Укрепление боярской власти во второй половине XIII века

В январе 1264 г. новгородский княжеский стол был занят Ярославом Ярославичем. Между кончиной Александра Невского в ноябре 1263 г. и началом княжения его брата Ярослава княжеское начало было представлено Дмитрием Александровичем, бывшим только наместником. Летопись так излагает существо этих перемен: «Сяде по брате своем великом князи Александре Ярославиче на великом княжении в Володимери брат его князь велики Ярослав Ярославич Тферскии, и бысть князь великыи Володимерскыи и Новогородцкии. Того же лета выгнаша новогородцы от себе из Новагорода князя Дмитреа Александровича. Того же лета иде князь велики Ярослав Ярославичь в Новгород, и приаша его новогородцы с радостию и с честию великою; он же тогда и женися в Новегороде, поя за себя Юрьеву дщерь Михаиловичя»¹.

Перед приходом Ярослава Ярославича новгородцы предпринимают некоторые шаги к отмене злоупотреблений Александра Ярославича. В частности, «бежичане» и «обонежцы» — субъекты Обонежского и Бежецкого рядов, по которым эти территории обеспечивали содержание князя, — на три года освобождаются от суда, раздаются некоторые волости. Однако на несамостоятельность положения Дмитрия в Новгороде указывает уже тот факт, что, отмечая указанные мероприятия, новгородцы не титулуют его².

Существует возможность предположительно определить территориальную принадлежность посадника Михаила Федоровича. Избранный во время конфликта новгородцев с Александром Невским после убийства прусского боярина Михалки Степановича и ставший затем инициатором приглашения Ярослава Ярославича и поддержания великокняжеского суверенитета над Новгородом после смерти Александра, он в своей политике близок посаднику Онанье, который был связан с Торговой стороной. Косвенное указание на связь с этой же территорией Михаила Федоровича, посадничавшего до гибели в 1268 г., содержится в принятом в середине 1260-х гг. «Уставе о мостех», в котором не названному по имени посаднику предписывается обязанность мостить улицу между церковью Ивана на Опоках и Великим рядом, т. е. на той же Торговой стороне³.

В посадничество Михаила Федоровича правящая боярская верхушка предпринимает меры к упрочению своего положения. В самом начале княжения Ярослава идет работа по составлению нового формуляра докончальной грамоты с князем, в котором предусмотрена не только новгородская «старина и пошлина», но и гарантия от повторения княжеского насилия. Степень участия князя в новгородском внутреннем управлении строго регламентируется.

Одним из важнейших направлений, по которому развивается в это время антикняжеская борьба боярства, является стремление к независимости от князя новгородского войска и военной политики. В 1265 г. новгородцы отказываются участвовать в походе Ярослава на Псков и заставляют его вернуть свои полки в Тверь. В 1266 г. новгородский поход на Литву возглавлен не князем Ярославом, а новгородским боярином Елферием Сбыславичем. В 1267 г. это стремление проявляется особенно наглядно, когда предположенный княжеским наместником поход на Литву заменяется по воле новгородцев походом на немцев, завершившимся известной Раковорской битвой. Новгородские полки в этой битве возглавляет не наместник Ярослава Юрий Андреевич и не специально присланный великим князем воевода князь Святослав Ярославич, а призванный новгородцами, «сдумавшими» вместе с посадником, князь Дмитрий Александрович. Во время этого похода новгородцы понесли большие потери. В числе убитых был и посадник Михаил Федорович, останки которого привезли в Новгород и с почетом погребли в Софийском соборе⁴. На место Михаила посадником тогда же был избран Павша Онаньинич, который вопреки редкому отчеству не является сыном посадника Онаньи, что, по-видимому, было известно составителю летописного посадничьего списка Б, не связавшего их родством.

В связи с результатами Раковорской битвы летопись излагает один сюжет, который позволяет сделать существенный вывод о новых формах организации посадничества в начале второй половины XIII в. В июне 1268 г.⁵ в Новгород пришел великий князь Ярослав Ярославич, который предъявил новгородцам обвинение в необдуманных действиях, приведших к войне с немцами и потере множества «мужей и братьи» Ярослава. Это обвинение уже не могло быть адресовано Михаилу Федоровичу, погибшему в битве, и Ярослав называет трех новгородских бояр, повинных, по его мнению, в государственной ошибке: Жирослава Давыдовича, Михаила Мишинича и Елферия Сбыславича, «хотя лишити их волости»⁶. Вполне очевидно, что, если эти бояре делили «волость» с посадником и если они в какой-то мере ответственны за определение военной политики Новгорода, следует предполагать, что в своей совокупности они образуют какой-то совет при посаднике, заставляющий припомнить «совет зол», который сыграл значительную роль в ходе событий 1255—1259 гг.

В поддержку этого предположения может быть указано, что один из названных здесь бояр — Михаил Мишинич — впоследствии стал посадником. Если участие в предполагаемом совете давало преимущественные права для избрания в посадники, то к числу бояр, державших «волость» над Новгородом перед Раковорской битвой, следует также отнести, кроме погибшего посадника Михаила Федоровича, вновь избранного посадника Павшу Онаньича. Выясняя принцип организации боярской «волости», мы можем говорить только о территориальном представительстве от разных боярских группировок. Действительно, о вероятной славенской принадлежности Михаила Федоровича уже сказано выше. Павша Онаньич был основателем весьма долговечной посадничьей династии, представители которой Михайло Павшинич, Захария Михайлович, Андреян и Есиф Захарьиничи постоянно связаны с Плотницким концом Торговой стороны. Хорошо известна и территориальная принадлежность Михаила Мишинича, брат которого Юрий был основателем посадничьей династии, давшей Варфоломея Юрьевича, Онцифора Лукинича и Юрия Онцифоровича, всецело связанных с Неревским концом. У нас нет данных о принадлежности Жирослава Давыдовича и Елферия Сбыславича, однако и установленных обстоятельств достаточно, чтобы говорить о наличии внутри правящей верхушки представителей разных территориальных групп боярства и предполагать принадлежность Елферия и Жирослава к Людину концу и Прусской улице⁷.

