батый во главе своих войск находился ещё в Южной Европе. Если поездка и состоялась, то она произошла после заключения мира с немцами и после возвращения войск Батыя в приволжские степи.

Под тем же годом от мечена поездка рязанского князя Олега Ингваревича Красного в Каракорум: «къ Канови иде»⁶.

Большинство исследователей полагает, что князь Олег Рязанский был в Орде задержан на десять лет и освобожден только в 1252 г.⁷ Основанием для подобного вывода является упоминание в летописных сводах о том, что «Того же лѣта (1252 — Ю.С.). Пустиша Татарове Олга Рязаньского в свою землю»⁸. Однако, других примеров, чтобы монголо-татары или ханы Орды задерживали иноземных правителей более чем на три года, в источниках не встречается. Поэтому здесь вероятно мы наблюдаем фиксацию источниками двух разных поездок Олега Ингваревича в ставки монгольских правителей. Причем в данном случае можно предполагать, что рязанский князь получил вызов действительно от монгольского каана, вероятно, Угедея. Надо полагать, что через полтора года он вернулся на Русь, получив инвеституру из рук верховного правителя степной империи, получив тем самым определённые иммунитетные права, как по отношению к владимирскому князю, так и к хану Джучиева Улуса.

Не исключено, что подобный вызов получил и князь Ярослав Владимирский. Но он предпочёл оформить вассальные отношения с Батыем, для чего отправил для предварительных переговоров своего сына — Александра.

Так или иначе, известно, что в 1243 г. Ярослав Всеволодович, владимирский князь, получает инвеституру из рук Батыя, старейшинство и Киев, как столицу Руси. Таким образом, фактическим распорядителем русских земель становится ордынский хан.

В следующем 1244 г. к Батыю едут князья Владимир Константинович Углицкий, Борис Василькович Ростовский и Василий Всеволодович Ярославский. По мнению. Д.Г. Хрусталева их на поклон к ордынскому хану направил князь Ярослав как верховный правитель Руси⁹. Однако, оговорки летописца о том, что князья «поехаша в Татары к Батыеви про свою отчину» и, что хан «расудивъ имъ когождо в свою отчину»¹⁰, могут свидетельствовать скорее об обратном. Князь Ярослав, получив главенство на Руси, по всей видимости, начал властно осуществлять свои полномочия и, в первую очередь, в пределах Владимирского княжества, к которому относился Ростовский удел и его части. Именно тогда князья решили также получить ярлыки на свои владения у Батыя, подчиняясь напрямую более высокому по статусу правителю, которым был ордынский хан. Данное решение представителей ростовского княжеского дома приводит к тому, что во второй половине XIII в., по мнению ряда исследователей, они «превратились в настоящих «служебников» хана»¹¹.

Тем не менее, необходимо признать верным вывод В.В. Каргалова о том, что «полного единодушия в Северо-Восточной Руси по этому вопросу (проблема признания власти Орды — Ю.С.) не было»¹². И тем более такого единодушия не наблюдается на всей Руси. В частности, южнорусские князья и, прежде всего, крупнейшие политические фигуры — черниговский князь Михаил Всеволодович и галицкий князь Даниил — не проявляют на протяжении 1242—1245 гг. никакой активности в отношении с завоевателями.

Как отметил В.В. Каргалов наличие неоднозначной позиции в отношении взаимоотношений с Ордой «во многом определяло политику великого владимирского князя. Эта политика в первое десятилетие после нашествия Батыя была двойственной». Принципиален здесь факт того, что «большая часть Северо-Восточной Руси была опустошена нашествием и уже не имела сил для открытого сопротивления завоевателям, что делало неизбежным признание, хотя бы формальное, зависимости от золотоордынских ханов». Другим фактором, влиявшим на политику Ярослава, по мнению В.В. Каргалова, было то обстоятельство, «что добровольное признание власти ордынского хана обеспечивало лично великому князю определенные преимущества в борьбе за подчинение своему влиянию других русских князей. В случае же отказа Ярослава Всеволодовича явиться в Орду великокняжеский стол мог при поддержке Батыя перейти к другому, более сговорчивому князю». При этом «существование сильной оппозиции ордынской власти в Северо-Западной Руси и неоднократные обещания западной дипломатией военной помощи против монголо-татар могли пробуждать надежду при определенных условиях противостоять притязаниям завоевателей...». Далее В.В. Каргалов приходит к справедливому выводу: «все это привело к тому, что великие владимирские князья после формального признания власти золотоордынских ханов пытались выступить против монголо-татарского владычества, и факт признания этой власти еще не означал в действительности установления над страной иноземного ига». Таким образом, вполне закономерно заключение исследователя о том, что «первое десятилетие после нашествия является периодом, когда иноземное иго еще только оформлялось, и в стране побеждали силы, поддерживавшие татарское владычество»¹³.

Дальнейший этап включения Руси в систему Монгольского владычества и государственности следует связать с 1245 г. Тогда на Русь из Каракорума вернулся Константин Ярославич (сын владимирского князя), а в ставку Батыя отправилась представительная делегация, состоявшая из Ярослава Киевского и Владимирского, его братьев Святослава и Ивана, князей ростовского дома: Владимира Углицкого, Бориса Ростовского и Василия Ярославского. То есть практически все князья Северо-Восточной Руси отправились в степь. Кроме того, именно в 1245 г. в Орду был вызван Даниил Романович Галицкий и, по всей вероятности, Михаил Всеволодович Черниговский.

Данные факты свидетельствуют о масштабности событий, и необходимо согласится с мнением Д.Г. Хрусталева, который отмечает, что «эта поездка (поездка в Орду русских князей в 1245 г. — Ю.С.) не была рядовой. Завершался некий этап переговорного процесса, в который был включен весь административный аппарат как Владимиро-Суздальской Руси, так и Монгольской империи»¹⁴.

Можно предполагать, что вызов всех князей в ставку Батыя был связан с каким-либо общеимперским (или общерусским) мероприятием, например, переписью подвластных земель. Показательно, что именно к этому времени автор «Повести об убиении Михаила Черниговского» и Плано Карпини относят перепись населения на Руси. Причем, если упоминание об этом событии у папского легата явно относится к южнорусским княжествам, то в «Повести...» указание носит общерусский характер («а мало от тех изоставахуся (бежавших от татарского вторжения — Ю.С.), тех же, ...осадиша в градех, и исчетоша а в число, и начаша на них дань имати татарове»)¹⁵. Традиционно, вслед за Б.Д. Грековым и А.Н. Насоновым, данная перепись связывается только с южнорусскими княжествами¹⁶. Однако необходимо отметить, что перепись 1245 г. могла носить общерусский характер. В этом случае именно к 1245 г. необходимо отнести установление основных атрибутов зависимости Руси от Орды — получение ярлыка на княжение у хана и регулирование налоговых выплат (дани, «выхода»).

При этом ордынские властители хотели видеть русскую знать в составе элиты своего государства. Об этом свидетельствует соответствие в русской письменной традиции титулов русской и ордынской аристократии¹⁷, а также слова Плано Карпини, который утверждает, что во время приемов и заседаний в ханском шатре ему и великому князю Владимирскому Ярославу монголы «всегда давали высшее место»¹⁸.

В то же время пребывание в Орде князей-лидеров — Ярослава Владимирского, Михаила Черниговского и Даниила Галицкого — завершилось по-разному. Если Галицкому князю удалось избежать языческого обряда поклонения идолу Чингисхана и получить ярлык на княжение, оформив тем самым вассальные отношения с Сараем, то Михаил Всеволодович был казнен¹⁹.

Ярослав Всеволодович был отправлен Батыем в Карокарум, где участвовал в курултае, на котором кааном был провозглашен сын Угедея Гуюк. У последнего были устойчивые противоречия с Бату-ханом. Однако до открытой вражды дело пока не дошло. Именно с данным конфликтом в историографии связывают смерть Ярослава по пути из Монголии (умер, «ида от Кановичъ»). В частности, А.Н. Насонов предполагал, что его отравили именно как сторонника хана Батыя²⁰. Об отравлении свидетельствует папский легат Плано Карпини, отмечая, что Ярослава отравила «ханьша», чтобы «свободнее и окончательнее завладеть его землею»²¹.

Таким образом, князь одним из первых оформивший вассальные отношения с Ордой и Монгольской империей дважды ездил в ставку завоевателей, проведя там около 25% времени от лет княжения на владимирском столе (18) и чуть более 3,5% от лет жизни (см. Приложение № 1, таблица № 108). Во временном выражении это составило около двух лет. Он оказался первым русским князем, умершим по дороге из степи. Причем он единственный князь, свидетельства об отравлении которого по приказу монгольских правителей достаточно достоверны (подробнее см. Глава 4, с. 359—360).

Как отметил В.В. Каргалов, «гибель великого князя Ярослава значительно усложнила обстановку в Северо-Восточной Руси»²².

Первоначально владимирский стол занял следующий по старшинству Всеволодович — Святослав, «а сыновци свои посади по городом, якож бе имъ отець оурядилъ Ярославъ»²³. Однако в 1247 г. «Поеха Андрей князь Ярославич в Татары к Батыеви и Александр князь поеха по брате же к Батыеви»²⁴. Ордынский хан «почтивъ ею и послы я г Каневичем»²⁵. Таким образом, Бату переложил груз ответственности за решение дальнейшей судьбы русских княжеств на общеимперское правительство.