Образование при посадничестве территориально-представительного органа кажется несомненным и закономерным следствием того сплочения «вятших», которое возникло в процессе борьбы против «менших» и черного люда и укрепления идеи великокняжеского суверенитета над Новгородом, поддержанной боярством.

В 1269 г. Новгород переживает новую вспышку антикняжеской борьбы, вызванную целой серией «насилий» Ярослава Ярославича. Начинается «мятежь велик», в ходе которого были разграблены дворы сторонников Ярослава, а князю предъявлены многочисленные обвинения: «К князю послаша на Городище, написавше на грамоту всю вину его: "Чему отъял еси Волхово гогольными ловци, и поле отъял еси заяцьим и ловци; чему взял еси Олексин двор Мърткинич; чему поимал еси серебро на Микифоре Манущиници, и на Романе Болдыживици, и на Валфромеи; а иное, чему выводишь от нас иноземца, которыи у нас живут", а того много вины его; "а ныне, княже, не можемь тръпети твоего насилья; поиди от нас, а мы собе князя промыслим"». Ряд других обид перечислен в докончании 1269 г.: Ярослав «посудил» грамоты своих отца и брата, т е. Ярослава Всеволодовича и Александра Невского, и «подаял» вместо них свои грамоты, отнял у Кирилла Хотуничи и передал их городищенским (княжеским) попам, хотя Хотуничи находились в «новгородском погосте», держал закладников в Торжке, вторгался в землевладение Софийского собора и т. д.

Антикняжеская борьба в 1269 г., таким образом, с самого начала направлена к отрицанию идеи великокняжеского суверенитета над Новгородом, поскольку восстание начинается намерением изгнать князя, а не попыткой ограничить княжескую власть в рамках традиционных взаимоотношений. Возрождение и перевес сепаратистских сил, возглавивших это восстание, вполне очевидны. Ярослав сразу же по получении обвинительных пунктов присылает на вече своих послов с заявлением: «Того всего лишюся, а крест целую на всеи воли вашеи». Однако новгородцы продолжают настаивать: «Княже, поеди прочь, не хотим тебе; или не идешь, сице идем весь Новгород прогонить тебе» — и посылают звать на стол переяславского князя Дмитрия Александровича, не захотевшего, однако, взять стол «перед стрыем своим». Выбор, который пал на князя, предводительствовавшего новгородскими полками в Раковорской битве, указывает на одну из важных причин конфликта с великокняжеской властью. На протяжении всего княжения Ярослава Ярославича новгородцы не только самостоятельно осуществляют свою военную политику, но и проводят ее вопреки князю. Военная основа союза с великим князем, послужившая в свое время одной из главных причин возникновения суверенитета великого князя над Новгородом, теперь теряет значение, и против Ярослава консолидируются не только сторонники независимого стола, но и многочисленные антинемецкие силы Новгорода.

В этой обстановке Ярослав обращается за помощью к татарам, клеветнически обвинив Новгород в отказе платить дань Золотой Орде. Только вмешательство костромского князя Василия Ярославича предотвратило поход на Новгород войск Менгу-Тимура. Ярослав Ярославич продолжает настаивать на своем полном согласии с требованиями новгородцев, которые в ответ формулируют главный принцип тех взаимоотношений с князем, к которому они стремятся: «Княже, сдумал еси на святую Софею; и ты поиди, дажь изомрем честно за святую Софею; у нас князя нету, нъ Бог и правда и святая Софея, а тебе не хощем»⁸.

В поддержку новгородской «воли» в Новгороде собираются все силы Новгородской земли: псковичи, ладожане, карелы, ижора и вожане, пока поручительство митрополита не возвращает новгородский стол Ярославу, который целует крест «на всеи воли новгородстеи».

Мы видим, что в тот момент, когда борьба с Ярославом достигла наибольшей остроты, новгородцы выражали намерение вообще ликвидировать у себя княжеский стол. Существуют некоторые основания полагать, что в развитие этой идеи были предприняты и практические шаги. Имеется в виду основанное на недошедших до нас источниках сообщение В.Н. Татищева о том, что по совету Василия Ярославича у Ярослава были отобраны суд, черная и печерская дани, т. е. он был лишен исполнительной власти и доходов с Новгорода. Поскольку эти меры никак не отражены в более поздних докончаниях, попытку ликвидировать княжескую власть следует относить к тому периоду, когда новгородцы отвергали многочисленные обещания Ярослава.

В 1271 г. Ярослав Ярославич умер в Орде⁹, и в Новгород пришли послы от двух князей — Дмитрия Александровича и Василия Ярославича. Новгородцы с посадником Павшей предпочли Дмитрия, который сел на столе 9 октября 1272 г. Василий в союзе с тверским князем Святославом Ярославичем начинает войну против Новгорода, сажает своих тиунов в Торжке. Во время похода новгородцев на Тверь в Торжке «възмятошася люди и восхотеша Василья», после чего «съступися Дмитрии стола волею и поиде прочь с любовью»¹⁰.

Внешний ход событий 1272 г. как будто возвращает нас в те времена, когда не существовало признания великокняжеского суверенитета, а приглашение князя осуществлялось по принципу «вольности в князьях». Однако в действительности борьба 1272 г. полностью основывается на принятии великокняжеского суверенитета как основы новгородского княжения. И Дмитрий, и Василий были законными наследниками власти умершего Ярослава. Еще в 1269—1270 гг. они оба совершают вместе с Ярославом поездку в Орду, где вопрос о преемниках Ярослава был решен в духе старой политики Гуюка. Василий Ярославич наследовал великое княжение, оставаясь только костромским князем; Дмитрий Александрович получал Владимир, но не великое княжение. Проблема княжеского суверенитета над Новгородом после смерти Ярослава Ярославича была осложнена; за Новгородом оставалось право выбора между суверенитетом Владимира, которым владели и Александр Невский, и Ярослав Ярославич, и суверенитетом номинальной великокняжеской власти. По существу выбор князя в данном случае зависел главным образом от исхода той усобицы, в которую вступили оба наследника Ярослава.

Победа Василия дает ему новгородский стол и приводит к перемене в посадничестве, которое было отнято у Павши Онаньинича и дано Михаилу Мишиничу. Павша бежал к Дмитрию, но затем отправился в Кострому на поклон к Василию Ярославичу. В этой смене посадников не было, по-видимому, особой политической остроты. Павша был сторонником приглашения Дмитрия, инициатива которого не оказалась достаточно решительной. Михаил — инициатор союза с Василием. Показательно, что по приглашении Василия Ярославича новгородцы целуют в Торжке «Образ Господень, яко всем одинакым быти с посадником Михаилом», вероятно, опасавшимся противодействия сторонников Павши, но это не мешает им вернуть в том же году посадничество Павше, помирившемуся с князем Василием.

В 1273 г., когда Павша Онаньинич умер, посадничество снова возвращается Михаилу Мишиничу¹¹, владевшему этим постом на протяжении всего княжения Василия Ярославича. Последний умер в 1276 г., освободив великокняжеский стол для Дмитрия Александровича, которого тогда же признали своим князем и новгородцы.

В дальнейшем принцип великокняжеского суверенитета поддерживается вооруженной силой. В 1280 г. брат Дмитрия Андрей добивается ярлыка на великое княжение, и между обоими претендентами начинается борьба. Оставаясь на первых порах новгородским князем, Дмитрий принимает меры к тому, чтобы обеспечить новгородскую поддержку в начавшемся столкновении. В 1280 г. «отъяша посадьничьство князь Дмитрии с новгородци у Михаила у Мишинича и даша Смену Михаилову, вывед из Ладоги. И по трех месяцех преставися Михаил Мишинич месяца ноября в 9, на память святого Павла Исповедника»¹². Памятуя, что Михаил Мишинич еще в 1272 г. был инициатором поддержания принципа безусловного великокняжеского суверенитета, мы поймем, почему его посадничество стало нежелательным для Дмитрия в тот момент, когда ярлык на великое княжение оказался в руках другого князя. Очевидно, однако, что отстранение посадника, проводившего политику основной части «вятших», не так уж сильно укрепляло позиции князя. В следующем 1281 г. происходит разрыв Новгорода с Дмитрием, который уходит из Новгорода, чтобы затем вернуться с ратью и «сотворить много пакости» волости новгородской. После заключения перемирия на Шелони Дмитрий был разбит Андреем и бежал в только что выстроенный городок Копорье на землях, испрошенных в 1279 г. у Новгорода. Однако новгородцы вынуждают его уйти из Копорья. Тогда же на новгородском столе утверждается новый великий князь Андрей Александрович. Посадник Семен Михайлович, избранный в свое время по воле Дмитрия, теперь сам организует в Торжке засаду против Дмитриевых наместников. В 1283 г. новгородцы участвуют в походе князей на Дмитрия Александровича и подтверждают свой разрыв с ним, взяв мир «на всеи воле новгородчкои».

В том же году политическая ситуация резко меняется, когда Дмитрий вновь получает у Ногая ярлык на великое княжение. Андрей Александрович спешит в Торжок, куда им вызван посадник Семен Михайлович «со всеми стареишими», и здесь заключается крестоцелование, «како Андрею не съступитися Новагорода, а новгородцом не искати иного князя; живот ли, смерть ли, новгородцом с Андреем». Однако сразу же после крестоцелования Андрей уступает Дмитрию великое княжение и даже оказывает ему вооруженную помощь при его водворении в Новгороде¹³.

Посадник Семен Михайлович остается у власти до 1286 г. Он был избран по инициативе Дмитрия, выступал против Дмитрия, когда тот потерял великокняжеский стол, снова делил власть с Дмитрием, когда великое княжение вернулось к этому князю.

Политика посадничества в этот период руководствуется идеей поддержания великокняжеского суверенитета над Новгородом. Однако было бы неверно представлять новгородскую правящую верхушку той поры неким смотрителем за правильностью работы механизма, автоматически сменяющего новгородских князей по мере утраты ими великокняжеского ярлыка. Напротив, мы видели, что всякий раз возникает готовность боярства пойти на сделку с князем. В 1280—1281 гг. новгородцы некоторое время поддерживают Дмитрия, уже потерявшего великое княжение. В 1283 г. они даже целуют крест Андрею сохранить ему верность при любом повороте событий. Эта готовность идти на сделку с князем в тот момент, когда он особенно нуждается в новгородской поддержке, весьма знаменательна и говорит о существовании у новгородского боярства особых целей, которые связываются с намерением иметь на столе князя, обязанного своим положением Новгороду.