В конце 1249 г. (зимой 1249—1250 гг.) князья-Ярославичи вернулись на Русь. Решение имперского правительства было следующим: «приказаша Александрови Кыевъ и всю Русьскую землю, а Андреи седе в Володимери на столе»²⁶. В историографии сложилось мнение, которое емко и четко обозначил В.В. Каргалов: «Решение великого хана отдать владимирский стол Андрею Ярославичу в обход его старшего брата послужило в дальнейшем источником больших осложнений»²⁷. Как отметил В.Л. Егоров, «возник конфликт о соподчиненности Киевского и Владимирского князей»²⁸.

По мнению В.В. Каргалова и ряда исследователей²⁹, на рубеже 12401250-х гг. на Руси сложилась антитатарская коалиция. Ее составили сильнейшие князья того времени Андрей Владимирский и его тесть Даниил Галицкий. При этом, «готовясь к открытой борьбе с татарами, великий князь Андрей Ярославич мог опереться прежде всего на северо-западные русские земли, которые не подверглись татарскому погрому и не попали еще в орбиту ордынской политики». Кроме того, на «стороне Андрея активно выступил тверской князь Ярослав Ярославич (его «княгиня» и дети находились под Переяславлем)»³⁰.

Однако А.А. Горский полагает, что основой для выводов о противоречии между князьями — старшими Ярославичами, стало некритично воспринятая догадка В.Н. Татищева о жалобе Александра на брата. В соответствии с этим суждением события 1252 г. следует рассматривать не как инициативу Александра Невского, а как запланированную акцию «хана в рамках действий против не подчинившихся ему князей»³¹.

Как известно, летом 1252 г. великий князь владимирский Андрей Ярославич был смещен со своего престола волей хана Орды Батыя. Могущественный сарайский правитель для осуществления этой цели направил на Северо-Восточную Русь карательный отряд во главе с эмиром Неврюем. Место владимирского князя занял его старший брат Александр, получивший в книжной традиции прозвище «Невский».

Поездку в Орду Александра и решение хана о смещении Андрея исследователи объясняют разными причинами³².

Н.М. Карамзин полагал, что Андрей Ярославич не смог справиться с обязанностями великого князя, чем вызвал гнев Батыя. Александр отправился в Орду с целью смягчить гнев великого хана³³.

В советской историографии установилось мнение, что в начале 50-х гг. XIII столетия сложился антитатарский союз. Данное предположение было сформулировано А.Н. Насоновым. Исследователь указывает, что перед событиями 1252 г. Андрей Владимирский «сделал как будто попытку войти в соглашение с Даниилом Галицким, рассчитывая очевидно, на военную помощь от папы»³⁴.

Данное суждение во многом определялось высказыванием К. Маркса, который в своих «Хронологических выписках» писал, что «Андрей пытался противиться монголам»³⁵.

Как отмечено выше, наиболее концентрировано данное суждение оформлено в работе В.В. Каргалова «Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси». Напомню: ученый отмечает, что решение центрального монгольского правительства о передачи Владимирского стола младшему Андрею «в обход его старшего брата послужило в дальнейшем источником» политических осложнений»³⁶. Во-первых, таким решением был недоволен Александр. Во-вторых, «Андрей Ярославич, получивший владимирский великокняжеский стол непосредственно от великого монгольского хана, вел себя довольно независимо по отношению к Орде»³⁷. Кроме того, «в начале 50х годов, когда Андрей Ярославич укрепился на великокняжеском столе, им была сделана попытка оказать открытое сопротивление Орде». С этой целью он «старался заключить союз с Южной Русью, с сильнейшим южнорусским князем Даниилом Романовичем Галицким» (в прямой зависимости здесь стоит «заключение брака между великим владимирским князем Андреем Ярославичем и дочерью Даниила Галицкого»)³⁸. Кроме того, «на стороне Андрея активно выступил тверской князь Ярослав Ярославич (его «княгиня» и дети находились в войске князя Андрея во время битвы с татарами под Переяславлем)». «В целом в начале 50-х годов XIII в. на Руси сложилась довольно сильная антитатарская группировка, готовая оказать сопротивление завоевателям» — подводит итог В.В. Каргалов³⁹.

В связи с данными обстоятельствами, по мнению В.В. Каргалова, «В борьбе против Андрея Ярославича, которого легко можно было обвинить в «измене» хану, для Александра открывалась единственная возможность вернуть принадлежавший ему по старшинству великокняжеский стол. Если Андрей Ярославич опирался на антитатарские силы, то Александр, естественно, мог отнять у него великокняжеский стол только при помощи Орды»⁴⁰.

В результате, «когда Александр Ярославич в 1252 г. приехал в Орду «искать» великое княжение, ему был оказан самый благосклонный прием». А «Против великого князя Андрея была направлена сильная монголо-татарская «рать» царевича Неврюя»⁴¹.

Однако приведённое довольно категоричное суждение В.В. Каргалова оставляет в стороне другие возможности разрешения конфликта (если таковой был) между Александром и Андреем. В частности, вполне вероятна возможность переговоров между братьями-Ярославичами о перераспределении столов в их «отчине»⁴².

Во многом приведённые суждения основываются на сведениях В.Н. Татищева, которому следует С.М. Соловьев. В частности в своей «Истории Российской» В.Н. Татищев сообщает, что в 1252 г. «иде князь великий Александр Ярославич во Орду к хану Сартаку, Батыеву сыну, и прият его хан с честию. И жаловася Александр на брата своего великого князя Андрея, яко сольстив хана, взя великое княжение над ним, яко старейшим, и грады отческие ему поймал, и выходы и тамги хану платит не сполна. Хан же разгневася на Андрея и повеле Неврюи салтану итти на Андрея»⁴³.

В то же время, Ф.Б. Шенк в своём обширном исследовании о месте Александра Невского в культурной памяти России более осторожно пишет о поездке князя в ставку хана «предположительно чтобы интриговать против своего брата»⁴⁴.

В свою очередь, В.А. Кучкин, не подвергая сомнению наличие мятежа князя Андрея, считает, что целью поездки в Орду Александра, «судя по всему, было получение Владимирского великого княжения», а его младший брат «по-видимому, и выступил против ханов, надеясь удержать за собой великое княжение Владимирское, но просчитался»⁴⁵. Исследователь вполне справедливо подвергает критике концепцию, основанную на данных В.Н. Татищева⁴⁶, по которой инициатором «Неврюевой рати» выступает князь Александр Ярославич.

Действительно, источники упомянутого уникального сообщения В.Н. Татищева нам не известны. Большинство летописных упоминаний о событиях 1252 г. осторожно отмечают предварительную перед «Неврюевой ратью» поездку Александра в Орду и его возвращение оттуда с «честию великою», получив «стареишенство во всей братьи его»⁴⁷. Причем, данное обстоятельство летописец подчеркивает до описания похода татар на русские княжества. Тогда как после «Неврюевой рати» «Приде Александръ князь великии ис Татаръ в град Володимерь... и посадиша и на столѣ отца его Ярослава... и бысть радость велика в градѣ Володимери и во всеи земли Суждальскои»⁴⁸. Таким образом, Лаврентьевская летопись никак не связывает поездку князя Александра в Орду и «Неврюеву рать»⁴⁹.

Данные обстоятельства позволили А.А. Горскому привести очередной аргумент в пользу недостоверности известия В.Н. Татищева. Поход ордынского воеводы Неврюя не являлся результатом усилий Александра. Он был «запланированной акцией хана в рамках действий против не подчинявшихся ему князей». Бату-хан, выйдя фактически победителем во внутриполитической борьбе в Монгольской империи, вызвал к себе братьев-Ярославичей для перераспределения княжеских столов, осуществлённых враждебным правительством Гуюк-хана⁵⁰.

Надо полагать, что А.А. Горский верно подметил связь и последовательность событий. Братья Александр и Андрей в 1249 г. получили свои владения (старший — Киев и всю Русскую землю; младший — Владимирское княжество) из рук центрального монгольского правительства в Каракоруме⁵¹. Тогда делами государства управляла вдова монгольского каана Гуюка Огул-Каймиш⁵², которая и выдала ярлыки на княжества. Однако в результате политической борьбы на престоле Монгольской империи оказывается Менгу, которого активно, в том числе военной силой, поддерживал глава Джучиева улуса Бату-хан. Официальная интронизация была осуществлена в месяц зу-ль-када 648 г. х., который соответствует 25 января — 23 февраля 1251 г.⁵³

Для традиционной монгольской политической практики было характерна необходимость при смене главы государства подтверждение существующих владетельных прав⁵⁴. Причем эти права должны были быть обеспечены личной явкой владетеля в ставку правителя. И действительно, армянские источники фиксируют вызов в степь армянских правителей в связи со сменой главы Монгольской империи. В частности, Киракос Гандзакеци описывает данные обстоятельства следующими словами: «...когда воцарился Мангу-хан, великий военачальник Батый... послал [людей] к царю Хетуму с [приглашением] приехать повидать его и Мангу-хана»⁵⁵. Смбат Спарапет относит начало поездки царя Хетума к 1253 г.⁵⁶

Русскими князьями, получившими инвеституру в Каракоруме, являлись на тот момент Александр и Андрей Ярославичи, а также Олег Ингваревич Рязанский. Именно они обязаны были явиться в ставку правителя, который занимался делами «Русского улуса». С большой долей вероятности можно предполагать, что функции управления русскими землями были переданы Менгу-кааном своему надежному союзнику и завоевателю Руси Батыю.