По-видимому, в связи с тем же намерением новгородская верхушка боярства предоставляет князьям Дмитрию и Андрею некоторые личные преимущества. Так, в 1279 г. Дмитрий испрашивает, а новгородцы жалуют ему город Копорье, который укрепляется князем в присутствии посадника и «болших мужеи», а в дальнейшем рассматривается князем как личная собственность и во избежание возможных недоразумений срыт новгородцами¹⁴. Дмитрий и Андрей получают в новгородских волостях в пожизненное кормление села, вопрос о которых в XIV в. постоянно поднимается в докончальных грамотах с князьями: «А что сел и свобод Дьмитриевых, то дале есме быле Андрею до живота Андреева в хрьстьное целование, а потом Новугороду то все; а тобе, княже, в то не въступитися»¹⁵. Эта формула повторяется в докончаниях вплоть до 1371 г.¹⁶

Рассмотренная здесь политика боярства привела к новому ограничению княжеской власти и упрочению республиканских органов. В княжение Андрея Александровича была создана новая схема взаимоотношения боярских и княжеских органов власти, характерная для всей последующей истории независимого Новгорода. На возникновение новых отношений указывают, в частности, особенности формуляра докончаний позднейшего времени, возводящих «старину и пошлину» в отношениях с князьями именно ко времени Андрея Александровича. Имеем в виду характерную для договоров с Василием Темным и Иваном III отсылку: «Как целовал князь великыи Андреи, князь великыи Иван, и дед твои князь великыи Дмитрии, и отец твои князь великыи Василеи, целуи, господине князь великыи по тому же крест к всему Великому Новугороду...»¹⁷.

Эти отсылки заставляют предполагать возникновение в конце XIII в. новой схемы отношений князя и города. Однако хронологические указания, содержащиеся в формулах позднейших докончаний, могут быть истолкованы разными способами. Поскольку речь в них идет о крестоцеловании великого князя при заключении докончаний на новых условиях, возможно допускать два варианта вероятной даты возникновения новых отношений.

Эта дата может находиться внутри хронологических рамок второго княжения Андрея Александровича (1294—1304 гг.), а само изменение схемы отношений князя и города окажется результатом борьбы Новгорода с Андреем. Эта дата, однако, может и предшествовать вторичному вокняжению Андрея, а новые отношения, таким образом, сложились еще при Дмитрии Александровиче. В первом случае мы должны предполагать существование двух докончаний Новгорода с Андреем: одного — составленного применительно к старой схеме в 1294 г., и другого — составленного по новой схеме в более поздние годы.

Принципиальный ответ на этот вопрос дает анализ летописного рассказа о событиях конца XIII в. Во время второго княжения Андрея Александровича летописец не отмечает ни одного городского движения в Новгороде. Пожалуй, это один из самых спокойных периодов городской жизни, которая кажется вовсе лишенной политической остроты. За все время своего второго княжения князь Андрей был в Новгороде только два раза: в 1294 г. в связи с вокняжением и в 1301 г. в связи с походом новгородцев на только что построенный шведами Венец. Его приглашение в Новгород в 1294 г. произошло после получения ярлыка на великое княжение. В Новгороде от его имени правит его сын и наместник Борис Андреевич, упомянутый в летописи под 1299 г.

Напротив, весь конец княжения предшественника Андрея князя Дмитрия Александровича наполнен ожесточенной борьбой, которая прямо касается республиканской организации. В 1286 г. «на зиму отъяша посадничьство у Смена и даша Андрею Климовичу, а тысячкое отъяша у Ивана и даша Андреяну Олферьевичу». В следующем году «бысть мятежь велик в Новегороде на Смена Михаиловича: въста на него всь Новъгород без исправы, поидоша на него изо всех концев, яко силная рать, всякыи в оружии, силою великою; жалостьно видение. И тако поидоша на двор его, взяша всь дом его с шюмом. Симеон прибежа к владыце, и владыка провади его в святую Софею, и тако ублюде Бог, и заутра снидошася в любовь. Симеон же по мале дни разболеся болезнью; лежав неколико днии, преставися месяца июля в 16, на память святого Тихона в понедельник»¹⁸

О принадлежности Семена Михайловича к славенскому боярству выше уже говорилось. Что касается Андрея Климовича, то существуют основания связывать его с прусским боярством. Его брат Семен в 1305 г. поставил «церковь камену на градных воротех от Прускои улици»¹⁹. Внешне конфликт 1286 г. может рассматриваться как внутрибоярское столкновение, в ходе которого прусская группировка одержала победу над славенской. Однако события 1287 г. обнажают более серьезные основания конфликта: против Семена Михайловича сплотились «все концы» Новгорода.

Новая вспышка борьбы отмечена в начале 1291 г., когда «отъяша новгородци посадничьство у Андреа Климовича и даша Юрью Мишиничу»²⁰. 3 апреля²¹ на Владычном дворе был убит Самуил Ратшинич. «Новгородци же съзвониша вече у святеи Софеи и у святого Николы, снидошася в доспесе, взяша улицю Прускую и домы их разграбиша, пожгоша улицю всю; и церковь святыя Богородица сгоре»²². Снова как будто всего лишь внутрибоярское столкновение, на этот раз увенчавшееся победой неревского боярства над прусским. Однако знакомство с последующей сменой посадников позволяет увидеть в событиях княжения Дмитрия иной смысл и связывать их с созданием новых форм государственной организации, которые для времени Андрея Александровича стали вполне устойчивыми.