Именно к нему в 1252 г. и отправляется Александр Невский. Вероятно, его поездка была напрямую связана с необходимостью подтверждения своих владетельных прав, хотя источники этого не фиксируют. Бату-хан подтвердил ярлык 1249 г. «давшее ему старейшинство во всеи братьи его».

Летописные памятники фиксируют возвращение в 1252 г.⁵⁷ из степи Олега Ингваревича Рязанского (подробнее см. Приложение № 1, таблица № 79), что косвенно подтверждает цели поездки Александра Ярославича за возобновлением инвеституры.

Андрей Ярославич не предстал перед ордынским троном. Как отмечено в Лаврентьевской летописи, «здума... с своими бояры бѣгати нежели цесарем служити»⁵⁸. Именно после этого Батый, не дождавшись приезда Андрея, посылает на Русь военную экспедицию, результатом которой становится изгнание князя в «неведому землю». Александр же после этих событий получает ярлык и на Владимирское княжество, объединяя тем самым общерусский киевский стол с владимирским⁵⁹.

Показательно, что летописец скорее осуждает действия Андрея, нежели поведение Александра. Данные мотивы тесно перекликаются с «Житием Александра Невского», также помещенном в Лаврентьевской летописи.

В «Житии...» события описаны предельно кратко: «...По сем же разгневася царь Батый на брата его меньшаго Андрѣя и посла воеводу своего Неврюня повоевати землю Суждальскую»⁶⁰. Причем в «Житии...» явно подчеркивается «правильное» поведение Александра после возвращения из Орды: «Не внимая богатства и не презря кровъ праведничю, сиротѣ и вдовици въправду судия, милостолюбець, благъ домочадцемъ своимъ и вънѣшнимъ от стран приходящим кормитель»⁶¹.

При этом, в «Житии...» дважды появляется тема «плена»-«пленения». Описывая первую поездку князя Александра в ставку ордынского хана, автор отмечает, что Бату-хан (Батый) «слышав Александра тако славна и храбра, посла к нему послы и рече: «Александре, вѣси ли, яко Бог покори ми многи языки? Ты ли един не хошеши покорити ми ся?». Но аще хощеши соблюсти землю свою, то приди скоро къ мнѣ и видиши честь царства моего». Александр вынужден ехать в ставку великого хана, где Бату «подивися, и рече велможам своимъ: «Истинну ми сказасте, яко нѣсть подобна сему князя». Почьтив же и честно, отпусти и»⁶².

Кроме того, в связи с последней поездкой князя в ставку хана в «Житии...» отмечается: «Бѣ же тогда нужда велика от иноплеменник, и гоняхут христианъ, веляше с собою воиньствовати». Князь же Александр «поиде к цареви, дабы отмолити людии от бѣды»⁶³.

Показательно, что автор памятника в первую очередь подчеркивал, что монголо-татары вообще и их «царь» Батый в частности действуют как орудие Всевышнего. Надо полагать, что автор, находил оправдание ордынской политики Александра, неявно сравнивая «царя в Восточной стороне Батыя» и Вавилонского царя Навуходоносора. При этом косвенно осуждалась политика младшего брата Александра Андрея (и, соответственно, ему подобных), который по данным летописей «здума... бѣгати нежели цесарем служити»⁶⁴, за что была разорена Суздальская земля⁶⁵.

Таким образом, в «Житии» фиксируются мотивы формирующейся концепции «плена»-«пленения», которые можно обнаружить и в летописном рассказе о «Неврюевой» рати. По данным рассказа князь Андрей Ярославич отказался служить «цесарем»⁶⁶. Именно данный факт рассматривается как первопричина похода ордынских войск на русские княжества. В результате князь «с своими бояры» вынужден был бежать «на неведому землю». Его владения были разорены: «Татарове же россунушася по земли... и людии бещисла поведоша до конь и скота и много зла створше отидоша»⁶⁷.

Эти установки тесно перекликаются с Книгой пророка Иеримии, в которой в частности отмечается: «страна же и царство, елицы аще не поработают царю вавилонску и елицы не вдежут выи своея в ярем царя вавилонска, мечем и гладом посещу их, рече Господь, дондеже скончаются в руце его. Вы же не слушайте лжепророк ваших и волхвующих вам и видящих сония вам, ни чарований ваших, ни обаятелей ваших глаголющих: не послужите царю вавилонскому: яко лжу прорицают тии вам, еже бы удалитися вам от земли вашея, извергнути вас и еже погибнути вам»⁶⁸ (Иер. 27, 8—10).

Показательно, что Книга пророка Иеремии посвящена описанию Вавилонского плена израильского народа. А отношение праведно верующего к Вавилонскому плену должно отличаться смирением перед волей Всевышнего. Ведь в книге пророка Иеримии отмечается: «склоните выи вашя под иго царя вавилонска и служите ему и людем его, и живи будете: почто умираете, ты и людие твои, мечем и гладом и мором, якоже рече Господь ко странам, не хотевшым служити царю вавилонску»⁶⁹ (Иер. 27: 12—13). А также: «вселитеся на земли и служите царю Вавилонску, и лучше вам будет» (Иер. 40: 9).

И в рассказе летописца о «Неврюевой» рати, и в отрывке из Книги пророка Иеримии присутствуют сходные смысловые мотивы. Это, в первую очередь, военное нашествие, вызванное отсутствием смирения князя Андрея перед волей Всевышнего. Во-вторых, это изгнание из собственных земель (ср.: «и побеже на неведому землю»; «...удалить вас из земли вашей и чтобы Я изгнал вас и вы погибли»). И, наконец, это разорение земель и пленение жителей княжества, которые тесно переплетаются с переселением израильтян в результате «Вавилонского плена».

Однако прямых указаний на отождествление «Ордынского» и «Вавилонского» плена в рассказе Лаврентьевской летописи о «Неврюевой рати» 1252 г. нет. Можно предполагать, что историософская концепция ордынского «ярма», «ига», «плена» находилось в период написания соответствующей статьи летописи в стадии формирования.

Таким образом, князь Александр Невский действовал в полном соответствии с ордынской политической практикой. Смена каана Монгольской империи требовала подтверждения инвеституры от принявших ранее власть в Каракоруме. Сообщение В.Н. Татищева о жалобе и «лести» Александра в отношении своего брата Андрея можно считать умозаключением самого исследователя.

Оправдание действиям князя Александра русские книжники второй половины XIII столетия искали в соответствиях с Библейскими сюжетами. Можно предполагать, что в период написания соответствующей статьи Лаврентьевской летописи о «Неврюевой рати» (1305 гг.⁷⁰) и «Жития Александра Невского» (1263 г.⁷¹) начала формироваться историософская концепция «плена»-«пленения», наибольшее соответствие которой находили в «Вавилонском плене» израильского народа (в этом случае должен был быть прослежен временный характер данной зависимости. Ведь власть вавилонского царя ограничена Всевышним «доколе не придет время и его земле и ему самому» (Иер. 27, 7)).

Показательно, что в большинстве более поздних летописей акценты явно смещены. К примеру, в Софийской I летописи рассказ о «Неврюевой рати» представляет собой краткое перечисление событий, правда с добавлением некоторых частностей⁷². Как и в Московском летописном своде конца XV в., здесь отмечается, что князь Андрей был настигнут под Переяславлем на «Бориш день» (24 июля) и, потерпев в сражении поражение, бежал с семьёй в Швецию⁷³. Однако составитель Софийской I летописи добавляет, что Андрей «последи же на рати убьен быс(ть) от немѣць»⁷⁴, тогда как в Московском летописном своде отмечается, что князь «по том приде в свою отчину»⁷⁵. Единственная оценочная характеристика событий выражена в провиденциальной формулировке: «Гнѣвомъ бо б(о)жиимъ за умножение грѣховъ наших побѣжены быша»⁷⁶. То есть, «Неврюева рать» рассматривается в данных летописях как обычный эпизод в прошлом Руси, который четко укладывается в привычные провиденциальные представления древнерусских книжников.

Развернутая характеристика произошедшему в 1252 г. дается в Никоновском своде. Во-первых, отмечается, что князь Александр Ярославич, отправляясь в Орду к «новому царю Сартаку, славный же градъ Владимерь и всю Суздальскую землю блюсти поручи брату своему Андрѣю». Однако его младший брат «...аще и преудобренъ бѣ благородиемъ и храбростию, но обаче правление дръжавы яко подѣлие вмѣняя, и на ловитвы животныхъ упражняя и совѣтникомъ младоумным внимая, отъ нихже бысть зѣло многое нестроение, и оскудение въ людехъ, и тщета имѣнию, егоже ради Богу попустившю»⁷⁷.

Показательно, что в Ветхом Завете повествуется о деятельности царя Ровоама, занявшего престол после Соломона: Царь Ровоам советовался со старцами, которые предстояли перед Соломоном, отцом его, при жизни его... Но он пренебрег совет старцев, что они советовали ему, и советовался с молодыми людьми, которые выросли вместе с ним и которые предстояли перед ним... И отвечал царь народу сурово и пренебрег совет старцев, что ни ему советовали (3 Цар. 12: 6, 8, 13)⁷⁸. В конечном итоге, царь Ровоам бежал от войск своих противников.