Прежде всего обращает на себя внимание точная дата перехода посадничества от Андрея Климовича к Юрию Мишиничу. Эта дата падает на самый конец мартовского 6798 г. Вече, давшее посадничество Юрию Мишиничу, отдает также ладожское посадничество сыну Семена Михайловича Матвею (Семен также был ладожским посадником, о чем сообщалось в летописи под 1280 г.). Деятельность веча направлена к организации власти.

Та же календарная дата появляется спустя три года, в рассказе о событиях 1294 г., и снова она связана с изменениями в посадничестве. В начале 1294 г. во время конфликта получившего ярлык на великое княжение Андрея Александровича с Дмитрием Александровичем, не желавшим уступать брату великокняжеский стол, новгородцы «с Семеном Климовичем» посылают за князем Андреем, который сел на новгородском столе «в неделю сыропустную». Поскольку Пасха в 1294 г. приходилась на 18 апреля, сыропустная неделя тогда была 22—28 февраля. Следовательно, в конце мартовского 6801 г. посадником в Новгороде был Семен Климович. Однако далее летописец сообщает: «Того же говенья князь Андреи с посадником Андреем и с вятшими мужи иде в Торжок Дмитриа переимать»²³. Отсюда следует, что смена посадничества осуществилась или в самом конце мартовского 6801 г., или в самом начале мартовского 6802 г.

В данном случае не может быть и речи о смене посадников в результате борьбы, поскольку Семена Климовича заменил его родной брат Андрей. Это обновление должности, получившее регулярный характер, связанное с истечением срока посадничества и вечевым решением. Сделанное здесь наблюдение вступает в связь с сообщением на столетие более поздним, но вполне отвечающим порядку, проявившемуся в рассмотренных обстоятельствах. Имеется в виду сообщение Гильбера де Ланнуа о новгородской администрации начала XV в.: «И есть в городе два должностных лица — тысяцкий и посадник, которые являются правителями Новгорода. Эти правители обновляются из года в год. И эти правители действуют в пользу владыки и сеньоров города»²⁴.

На регулярный переход должности посадника от одного боярина к другому в 90-х гг. XIII в. указывает и еще одно обстоятельство. Как мы уже видели, в 1291 г. посадничество получил неревлянин Юрий Мишинич. Между тем в 1293—1294 гг. оно снова принадлежало представителю прусского боярства Семену Климовичу. Более того, Семен стал посадником уже в 1292 г., как это следует из донесения ганзейских послов о результатах их посольства в Новгород 26 марта 1292 г.: переговоры, подробно описанные в донесении, ведутся между немцами и «Сименом олдерменом новгородским». Можно было бы предполагать, что приход Семена к власти осуществился в результате борьбы и насильственного устранения Юрия Мишинича, однако во время посадничества Семена Климовича Юрий Мишинич принимает деятельное участие в государственных делах, возглавляя вместе с тысяцким Андреем Олферьевичем поход на шведов весной 1294 г.

Продолжим, однако, рассмотрение данных о принадлежности посадничества в последующие годы. Избранный на посадничество в начале 1294 г. Андрей Климович остается посадником в течение всего 1294 г. После поездки в Торжок он возвращается в Новгород²⁵. Под тем же годом посадник Андрей Климович упомянут в надписи на известной Липинской иконе: «В лето 6802, при князи Андреи Александровиче и при архиепископе Клименте и при посаднице Андреи Климовичи написана бысть икона сия. Повелением и стяжанием раба Божия Николы Васильевичь...»²⁶ (см. илл. 34 цв. вкл.). Еще раз этот посадник назван в летописи под 1299 г. в рассказе о погребении архиепископа Климента и избрании Феоктиста²⁷. Судьба его в ближайшие последующие годы не освещена, однако под 1303 г. летописец сообщает: «Отъяша посадничество у Семена Климовича и даша брату его Андрею»²⁸. Некоторую ясность в освещение этих фрагментарных сведений вносят акты рубежа XIII—XIV вв.

К 1301 г. относится договорная грамота Новгорода с Любеком, Готским берегом и Ригой²⁹, одним из авторов которой является посадник Семен. В следующем по времени документе — грамоте Новгорода советникам датского короля, составленной в 1302 г.³⁰, посадником назван снова Андрей. В 1304 г. «отъяша посадничьство у Семена Климовича и даша брату его Андрею»³¹. В 1305 г. посадничество принадлежало Юрию Мишиничу³².

Изложенные материалы позволяют предположить существенную реорганизацию посадничества около рубежа XIII—XIV вв. Поначалу изменений как будто не наблюдается, и судьбу переходов посадничества от одного лица к другому возможно изобразить так:

1286—1291 гг.	Андрей Климович
1291—	Юрий Мишинич
1292—1293 гг.	Семен Климович
(1294—1299 гг.)	Андрей Климович

Однако далее начинается нечто необычное, а именно ежегодный переход посадничества от одного родного брата к другому. В 1301 г. посадничает Семен Климович, в 1302 г. — Андрей Климович, в 1303 г. — снова Семен, в 1304 г. — снова Андрей, но уже в 1305 г. посадником становится Юрий Мишинич³³.

Соединение всех этих данных с высказанным выше предположением о регулярной смене посадников в конце февраля каждого года дает следующую таблицу:

— февраль 1291 г.	Андрей Климович
февраль 1291 — февраль 1292 гг.	Юрий Мишинич
февраль 1292 — февраль 1293 гг.	Семен Климович
февраль 1293 — февраль 1294 гг.	Семен Климович
февраль 1294 — февраль 1295 гг.	Андрей Климович
февраль 1295 — февраль 1296 гг.	?
февраль 1296 — февраль 1297 гг.	?
февраль 1297 — февраль 1298 гг.	?
февраль 1298 — февраль 1299 гг.	?
февраль 1299 — февраль 1300 гг.	Андрей Климович34
февраль 1300 — февраль 1301 гг.	Семен Климович
февраль 1301 — февраль 1302 гг.	Андрей Климович
февраль 1302 — февраль 1303 гг.	Семен Климович
февраль 1303 — февраль 1304 гг.	Андрей Климович
февраль 1304 — февраль 1305 гг.	Юрий Мишинич

Несмотря на фрагментарность, эта таблица подтверждает высказанное предположение о начавшемся около 1291 г. регулярном обновлении посадничества. В неслучайности такого обновления особенно убеждает переход посадничества в 1299—1304 гг. от Андрея Климовича к Семену Климовичу и обратно. Такая частая смена посадников, если бы она не была следствием определенного преобразования этого органа, должна была бы свидетельствовать о крайне ожесточенной борьбе претендентов, которые к тому же являются родными братьями. Между тем источники не содержат даже намека на подобную борьбу.

Таблица позволяет сделать еще один весьма важный вывод. Мы видим что, несмотря на ежегодное обновление, посадничество в течение всего рассматриваемого периода вращается в тесном кругу нескольких лиц. Два брата Климовича и Юрий Мишинич составляют как бы некую группу бояр, владевших правом быть избранными в посадники. Процесс ежегодного обновления должности не подчинен какой-либо регулярной очередности: одни бояре избираются сравнительно редко, другие чаще, но всякий раз речь идет все о тех же лицах — двух братьях Климовичах и Юрии Мишиниче. К сожалению, неизвестно, кому принадлежало посадничество в 1295—1298 гг., что в общей сложности составляет четыре годичных срока. Обратившись к летописным спискам посадников, мы в соответствующих местах текста прочтем имена только этих трех бояр. Как установлено, Список посадников А имеет некоторые пробелы, а в Списке Б имеется еще только одно имя — Михаила Павшинича, но этот боярин получил посадничество в начале 1310 г., а в 1312 г. его сменил Семен Климович³⁵. И эта и дальнейшие перемены происходят, как и ожидается, всякий раз в конце мартовских годов.

Роковой для троих из посадников 1291—1312 гг. оказалась битва 10 февраля 1316 г. под Торжком между новгородцами и Михаилом Тверским, призвавшим низовские и татарские полки. В этой битве погибли Андрей Климович, Юрий Мишинич и Михаил Павшинич. Контекст летописного рассказа об этой битве заставляет предположить существование еще одного — пятого — боярина, входящего в группу лиц, имевших право быть избранными в посадники. Дело в том, что ни один из трех убитых под Торжком известных нам бояр в момент гибели не был посадником. Летописец пишет о них как о боярах, не облеченных высшей государственной должностью: «Избиша много добрых муж и бояр новгородскых: ту убиша Андрея Климовича, Юрья Мишинича, Михаила Павшинича, Силвана, Тимофея Андреянова сына тысяцкого, Онанью Мелуева, Офонаса Романовича и купець добрых много, а иных новгородцев и новоторжьцев Бог весть»³⁶. Будь один из убитых посадником, вряд ли бы он потерялся в бессистемном перечислении прочих бояр и «добрых муж». С другой стороны, четвертый боярин, входивший в элиту, — Семен Климович — получил посадничество только в конце февраля, уже после битвы под Торжком. Следовательно, и он не был посадником в 1315 — начале 1316 г. Отсюда вполне закономерное предположение о принадлежности посадничества в указанное время какому-то пятому боярину, не известному нам по имени.

Это предположение в известной степени подтвердится, если поставить вопрос о составе той боярской верхушки, из числа которой на рубеже XIII—XIV вв. избирались посадники. Юрий Мишинич хорошо известен нам как неревский боярин. Помимо прослеживаемой разными способами принадлежности к Неревскому концу его потомков, на тесную связь его с этим концом указывает и место погребения Юрия Мишинича в церкви Сорока мучеников на Щеркове улице³⁷, которая известна, между прочим, как место вечевых собраний жителей Неревского конца³⁸. Ясна принадлежность и братьев Климовичей, один из которых — Семен — построил в 1305 г. церковь на воротах Детинца, ведущих к Прусской улице. Прусскую улицу, таким образом, представляют два боярина, что кажется в достаточной степени закономерным, поскольку эта улица была стержнем, к которому примыкали два конца — древний Людин (он же Гончарский) и Загородский. Последний представляется в высшей степени искусственным новообразованием. В отношении территории и населения Загородский конец является по существу фикцией. В его границы входит обширное пустопорожнее место, занятое на планах XVIII в. огородами и оконтуренное с одной стороны Прусской, а с другой — Чудинцевой улицей, частично входившей в Неревский конец³⁹. Выделение Загородья в особый конец фактически тождественно выделению в особый конец Прусской улицы, а такое выделение могло понадобиться прусскому боярству не раньше, чем возник вопрос о представительстве в государственной элите. Существование двух братьев среди кандидатов на посадничество говорит о том, что прусское боярство действительно опиралось на два конца Софийской стороны. Что касается Михаила Павшинича, то деятельностью и принадлежностью его потомков, среди которых было несколько посадников, он прочно связывается с Плотницким концом. Предполагая существование еще одного — пятого — боярина, мы имеем возможность связывать его со Славенским концом, представитель которого в данной ситуации нам еще неизвестен.