Андрей Ярославич, по данным Никоновского свода, мотивирует свои действия следующими словами: «Господи! Что есть доколѣ намъ межь собою бранитися и наводити другъ на друга Татаръ, лутчи ми есть бѣжати въ чюжую землю, неже дружитися и служити Татаромъ»». Однако он выступает со своими войсками навстречу ордынцам, но ««Гнѣвом же Божиимъ за умножение грѣховъ нашихъ погаными побѣжени быша, а князь великы Андрѣй едва убѣжа»⁷⁹.

Следовательно, в отличие от ранней традиции, в Никоновском своде действия князя Андрея оцениваются как пренебрежение своими обязанностями. В противовес ему князь Александр действует в соответствии с представлениями того времени о долге князя перед народом. В то же время, от имени Андрея провозглашается идея единения князей и борьба с усобицами и использованием в своих политических целях татар («доколѣ намъ... наводити другъ на друга Татаръ»). Не исключено, что именно эта фраза послужила В.Н. Татищеву основой для вывода о жалобе Александра на своего брата в Орде в 1252 г. Однако все эти установки Никоновского свода осмысливают события прошлого и, в частности, 1252 г. уже в соответствии с представлениями времени составления памятника в 1520-г гг.

Таким образом, князь Александр Ярославич, в отличие от своего брата Андрея, действовал в соответствие с политической традицией Монгольской империи, в связи с чем и получил ярлык на княжение.

Ранняя письменная традиция оценивала события русско-ордынских отношений того времени в категориях провиденциализма, ища им аналогии в библейских сюжетах, формулируя и осмысливая концепцию «плена» — «пленения» (использование в повествованиях мотивов Книги пророка Иеримии наводит на мысль о приравнивании «Ордынского плена» к библейскому «Вавилонскому плену»). Соответственно, мятежные действия князя Андрея оценивались негативно, как неугодные Богу. В более поздних памятниках, в связи с утратой актуальности событий 1252 г., «Неврюева рать» описывалась кратко, ограничиваясь простым перечислением событий с традиционными провиденциальными характеристиками.

Однако в позднем Никоновском своде появляется иная оценка мотивации и действий Андрея. При этом поведение князя также оценивается негативно, но уже как князя, который пренебрегает своими обязанностями.

Описание и характеристика событий 1252 г., таким образом, менялись в соответствие с актуальностью и политическими установками времени создания того или иного памятника.

Так или иначе, летом 1252 г. ордынские войска во главе с эмиром Неврюем вторглись в пределы Северо-Восточной Руси. Минуя Владимир, они направились к Переяславлю, где «постигоша» Андрея с его войсками. В результате столкновения, князь потерпел поражения и бежал, сначала в Новгород, а затем в Швецию. «Неврюева рать» разорила Переяславль и Переяславское княжество и вернулась в степь. А чуть позже на Русь вернулся уехавший в ставку Батыя перед походом татар Александр Невский. Князь «церкви въдвиже, град исполни, люди разбегшая собра в домы свояя»⁸⁰ и «бысть радость велика в граде Володимери и во всеи земли Суждольскои»⁸¹.

С деятельностью великого князя Александра Ярославича традиционно связывается следующий этап вовлечения Руси в орбиту монгольской государственности. Это перепись населения, осуществленная в 1257—1259 гг. при непосредственном участии Владимирского князя. Проходила она в рамках общеимперских мероприятий по упорядочиванию налоговой системы. В частности, в 1252 г. была проведена перепись завоеванных монголами земель Китая, а в 1254 г. — в Армении. Наибольшего противодействия намерения ордынских чиновников встретили в Новгороде, который не был завоеван монголами. Тем не менее, волнения в новгородской земле были подавлены и в 1259 г. перепись русского населения была завершена. Как подчеркнул В.В. Каргалов, «в событиях переписи 1257—1259 гг. в Новгороде наблюдается картина тесного сотрудничества великокняжеской администрации и лично великого князя Александра Ярославича с татарскими «послами» и «численцами»»⁸².

С проведением переписных мероприятий тесно связано введение на Руси баскаческой организации. В частности, А.Н. Насонов видит подтверждение наличия данной организации, как военно-политической, в «десятниках», «сотниках», «тысячниках» и «темниках», которые вместе с численниками пришли на Русь, и являлись лицами командного состава из «собственно монголов и татар»⁸³. Однако В.В. Каргалов привел доводы в пользу того, что «аргументы А.Н. Насонова в лучшем случае допускают двойственное толкование и не обосновывают в достаточной степени тезис о существовании в Северо-Восточной Руси «военно-политической организации» монгольских феодалов»⁸⁴.

Тем не менее, сами баскаки на Руси присутствуют. Их функции В.В. Каргалов определяет, как представителей хана, «которые только контролировали деятельность русских князей и доносили хану в случае неповиновения»⁸⁵. Этот вывод исследователя перекликается со словами Б.Д. Грекова о том, что контроль над русскими князьями «осуществляли баскаки»⁸⁶.

Система сбора дани в пользу ордынского хана основывалась на откупной системе, которая всегда является основой для многочисленных злоупотреблений. Именно против данных нарушений («велику пагубу людемъ творяхуь, работяще резы многы, души крыстьянскыя раздно ведоша»; «творяше хритьяном велику досаду»⁸⁷) и было вызвано восстание в русских городах (Ростов, Владимир, Суздаль, Ярославль⁸⁸) в 1262 г. Сборщики дани были вырезаны. Эти события традиционно считаются одним из первых антиордынских народных восстаний⁸⁹.

Тогда же, в 1262 г., в Орду оправляется и великий князь Александр. По мнению Дж. Феннела, ему «ничего не оставалось, как оправиться в Золотую Орду». Однако удалось ли избавить Русь от карательной экспедиции не известно из-за молчания источников⁹⁰. Здесь необходимо согласится со словами Р.А. Романова, подчеркнувшего, что представляется «уместным отметить, что, в данном случае, молчание красноречивей любых слов. Ибо вряд ли летописи могли не сообщить о карательной экспедиции»⁹¹.

Большинство же исследователей, вслед за А.Н. Насоновым и В.А. Кучкиным, полагают, что восставшим удалось сыграть на противоречиях между Сараем и Каракорумом: в Орде смотрели «сквозь пальцы» на восстание против имперских откупщиков дани⁹².

Поэтому поездка Александра Невского в Орду в 1262 г. связывается с намерением князя избавить, или как отмечает «Житие Александра Невского», «отмолить»⁹³ русских людей от рекрутского набора (так полагают, например, Ю.К. Бегунов, В.Л. Егоров, А.Н. Кирпичников, Ю.В. Кривошеев, В.А. Кучкин⁹⁴).

Таким образом, источники фиксируют еще один признак зависимости — участие русских войск в военных мероприятиях Орды. Причем именно Александру Невскому удается смягчить данную повинность: после его поездки 1262—1263 гг. в войнах сарайских ханов участвуют не мобилизованные в русских княжествах рекруты, а княжеские дружины.

По дороге из Орды князь Александр Ярославич умирает.

Таким образом, он побывал в Орде шесть раз, проведя в степи четыре с половиной года, это составило около 41,7% (самый большой результат для XIII века) от времени его удельного правления (6 лет — 3 поездки), 18,2% от великого княжения (11 лет — 3 поездки) и около 10,5% от лет его жизни (43).

Кроме того, мы наблюдаем, что в рассмотренный период первых двух десятилетий установления системы зависимости от Орды, русские князья совершили в Орду 38 поездок. Зафиксировано пребывание при ордынском престоле 16 князей и одной княгини.

По одному разу в Орде были: Андрей Мстиславич (княжич киевский или черниговский), его брат и жена (подробнее см. Приложение № 1, таблицы №№ 11, 12, 13), Даниил Романович Галицкий (за ярлыком на свое княжество) (подробнее см. Приложение № 1, таблица № 41), Дмитрий Святославич Юрьев-Польский (сопровождал отца) (подробнее см. Приложение № 1, таблица № 49), Иван Всеволодович Стародубский (за ярлыком на свое княжество) (подробнее см. Приложение № 1, таблица № 54), Константин Ярославич (ездил в Каракорум по поручению отца) (подробнее см. Приложение № 1, таблица № 68), Михаил Всеволодович Черниговский (казнён в Орде) (подробнее см. Приложение № 1, таблица № 74).

Дважды зафиксированы поездки: Василия Всеволодовича Ярославского (подробнее см. Приложение № 1, таблица № 22), Владимира Константиновича Углицкого (подробнее см. Приложение № 1, таблица № 35), Олега Ингваревича Рязанского (подробнее см. Приложение № 1, таблица № 81), Святослава Всеволодовича Суздальского (подробнее см. Приложение № 1, таблица № 89), Ярослава Всеволодовича Владимирского (подробнее см. Приложение № 1, таблица № 108). Также дважды для данного времени побывал в Орде Глеб Василькович Белозерский (всего — пять раз) (подробнее см. Приложение № 1, таблица № 37).

Пять раз в степь отправлялся Андрей Ярославич Суздальский (подробнее см. Приложение № 1, таблица № 15). Последний провел при ордынском дворе два с половиной года, что составило около 6% от лет его жизни (40) и около 14% от лет его княжения на уделе. Показательно, что, не смотря на свое вооруженное сопротивление ордынским войскам во время «Неврюевой рати», его поездки в Орду фиксируются в 1257 г. и 1258 г. Правда, осуществлены они уже после смерти Батыя и Сартака — правителей, который в источниках фигурируют как инициаторы похода 1252 г.

Шесть раз в ставке хана побывал Александр Ярославич Невский (подробнее см. Приложение № 1, таблица № 7).

Наибольшее количество поездок для рассматриваемого времени совершил Борис Василькович Ростовский (подробнее см. Приложение № 1, таблица № 16). Зафиксировано семь его поездок (всего за жизнь — восемь).

Наиболее длительное пребывание в степи для данного периода — 4,5 года — зафиксировано у Александра Невского. Борис Васильковича Ростовский и его брат Глеб Васильковича Белозерский провели в степи по 4-ре года. Правда, в их случае — это общая сумма по итогам всех поездок, последние из которых были совершены ими в 1270-х гг.

Источники фиксируют в данный период казни в Орде двух князей.

* * *

Смерть Александра Невского не вызвала спора о престолонаследии. На владимирском столе, получив ярлык хана, утвердился его следующий по старшинству брат Ярослав (удельный князь Тверской). Как подчеркнул В.В. Каргалов, к «великому княжению Ярослава Ярославича относятся первые известия о непосредственном участии татар в русских делах и прямой поддержке ими великого князя»⁹⁵.

В первую очередь источники отмечают участие великого баскака владимирского Иармаганя (Амрагана) с ордынским отрядом в готовящемся походе русских войск на Орден в 1268 г. Показательно, что узнав о присутствии ханских войск, немцы спешно заключили мирный договор.

Активная роль ордынской власти прослеживается в событиях 1270 г. Тогда новгородцы согнали с княжения великого князя Ярослава и пригласили его племянника Дмитрия Александровича Переяславского. Однако последний отказался от их предложения. Ярослав отправил в Орду посланника с просьбой оказать ему военную помощь. Но брат великого князя Василий Костромской сумел убедить хана в правоте новгородцев, и, по данным летописей, ордынские войска были отозваны из похода с марша⁹⁶. Тем не менее, при заключении договора великого князя с Новгородом присутствовали ордынские послы. Причем, как отмечено на обороте грамоты, они прибыли с особыми полномочиями, которых в отношении новгородской земли ранее не отмечалось: «Се приехаша послы от Менгу Темеря цесаря сажать Ярослава с грамотой Чевгу и Баиши»⁹⁷. То есть, по сути, хан Менгу-Темир выдал особый ярлык Ярославу на княжение в Новгороде, а возведение в новгородские властители осуществляли уполномоченные ханские послы.

Показательно, что следующий великий князь владимирский Василий Ярославич (удельный князь Костромской), ранее выступавший защитником новгородских вольностей, в 1273 г. вступил в конфликт с «вольным» городом. Причины конфликта источники не называют. В.В. Каргалов выдвинул предположение, что выступление новгородцев «как-то связано с подготовкой новой татарской переписи»⁹⁸. Именно к этому году Новгородская IV летопись относит «число второе из Орды от царя»⁹⁹. Новгородцы вновь призвали на стол Дмитрия Александровича, который на сей раз, согласился. Однако великий князь Василий «с великим баскаком Иаргаманем, со князем Айдаром, с многими татары царевыми» разорил новгородские волости (в частности, взял Торжок, где посадил своего наместника). Одновременно тверской князь Святослав Ярославич «иде с татары царевыми, и воеваша Новгородцкиа власти: Волокъ, Бежечи, Вологду»¹⁰⁰. В результате Дмитрий покинул Новгород, а князем был признан Василий. Таким образом, как отметил В.В. Каргалов, «в связи с продолжавшимся ослаблением великокняжеской власти непосредственное вмешательство татар в русские дела усиливалось»¹⁰¹.

Необходимо отметить, что младшие братья-Ярославичи — Ярослав и Василий — провели в ставке ордынского хана в общей сложности по полтора года. При этом Ярослав ездил в Орду дважды, а Василий — трижды.

Доля пребывания в Орде у Ярослава составила 3,6% от лет жизни (42), 1,9% от удельного княжения (26 лет) и 11,1% от великого княжения (9 лет).

У Василия — соответственно: 4,3% — от лет жизни (35), 3,3% — от времени удельного княжения (ок. 30), 12,5% — от великого (4 года) (подробнее см. Приложение № 1, таблица №№ 31, 109).

После смерти в начале 1276 г. великого князя Василия власть переходит к следующему по старшинству представителю рода, старшему сыну Александра Невского Дмитрию (удельному князю Переяславскому). Причем, источники не фиксируют поездки в этом году князя (или уполномоченных лиц для получения ярлыка). Однако, вероятно, официальное оформление вассальных отношений все же состоялось (см. ниже).

Летописи достаточно подробно описывают участие русских войск в этот период во внешнеполитических мероприятиях Орды.

В частности, зимой 1274—1275 гг. ордынцы совершили поход на Литву¹⁰². При возвращении в степь татары разорили территорию Курского княжества¹⁰³. Галицко-Волынский летописец охарактеризовал положение в данный период русских князей по отношению к ордынскому хану в емкой и четкой фразе: «Тогда бо бяху вси князи в воли в тотарьской»¹⁰⁴.

В 1276—1277 гг. русские князья участвовали в походе на Северный Кавказ (на «Ясы»), который возглавлял лично хан Менгу-Темир. Русско-ордынские войска подошли «ко Яскому городу ко славному Дедякову взяша его месяца февраля в 8 и многу корысть и полонъ взяша, а противных избиша бесчисленно, град же их огнем пожгоша»¹⁰⁵. Причем, летописец особо подчеркнул, что участвовавших в походе князей Глеба Белозерского, Федора Ярославского, Андрея Городецкого «Менгутемиръ добре почести... и похвали их вельми и одаривъ их отпусти въ свою отчину»¹⁰⁶.

А в следующем 1277 г. Федор Ярославский и его зять Михаил Ростовский участвовали со своими дружинами в войне ордынцев в Дунайской Болгарии¹⁰⁷.

Таким образом, участие русских княжеских дружин в военных действиях в интересах ордынских ханов свидетельствует о продолжении фактического втягивания русских княжеств в ордынскую систему государственности.

Следующим этапом, связанным с усилением зависимости русских земель от Орды необходимо признать 1280—1290-е гг. Непосредственно это было связано с появлением фактически второго политического центра в степи. Как подчеркнул А.Н. Насонов, один «из выдающихся золотоордынских военачальников темник Ногай занял обширную территорию к северу от берегов Черного моря, охватывающую значительную часть Южнорусской равнины к востоку от реки Десна»¹⁰⁸. Со смертью в 1280 г. хана Менгу-Тимура принято связывать прямое образование второго военно-политического лагеря в Орде¹⁰⁹.

Именно в начале 80-х гг. XIII столетия, а, точнее, зимой 1281—1282 гг. в Северо-Восточной Руси начинается усобица между братьями-Александровичами. Андрей Александрович, удельный князь Городецкий, «испросивъ собе княжение великое подъ братомъ своимъ»¹¹⁰, выдвинулся с «погаными Татары» на Переяславль, где был удельным князем его старший брат Дмитрий, который и являлся великим князем владимирским. Ордынские войска разорили Муром и окрестности Владимира, Юрьева, Суздаля, Ростова и Твери, а 19 декабря 1281 г.¹¹¹ захватили Переяславль. Князь Дмитрий покинул город и попытался укрыться в Копорье. Однако новгородцы, чьей территорией считалась крепость, отказали ему в убежище и он укрылся, скорее всего, у своего зятя Довмонта во Пскове. Андрей сел на столе в Новгороде.

Однако, как только ордынский отряд покинул пределы русских земель, несмотря на поддержку новгородцев, Андрей вынужден был уступить власть своему старшему брату. Тогда Городецкий князь вновь привел войска на Русь и, как отмечает Симеоновская летопись «сътвори зло въ земли Суждалскои такоже якоже преже сказахом»¹¹². Князь Дмитрий предпочел бежать в Ногаеву Орду. Здесь ему удалось получить подтверждение своих властных полномочий, и уже в конце 1283 г. он с ордынским отрядом и братом Андреем подводит войска к Великому Новгороду и восстанавливает свои княжеские права¹¹³. На небольшое время усобица затихает.

По всей видимости, после смерти хана Менгу-Тимура, Андрею удается первым прибыть ко двору нового хана Туда-Менгу (вступил на престол в августе 1281 г.) за ярлыком на удел и убедить последнего, что великий князь Дмитрий не соответствует великокняжескому статусу. Необходимо отметить, что источники не фиксируют поездок Переяславского князя в степь до отъезда его к Ногаю в 1282 г. Возможно, инициатива походов исходила вовсе не от Андрея (или не только от него), а от новой верховной власти, потребовавшей личной явки великого князя ко двору хана за ярлыком. Когда же Дмитрий прибыл в ставку, пусть не хана, но не менее могущественного правителя¹¹⁴, формальности были соблюдены, и ордынская власть перестала поддерживать Андрея. Кроме того, по справедливому мнению А.А. Горского, «можно полагать, что за время длительного пребывания Дмитрия в его улусе Ногаю удалось, используя свое влияние при дворе Туда-Менгу (который вскоре после воцарения отошел от государственных дел) добиться подтверждения ярлыка на великое княжение, полученного Дмитрием прежде от Менгу-Тимура»¹¹⁵.

Данная логика вписывается в следующий этап эскалации событий. В 1285 г. «князь Андреи приведе царевича, и много зла сътворися крестьяномъ. Дмитрии же, съчтався съ братью, царевича прогна, а боляры Андреевы изнима»¹¹⁶. Никаких карательных последствий данный шаг Дмитрия не имел. Такое могло быть лишь в случае, если «царевич» (а «царевичами» в русской письменной традиции называли чингизидов) действовал без ханского указа. Но, тогда, «царевич» должен был быть наказан ханом. Вероятно, такой факт не ускользнул бы от внимания летописца. Сложившиеся обстоятельства возможны при учете того факта, что именно в период 1285—1286 гг. был отстранен от власти хан Туда-Менгу. Ведь, по сведениям Рашид-ад-Дина он царствовал «некоторое время». Затем власть узурпировали, «под тем предлогом, что он помешан», сыновья Менгу-Тимура, Алгуй и Тогрыл, и сыновья Торбу — Тула-Бука и Кунчек и «сами совместно царствовали пять лет». Поскольку убийство Тула-Буки и Алгуя произошло в 1291 г. (4 января — 23 декабря), то отречение Туда-Менгу необходимо отнести к 1285—1286 гг. При этом арабский автор Бейбарс отмечает, что Туда-Менгу правил также пять лет, а вступил он на престол в августе 1281 г. В этом случае также получаем дату — 1286 г.¹¹⁷ Полученная дата также соответствует мартовскому 1285—1286 гг. русских летописей. Вероятно, воспользовавшись безвластием в степи, Андрей и привел ордынскую рать, которая была разгромлена Дмитрием. Данное поражение, а также то, что новым ханом Орды стал ставленник покровителя Дмитрия Ногая Тула-Бука, на время остудило притязания князя Андрея на великокняжеский престол.

В то же время, нарастание противостояния между Ногаем и центральной властью в лице хана Тула-Буки ярко прослеживается на примере событий в Курском княжестве. Ордынский баскак Ахмат, вероятно, ставленник Ногая, организовал во владениях князей Воргольского и Липовичского две слободы. В них начал стекаться народ, привлекаемый, видимо, установленными льготами. Это наносило экономический урон князьям, и они отправили жалобу хану Тула-Буке. Хан дал Олегу Рыльскому и Воргольскому «приставы» и слободы были уничтожены. Однако Ахмат привел войска от Ногая и разорил территорию княжества. Князья бежали: Святослав Липовичский в Воронежские леса, Олег — к Тула-Буке. В апреле Святослав «без царева слова» напал на баскаческий отряд и уничтожил его. Олег поссорился из-за этого с Липовичским князем, привел от хана отряд и убил Святослава с двумя сыновьями. Позже, его брат привел отряд, вероятно, от Ногая. Олег погиб¹¹⁸. Как надежно установил В.А. Кучкин, данные события произошли в 1289—1290 гг.¹¹⁹

В 1291 г. при активном участии Ногая ханом становится Токта (Тохта). Вероятно, ордынский временщик был вполне уверен в своем ставленнике. Однако тот начинает постепенно усиливать свою политическую роль. В рамках упрочения позиции Токты было нашествие в 1293 г. на Владимирское княжество ордынских войск во главе с братом хана Туданом или «Дюденева рать». Любопытно, что Симеоновская летопись отмечает только, что «бысть въ Русскои земли Дюденева рать на великаго князя Дмитрея Александровичя»¹²⁰, тогда как Московский летописный свод подчеркивает, что «Князь Андреи Александровичь иде во Орду и со иными Русскими князи, и жаловася на брата своего на великого князя Дмитрея Александровичя»¹²¹. То есть, в первом случае поход ордынских войск выглядит как инициатива хана, тогда как во втором — инициатива противников Дмитрия Переяславского. Надо полагать, что в данном случае интересы сторон совпали как нельзя лучше. В результате крупномасштабного нашествия было разорено 14 городов Владимиро-Суздальской Руси. Как отметил В.В. Каргалов, записи «о том, что Дюдень разрушил такое же количество городов, как и Батый (14), подчеркивают сопоставимость в глазах летописцев этих двух походов»¹²². В начале 1294 г. Дмитрий умирает.

Князь Дмитрий — единственный князь, занимавший великоняжеский престол, о котором нет свидетельств о его поездке в Орду за ярлыком.

Это позволило Н.М. Карамзину утверждать, что Дмитрий Александрович после смерти его предшественника князя Василия отправился сразу же в Новгород, а не на поклон к хану¹²³.

Однако известно, что князь Василий Ярославич Костромской, занимавший Владимирский престол перед Дмитрием, скончался в январе 1276 г.¹²⁴ А на новгородский стол Дмитрий сел «в неделю на всѣх святых»¹²⁵. Память всех святых, празднующаяся православными христианами в седьмую неделю по Пасхе, приходилась в 1276 г. на 24 мая (сама Пасха была 5 апреля). Таким образом, между посажением на престол в Новгороде и смертью Василия Ярославича прошло не менее четырёх месяцев — время на дорогу в Орду и обратно (см. Глава № 3 параграф. № 1). Однако времени на пребывание в ставке хана в таком промежутке крайне мало. Тем не менее, есть примеры достаточно кратких сроков посещения Орды: поездка Василия I в 1392 г. в ставку Токтамыша была совершена в течение трёх месяцев (с 16 июля по 20 октября 1392)¹²⁶. Необходимо также учесть, что в случае смерти князя Василия в начале января 1276 г., мы получаем период в менее пяти месяцев, в который князь Дмитрий вполне мог бы съездить за ярлыком в ставку хана. К примеру, поездка князя Симеона Гордого с братьями к ордынскому столу в 1340 г. заняла около пяти месяцев¹²⁷. Чуть больше пяти месяцев (15 июня — 25 ноября) заняла поездка в Мамаеву Орду в 1371 г. князя Дмитрия Ивановича Московского¹²⁸.

Кроме того, ряд летописей упоминает об участии Дмитрия в походе на Северный Кавказ в 1276—1277 г. и в штурме Дедякова¹²⁹. Оснований не доверять данным свидетельствам нет. Вполне вероятно, что он мог получить ярлык на княжение во время данного военного похода.

За свои 44 года князь Дмитрий Александрович провел в ставке хана около 4% от лет жизни (44), 4,3% от лет удельного княжения (30) и около 3% от лет великого княжения. Это составило около двух лет (подробнее см. Приложение № 1, таблица № 42).

После смерти Дмитрия неоспоримым главой Владимирской Руси становится его младший брат Андрей.

Тем не менее, конфликтность ситуации не была изжита. Новому великому князю противостоял Иван Дмитриевич Переяславский, который, судя по всему, искал поддержки против дяди у Ногая¹³⁰. Во-вторых, осенью 1296 г. новгородцы изгнали наместников Андрея и пригласили на княжение его младшего брата Данилу Александровича Московского. Тот заключил договор с Михаилом Ярославичем Тверским. То есть, против Андрея сложилась прочная коалиция князей, один из которых (Данила Московский) являлся следующим по старшинству после Городецкого князя и мог претендовать на владимирский престол.

Однако в конце 1296 г. Андрей Александрович пришел из Орды от хана Токты в сопровождении посольства во главе с Алексой Неврюем. Он двинулся на Переяславль. Но в отсутствие Ивана, который видимо был в Ногаевой Орде, его союзники Данила Московский и Михаил Тверской выдвинули свои войска навстречу Андрею и Алексе Неврюю. Как подчеркнул А.А. Горский, завязавшиеся «между сторонами переговоры приняли форму княжеского съезда во Владимире»¹³¹. На съезде великому князю Андрею Александровичу Владимирскому, Федору Ростиславичу Ярославскому и Константину Борисовичу Ростовскому противостояли Данила Александрович Московский и Михаил Ярославич Тверской. Как отметил летописец: «И за малым упасл Бог кровопролитья, мало бою не было; и поделившеся княжением и разъехашася в свояси»¹³². По аргументированному мнению А.А. Горского «именно в конце 1296 или начале 1297 г. во Владимире старшие князья «проногаевской» группировки «отступились» от своего сюзерена <...> признали себя вассалами Тохты и обязались не оспаривать прерогатив Андрея (что выразилось в возвращении ему новгородского стола); благодаря этому волжский хан по приезде их младшего союзника от Ногая не стал отнимать у него княжение»¹³³.

Таким образом, именно верховная ордынская власть в конце XIII века стала главным арбитром в делах Владимиро-Суздальской Руси. Это показатель весьма значительной вовлеченности русских князей в ордынскую политическую систему.

Андрей Александрович ещё один раз ездил в Орду. Его отъезд летописи фиксируют летом 1302 г.¹³⁴, а возвращение — осенью 1303 г.: «прииде из Орды с послы и жалованиемъ церковным»¹³⁵. Поскольку мартовский 6810 (1302) г. завершился 28 февраля, то поездка князя заняла не менее семи месяцев. Поездка 1302—1303 гг. в Орду князя Андрея Александровича была для него последней. 27 июля 1304 г. он скончался.

В общей же сложности князь Андрей совершил восемь поездок в ставку хана и провел там более четырех лет. От его лет жизни (49) это составило около 8,8%, от лет удельного княжения (42) — около 7%, от лет великого княжения (9) — около 16,7%. (подробнее см. Приложение № 1; таблица № 8).

Примечания

1. О термине см.: Селезнёв Ю.В. Происхождение понятия «монголо-татарское иго» (терминологическая заметка) // Российская история. 2012. № 4. С. 107—110.

2. ПСРЛ. Т. III. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М., 2000. С. 297.

3. Хрусталев Д.Г. Русь: от нашествия до «ига» (30—40 гг. XIII в.). СПб.: Евразия, 2004. С. 262.

4. Хрусталёв Д.Г. Указ. соч. С. 262—263.

5. ПСРЛ. Т. IV: Новгородские и Псковские летописи. СПб., 1848. С. 37.

6. ПСРЛ. Т. IV: Новгородские и Псковские летописи. СПб., 1848. С. 37.

7. См. например: Насонов А.Н. Монголы и Русь // Арабески истории. М., 1994. Вып. 3—4. Русский разлив. Т. 1. С. 96.

8. ПСРЛ. Т. 1. Вып. 2—3. С. 473.

9. Там же. С. 263.

10. ПСРЛ. Т. I. Стб. 470.

11. Насонов А.Н. Монголы и Русь // Арабески истории. М., 1994. Вып. 3—4. Русский разлив. Т. 1. С. 256—257.

12. Каргалов В.В. Указ. соч. С. 136.

13. Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы... С. 137.

14. Хрусталёв Д.Г. Указ. соч. С. 264.

15. «Сказание об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и его боярина Федора» // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 5. СПб., 2000. С. 156.

16. Греков Б.Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда и ее падение. М.; Л., 1950. С. 218; Насонов А.Н. Монголы и Русь // Арабески истории. Вып. 3—4. Русский разлив. Т. 1. М., 1995. С. 85.

17. Подробнее см.: Амелькин А.О., Селезнёв Ю.В. Нашествие Батыя и установление ордынского ига в общественном сознании Руси XIII—XVII вв. Воронеж, 2004. С. 12—22.

18. Путешествия в восточные страны... С. 75; Селезнёв Ю.В. Титулование в русской письменной традиции золотоордынской аристократии при описании русско-ордынских конфликтов XIII—XV вв. и численность войсковых подразделений // Золотоордынское наследие. Вып. 1. Материалы Международной научной конференции «Политическая и социально-экономическая история Золотой Орды (XIII—XV вв.)». Казань: Изд-во «Фэн» АН РТ, 2009. С. 195—200.

19. Подробнее см.: Горский А.А. Гибель Михаила Черниговского в контексте первых контактов русских князей с Ордой // Средневековая Русь. Вып. 6. / отв. редактор А.А. Горский. М.: «Индрик», 2006. С. 138—154.

20. См. например.: Насонов А.Н. Монголы и Русь. М.; Л., 1940. С. 31—32; Арабески истории. М., 1994. Вып. 3—4. Русский разлив. Т. 1. С. 96—97; Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы... С. 138.

21. Путешествия в восточные страны. С. 77.

22. Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы... С. 139.

23. ПСРЛ. ТІ. Стб. 471.

24. Там же. Стб. 471.

25. Там же. Стб. 471.

26. Там же. Стб. 472.

27. Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы... С. 140; см. также: Егоров В.Л. Александр Невский и Золотая Орда // Александр Невский и история России. Новгород, 1996. С. 48.

28. Егоров В.Л. Александр Невский и Золотая Орда. С. 50; он же. Александр Невский и Чингизиды // Отечественная история. 1997. № 2. С. 52.

29. Подробный обзор мнений см.: Соколов Р.А. Александр Невский: панорама новейших мнений // Клепинин Н.А. Святой благоверный и великий князь Александр Невский. СПб.: Алетейя, 2004. С. 267—269.

30. Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы... С. 141—142.

31. Горский А.А. Два «неудобных» факта из биографии Александра Невского // Александр Невский и история России. Новгород, 1996. С. 71—72.

32. Более подробно мнения исследователей см.: Соколов Р.А. Александр Невский: панорама новейших мнений // Клепинин Н.А. Святой благоверный и великий князь Александр Невский. СПб.: Алетейя, 2004. С. 267—269.

33. Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 3, 4. М., 1993. С. 195.

34. Насонов А.Н. Монголы и Русь // «Арабески» истории. Вып. 3—4. Русский разлив. Т. 1. М., 1994. С. 97.

35. Архив Маркса и Энгельса. Т. VIII. М., 1946. С. 145.

36. Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы... С. 140.

37. Там же. С. 140.

38. Там же. С. 140.

39. Там же. С. 142.

40. Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы... С. 145.

41. Там же. С. 145.

42. Кучкин В.А. Александр Невский — государственный деятель и полководец средневековой Руси // Отечественная история. 1996. № 5. С. 28.

43. Татищев В.Н. История Российская. Т. 5. М., 1965. С. 40; С.М. Соловьев. История России. М., 1960. Т. 3. с. 157.

44. Шенк Ф.Б. Александр Невский в русской культурной памяти: святой, правитель, национальный герой (1263—2000). М.: Новое литературное обозрение, 2007. С. 46.

45. Кучкин В.А. Александр Невский — государственный деятель и полководец средневековой Руси. С. 28.

46. Там же. С. 28, 33.

47. ПСРЛ. Т. I. Стб. 473.

48. Там же. Стб. 473.

49. Кучкин В.А. Александр Невский — государственный деятель и полководец средневековой Руси. С. 28.

50. Горский А.А. Два «неудобных» факта из биографии Александра Невского // Александр Невский и история России. Новгород, 1996. С. 71—72; он же «Всего еси исполнена земля русская»: Личности и ментальность русского средневековья: Очерки. М.: Языки славянской культуры, 2001. С. 59—60.

51. ПСРЛ. Т. I. Стб. 472.

52. Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. II. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. С. 128; Р.Ю. Почекаев полагает, что ярлыки на владения братьям-Ярославичам выдал ещё Гуюк (Почекаев Р.Ю. Батый. Хан, который не был ханом. М.; СПб., 2007. С. 226). Однако великий каан скончался в 1248 г., возглавляя империю «около года» (Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. II.). Андрей и Александр ездили в Каракорум, когда делами государства управляла вдова Гуюка Огул-Каймиш.

53. Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. II. С. 132.

54. Подробнее см.: Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М.: Изд-во МГУ, 1973. С. 54.

55. Киракос Гандакеци. История Армении. М., 1976. С. 222.

56. Галстян А.Г. Армянские источники о монголах. Извлечения из рукописей XIII—XIV вв. М., 1962. С. 47.

57. ПСРЛ. Т. I. Вып. 2. Стб. 473; Т. IV. Ч. 1. С. 228; Т. VIII. С. 160; Т. XI. С. 139; Т. XV. Стб. 397; Т. XVI. Стб. 52; Т. XVIII. С. 70; Т. XX. Ч. 1. С. 163; Т. XXIII. С. 84; Т. XXV. С. 142; Т. XLIII. С. 94.

58. ПСРЛ. Т. I. Стб. 473.

59. Горский А.А. Русские земли в XIII—XIV вв. Пути политического развития. М., 1996. С. 29; Ставиский В.И. «Киевское княжение» в политике Золотой Орды (первая четверть XIV в.) // Внешняя политика Древней Руси (тезисы докладов). М., 1988. С. 95; Толочко А.П. Князь в Древней Руси: власть, собственность, идеология. Киев, 1991. С. 190—191.

60. Житие Александра Невского // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 5. СПб.: Наука, 2000. С. 366.

61. Житие Александра Невского. С. 366.

62. Там же. С. 366.

63. Там же. С. 366.

64. ПСРЛ. Т. I. Стб. 473.

65. Ср.: Лаушкин А.В. К истории возникновения ранних проложных Сказаний и Михаиле Черниговском // Вестник Московского университета. Серия 8. История. 1999. № 6. С. 23; подробнее см.: Амелькин А.О., Селезнёв Ю.В. Нашествие Батыя и установление ордынского ига в общественном сознании Руси XIII—XVII вв. Воронеж, 2004. С. 40—41.

66. ПСРЛ. Т. I. Стб. 473.

67. Там же. Стб. 473.

68. «И если какой народ и царство не захочет служить ему, Навуходоносору, царю Вавилонскому, и не подклонит выи своей под ярмо царя вавилонского, — этот народ Я накажу мечем, голодом и моровою язвою, говорит Господь, доколе не истреблю их рукою его. И вы не слушайте своих пророков и своих гадателей, и своих сновидцев, и своих волшебников, и своих звездочетов, которые говорят вам: «не будете служить царю Вавилонскому». Ибо они пророчествуют вам ложь, чтобы удалить вас из земли вашей и чтобы Я изгнал вас и вы погибли».

69. «Подклоните выю свою под ярмо царя Вавилонского и служите ему и народу его, и будете живы. Зачем умирать тебе и народу твоему от меча, голода и моровой язвы, как изрек Господь о том народе, который не будет служить царю Вавилонскому?»

70. Кучкин В.А. Монголо-татарское иго в освещении древнерусских книжников (XIII — первая четверть XIV в.) // Русская культура в условиях иноземных нашествий. М., 1990. С. 43; Он же. Летописные рассказы о битве на р. Калке. Рассказ в Лаврентьевской летописи // Письменные памятники истории Древней Руси. Летописи. Повести. Хождения. Поучения. Жития. Послания: Аннотированный каталог-справочник / под. Ред. Я.Н. Щапова — СПб., изд-во «Руссо-Балтийский информационный центр «Блиц»». 2003. С. 76.

71. Охотникова В.И. Повесть о житии Александра Невского // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л. 1987. С. 357; Кучкин В.А. Монголо-татарское иго в освещении древнерусских книжников (XIII — первая четверть XIV в.). С. 36—39; Бегунов Ю.К. Памятники русской литературы XIII в. и «Слово о погибели русской земли». М.; Л.. С. 20, 163.

72. ПСРЛ. Т. VI. Вып. 1. М., 2000. Софийская I летопись. Стб. 327—328.

73. ПСРЛ. Т. VI. Софийская I летопись. Стб. 327—328; Т. XXV. М.; Л., 1949. С. 141—142.

74. ПСРЛ. Т. VI. Софийская I летопись. Стб. 328.

75. ПСРЛ. Т. XXV. С. 142.

76. ПСРЛ. Т. VI. Софийская I летопись. Стб. 327; Т. XXV. С. 141.

77. ПСРЛ. Т.Х. М., 2000. Никоновский свод. С. 138.

78. И советовался царь Ровоам со старейшинами, которые предстояли пред лицом Соломона, отца его, при жизни его... Но он оставил совет старейшин, который они давали ему, и стал советоваться с людьми молодыми, которые выросли вместе с ним, предстоящими пред лицом его... Тогда царь отвечал им сурово, ибо оставил царь Ровоам совет старейшин, и говорил им по совету молодых людей (2 пар. 10: 6, 8, 13).

79. ПСРЛ. Т.Х. Никоновский свод. С. 138—139.

80. НПЛ. С. 305.

81. ПСРЛ. Т. I. Стб. 473.

82. Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы... С. 153.

83. Насонов А.Н. Указ. соч. С. 87.

84. Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы... С. 157.

85. Там же. С. 159.

86. Греков Б.Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда и ее падение. М.; Л., 1950. С. 220.

87. ПСРЛ. Т. I. Стб. 476.

88. Там же.

89. См. например: Насонов А.Н. Монголы и Русь // Арабески истории. М., 1994. Вып. 3—4. Русский разлив. Т. 1. С. 107—109; Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы развития... 157; он же. Русь и кочевники. М., 2004. С. 162.

90. Феннел Дж. Кризис средневековой Руси. 1200—1304. М., 1989. С. 161.

91. Соколов Р.А. Александр Невский: панорама новейших мнений // Клепинин Н.А. Святой благоверный и великий князь Александр Невский. СПб.: Алетейя, 2004. С. 273.

92. Насонов А.Н. Монголы и Русь // Арабески истории. М., 1994. Вып. 3—4. Русский разлив. Т. 1. С. 107—108; Кучкин В.А. Александр Невский — государственный деятель и полководец средневековой Руси // Отечественная история. 1996. № 5. С. 29.

93. Житие Александра Невского // Библиотека литературы Древней Руси. СПб.: Наука, 2000. С. 368.

94. Бегунов Ю.К. Александр Невский и современность // Князь Александр Невский. СПб., 1995. С. 44; Егоров В.Л. Александр Невский и Золотая Орда. С. 59; он же. Александр Невский и Чингизиды. С. 55—56; Кирпичников А.Н. Александр Невский: между Западом и Востоком // Вопросы истории. 1996. № 11—12. С. 118; он же. Две великих битвы Александра Невского // Александр Невский и история России. Новгород, 1996. С. 30; Кривошеев Ю.В. Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII—XIV вв. СПб., 1999. С. 198; Кучкин В.А. Александр Невский — государственный деятель и полководец средневековой Руси // Отечественная история. 1996. № 5. С. 29.

95. Каргалов В.В. Указ. соч. С. 163.

96. ПСРЛ. Т. XXV. М.; Л., 1949. С. 149.

97. Грамоты Великого Новгорода и Пскова (далее — ГВНП). М.; Л., 1949. С. 11.

98. Каргалов В.В. Указ. соч. С. 165.

99. ПСРЛ. Т. IV. Ч. І. М., 2000. С. 243.

100. ПСРЛ. Т. X. М., 1965. С. 151—152.

101. Каргалов В.В. Указ. соч. С. 165.

102. ПСРЛ. Т. II. М., 1962.

103. ПЛДР. XIII век. С. 368—371; ПСРЛ Т. II. Стб. 872—873; Т. VII. С. 172; Т. X. С. 152; Т. XVIII. С. 74, Т. XXV. С. 151.

104. Галицко-Волынская летопись // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 5. XIII век. СПб. 2000. С. 306.

105. ПСРЛ. Т. XXV. М.; Л., 1949. С. 152.

106. Там же. С. 152.

107. Там же. С. 152.

108. Насонов А.Н. Монголы и Русь // Арабески истории. М., 1994. Вып. 3—4. Русский разлив. Т. 1. С. 123.

109. Подробнее о возвышении Ногая см.: Селезнев Ю.В. Ногай — полководец и политик Золотой Орды // Новик. Вып. 3. Воронеж: ЦЧКИ, 2000. С. 67—70.

110. ПСРЛ Т. XVIII. С. 78.

111. О датировки событий см.: Бережков Н.Г. Хронология русского летописания. М., 1963. С. 286—287, 289, 356; Горский А.А. Москва и Орда. М., 2000. С. 15—16.

112. ПСРЛ Т. XVIII. С. 78.

113. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 225—326; ПСРЛ Т. XVIII. С. 79. См.: Селезнев Ю.В. Русско-ордынские конфликты XIII—XV веков. М.: Квадрига, 2010. С. 50.

114. О статусе Ногая в Орде подробнее см.: Селезнев Ю.В. Ногай — полководец и политик Золотой Орды. С. 70—75.

115. Горский А.А. Москва и Орда. С. 14—15.

116. ПСРЛ. Т. IV. Ч. 1. Вып. 1. Стб. 246; Т. 1. Стб. 526.

117. Рашид-ад-Дин. Указ. соч. С. 72—73; СМИЗО. Т. 2. С. 22, 29, 49—52, 69, 86, 91, 100, 211.

118. Кучкин В.А. Летописные рассказы с упоминанием князя Святослава Липовичского: историография, древнейшие тексты, хронология и география событий // Липецк: начало истории. Липецк, 1996. С. 7—39.

119. Кучкин В.А. Летописные рассказы о слободах баскака Ахмата // Средневековая Русь. Вып. 1. М., 1996. С. 48.

120. ПСРЛ. Т. XVIII. С. 82.

121. ПСРЛ. Т. XXV. С. 157.

122. Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы... С. 170.

123. Карамзин Н.М. История Государства Российского. СПб., 1842. Т. 4. Стб. 79.

124. ПСРЛ. Т. XVIII. С. 75.

125. НПЛ. С. 323.

126. ПСРЛ. Т. XV. Стб. 162; Т. XXIII. С. 132; Т. XXV. С. 219; Т. XI. С. 147.

127. ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1. Стб. 53.

128. ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1. Стб. 95—97. ПСРЛ. Т. XV. Стб. 433.

129. НПЛ. С. 324, 326, 327—328; ПСРЛ. Т. I. Вып. 2. Стб. 483, 484, 486; Вып. 3. Стб. 525, 526, 527, 528; Т. III. С. 324, 327; Т. IV. С. 44; Т. IV. Ч. 1. С. 244—245, 246, 248, 249; Т. V. С. 199, 201; Т. VI. Вып. 1. Стб. 357—358, 360, 362—363, 363, 364, 367; Т. VII. С. 173, 175, 176, 178179, 180, 181, 183; Т. X. С. 153—154, 155, 159, 160—161, 167, 169, 171, 174; Т. XV. Вып. 1. Стб. 34, 35; Т. XV. Стб. 404, 406—407; Т. 16. Стб. 55, 56; Т. XVIII. С. 75, 78, 82—83; Т. XX. С. 168, 169, 170, 171, 172, 173; Т. XXIII. С. 90, 91, 92, 93—94, 96; Т. XXIV. С. 101, 102, 105—106; Т. XXV. С. 152, 153, 154, 157; Т. XXVI. С. 94, 95—96; Т. XXX. С. 96, 97, 98, 99; Т. XXXIII. С. 71, 75, 76; Т. XXXVII. С. 71, 165; Т. XLIII. С. 101, 103.

130. См. например: Горский А.А. Москва и Орда. С. 26.

131. Горский А.А. Москва и Орда. С. 26.

132. ПСРЛ. Т. VI. Вып. 1. Стб. 364; Т. XVIII. С. 83; Т. XX. С. 171—172; Т. XXX. С. 99; Т. XXIII. С. 94; Подробнее см.: Астайкин А.А. Летописи о монгольских вторжениях на Русь: 12371480 // Арабески истории. Вып. 3—4. Русский разлив. Т. 1. М., 1994. С. 483; Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы... С. 170; он же. Свержение... С. 47; Кривошеев Ю.В. Русь и монголы: исследование по истории Северо-Восточной Руси XII—XIV вв. СПб., 1999. С. 311; Насонов А.Н. Монголы и Русь // Арабески истории. М., 1994. Вып. 3—4. Русский разлив. Т. 1. С. 79.

133. Горский А.А. Москва и Орда. С. 27.

134. НПЛ. С. 91. 330; ПСРЛ. Т. X. С. 174; ПСРЛ. Т. XXV. С. 393.

135. ПСРЛ. Т. XXV. С. 393.

Предыдущая страница

К оглавлению