В этой связи особенно важно то, что на протяжении деятельности Юрия Мишинича (1291—1316 гг.) не существует какого-либо другого посадника, который мог бы быть связан с Неревским концом; на протяжении деятельности братьев Климовичей (1286—1316 гг.) не существует какого-либо третьего посадника, которого можно было бы связать с представительством от Прусской улицы, т. е. от Людина и Загородского концов. Также неизвестен в рассматриваемое время какой-либо другой посадник, кроме Михаила Павшинича, которого можно было бы связать с представительством от Плотницкого конца. Это дает уверенность, что предположенная организация правящей элиты, связанная с представительством от концов, предусматривала создание для некоторых лиц пожизненных преимущественных прав быть избранными на должность посадника. Если раньше пожизненным было само посадничество, то теперь, когда посадничество стало срочным, пожизненным становится представительство от конца, утверждавшееся, по-видимому, решением кончанского веча.

Связывая этот вывод с изложенными наблюдениями о существовании уже в середине XIII в. особого государственного органа, состоявшего из «держащих волость» бояр, мы тем самым предполагаем существование в Новгороде конца XIII в. особого государственного совета пяти представителей городских концов, из числа которых — и только из их числа — ежегодно на общегородском вече избирался новый посадник. Отметим, что именно в это время западные источники начинают упоминать новгородский «Совет господ» (den Herren Rad), самое раннее свидетельство о котором относится к 1292 г.⁴⁰ Обновление посадничества в этот период не было связано с регулярной очередностью, в силу которой высшая государственная должность переходила бы от представителя одного конца к представителю другого конца в определенном порядке.

Одновременное существование в таком представительстве двух братьев Климовичей, защищавших интересы Прусской улицы, является первым достоверным свидетельством организации Загородского конца как самостоятельной административной единицы, вызванной к жизни самим преобразованием правящего органа республики, которое существующими свидетельствами может быть датировано временем около 1291 г.

Если все эти наблюдения верны, то становится достаточно ясной причина тех политических столкновений, которыми наполнены 1280-е гг. Вступив в решительную фазу борьбы с князем за укрепление республиканских органов, боярство Новгорода приходит к серьезному сплочению и создает представительный государственный орган, в котором организованы условия защиты интересов разных боярских группировок. С другой стороны, сама форма этого органа могла быть выработана только в ходе внутрибоярской политической борьбы вокруг вопроса о характере и нормах представительства. Отсутствие обязательной очередности представителей концов в посадничестве само по себе чревато неизбежными столкновениями в будущем. Само посадничество всякий раз отражает общую расстановку сил во внутрибоярской борьбе. Поэтому схема организации посадничества в том виде, как она сложилась на рубеже XIII—XIV вв., на наш взгляд, не может отражать полной консолидации боярства. В частности, несомненные преимущества боярства Софийской стороны, представители которой на протяжении 1291—1305 гг. владели по крайней мере десятью годичными сроками из пятнадцати, по-видимому, являются результатом организованной Прусской улицей в 1286—1287 гг. решительной победы над славенским посадником Семеном Михайловичем и победы неревского боярства над прусским в 1291 г., которая, как это показывает дальнейшая судьба посадничества, привела к компромиссу между группировками Софийской стороны за счет Торговой стороны.

Примечания

1. ПСРЛ. Т. 10. С. 144.

2. ГВНП. С. 9—13, № 1—3.

3. НПЛ. С. 507.

4. Там же. С. 86—87, 317—318.

5. Ярослав появился в Новгороде вскоре после Недели всех святых, которая в 1268 г. была 6 июня.

6. НПЛ. С. 88—89 (здесь Елферий Сбыславич ошибочно назван Юрием), 318—319.

7. В связи с вопросом о территориальном представительстве новгородского боярства в правящем органе возникает одна частная проблема, касающаяся территориальной принадлежности основателя посадничьей династии Мишиничей-Онцифоровичей. А.В. Арциховский отождествлял предка Онцифоровичей, постоянно связанных с Неревским концом, с Мишей — героем Невской битвы (Арциховский А.В. К истории Новгорода // Исторические записки. 1938. № 2. С. 110). Однако если признать правильность этого мнения, необходимо будет согласиться с принадлежностью Михаила Мишинича к боярству Прусской улицы, поскольку деятельность всех достоверных потомков Миши, героя Невской битвы, связана с этим районом Новгорода. На принадлежность Миши к боярству Прусской улицы прямо указывает позднейший родословец Морозовых XVI—XVII вв.: «Князь великий Александр Невский побил немцев, и на том бою у него было 6 мужей храбрых, и ото всех тех шти мужей храбрых один был именем Михайло, а прозвище Миша, из Прусския земли, а лежит в Новгороде у Михаила Святаго, на Прусской улице» (Сборник материалов по истории предков царя Михаила Федоровича Романова. Ч. 1. СПб., 1901. С. 121, 135, 343). Еще И.В. Аничков обратил внимание на то, что выезжее «прусское» происхождение многих позднейших дворянских фамилий оказывается вполне достоверным при условии, что «Прусская земля» лежит в пределах Прусской улицы Новгорода (Аничков И.В. Историческое значение названия Прусской улицы для Великого Новгорода. Новгород, 1916). Согласно версии родословца, Миша не только происходит из «Прусской земли», но и похоронен на Прусской улице в церкви, построенной Твердиславом. Потомство Миши — Терентий, Михайло, Семен, Иван Мороз — перечислено в родословце, а также в синодике церкви Вознесения на Прусской улице в числе строителей и вкладчиков этой церкви (Макарий. Археологическое описание церковных древностей в Новгороде и его окрестностях. Ч. 1. С. 187). Синодик самое основание церкви Вознесения связывает с деятельностью Миши и относит к 1231 г. С Прусской улицей связан и потомок Миши Иван Мороз, который в 1413 г. поставил церковь Зачатия Иоанна Предтечи на Десятине, т. е. в непосредственной близости от Прусской улицы (НПЛ. С. 404). Разница в территориальной принадлежности потомков Миши 1240 г. и Мишиничей-Онцифоровичей позволяет утверждать, что обе группы принадлежали к разным боярским родам, и не связывать их родством.

8. НПЛ. С. 80, 320—321.

9. НПЛ. С. 89, 321. 6780 ультрамартовский год; под предыдущим 6779 г. рассказывается о солнечном затмении в неделю 5-й недели поста, что соответствует 1270 г.; Ср.: ПСРЛ. Т. 25. С. 150, где рассказ о солнечном затмении помещен в конце 6779 ультрамартовского года и где исчисляется, что великое княжение Ярослава продолжалось 7 лет (т. е. с зимы 1263/1264 г. до зимы 1270/1271 г.).

10. НПЛ. С. 89—90, 321—322.

11. НПЛ. С. 322, 6782 ультрамартовский год. И.И. Григорович (Опыт. С. 150) говорит о смерти в 1274 г. также посадника Павла Семеновича. Это недоразумение основано на ошибке Никоновской летописи, которая, сообщая о смерти Павши Онаньинича, называет его Семеновичем.

12. НПЛ. С. 323—324; ПСРЛ. Т. 4. С. 43.

13. НПЛ. С. 325.

14. Там же. С. 323—324.

15. ГВНП. С. 17, № 7.

16. Там же. С. 19, № 9; С. 21, № 10; С. 29, № 15.

17. ГВНП. С. 35, № 19; С. 40, № 22; С. 45, № 26.

18. НПЛ. С. 326. В действительности Семен Михайлович умер 16 июня, которому соответствует день св. Тихона и понедельник 1287 г.

19. Там же. С. 92, 332.

20. Там же. С. 326.

21. «Того же говениа. На Похвалнои недели вторник». Пасха в 1291 г. была 22 апреля, а вторник Похвальной недели приходился на 3 апреля.

22. НПЛ. С. 326.

23. НПЛ. С. 328.

24. Государство все нам держати. М., 1985. С. 443.

25. НПЛ. С. 328.

26. Новгородский музей, инв. № 7578. Смирнова Э.С. Живопись Великого Новгорода. Середина XIII — начало XV в. М., 1976. С. 171, № 5.

27. НПЛ. С. 90, 330.

28. Там же. С. 91.

29. ГВНП. С. 63, № 34.

30. Там же. С. 64, № 35.

31. НПЛ. С. 91.

32. ГВНП. С. 15—16, № 6, 7.

33. Можно было бы усомниться в справедливости отнесения в Синодальном списке Новгородской Первой летописи фразы «Отъяша посадничьство у Семена Климовича и даша брату его Андрею» к 6811 г., предполагая, что она относится к 6809 г., когда именно такая замена Семена Андреем фиксирована актами. Эта фраза, как и следующее за ней сообщение о сооружении церквей, имеется только в Синодальном списке и отсутствует в рукописи Новгородской Первой летописи младшего извода. Однако Новгородская Четвертая летопись, полностью игнорируя годовой рассказ 6811 г. Синодального списка, сообщает об упомянутом сооружении церквей, демонстрируя тем самым наличие особого протографического источника сообщения 6811 г., который, не будучи привлечен сводчиком Новгородской Первой летописи младшего извода, отразился, однако, в Синодальном списке и в Новгородской Четвертой летописи.

34. Андрей Климович упомянут в летописи как посадник под 1299 г. в связи со смертью Климента и избранием Феоктиста. Климент умер 22 мая 1299 г.; следовательно, посадничеству Андрея принадлежал именно тот срок, который начинается в феврале 1299 г., а не предыдущий срок, конец которого падает также на 1299 г.

35. НПЛ. С. 92—93.

36. Там же. С. 94—95, 336.

37. Там же. С. 355.

38. Там же. С. 58, 259: «...ивъзвониша у святого Николы ониполовици церес ночь..., а Неревскыи коньчь у Святых 40...» (под 6726 г.).

39. Ранняя принадлежность Чудинцевой улицы к Неревскому концу ясна из описания пожаров. В 1340 г. «погоре Неревскыи конец даже и до святого Якова, а семо и до Чюдинцеве улици» (НПЛ. С. 31). Мнение о позднем происхождении Загородского конца было еще в середине XIX в. высказано И.И. Красовым (Красов И. О местоположении древнего Новгорода. Новгород, 1851. С. 22, 27—29.).

40. Liv-, Est- und Curländisches Urkundenbuch nebst Regesten. Reval, 1853. Bd. I. S. 682.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница