XXX. Где быть сече?

В обозе, сбившемся вокруг княжеского шатра, прокричал в третий раз петух — главный побудчик князя. Александр Невский поднялся в темноте, надел кожух, пристегнул меч. Рядом одевался Светозар. Они не разговаривали, чтобы не разбудить Андрея, — пусть спит отрок. Молча вышли из шатра. Позевывая и крестясь, вылезали воины. На востоке уже начинала брезжить заря.

Подошедшего сторожа князь негромко спросил:

— Где этот смерд с Рожицкого острова?

— Я уж поднял его, Александр Ярославич, эвон коня запрягает.

— Иди подымай посадника с тысяцким, Мишу Стояныча, Якова Полочанина. Со мной поедут. Да чтоб живо!..

Сторож убежал, а князь пошел к возам, где Лочка проворно запрягал своего мохноногого коня.

— Здравствуй, муж… Запрягай, запрягай. Сейчас тронемся.

Лочка быстро привязал вожжи, кинул конец в сани, проверил подпругу.

— Скажи мне, муж, каков лед на озере?

— Толстый, князь, — отвечал Лочка и, видя, что ответ не удовлетворил князя, добавил: — Не менее как мне по пояс.

— Войско он выдержит?

— Войско? — задумался на мгновение Лочка. — Должон бы… А так, кто его ведает, — в голос смерда закралось сомнение. — Войско-то все в железах, тяжеленько оно. Да ведь и много его, как в кучу-те собьются… Ой и не знаю, что сказать!

— А кто знать должен, — рассердился князь, — ты же живешь на озере.

Лочка опустил голову, переступил с ноги на ногу, засопел виновато.

— Ну чего молчишь?

— Ды как тут, князь… — смерд зачесал под шапкой. — Весна уж, да и лед не везде одинаков. Где толстый, едва ли не до дна, а где в три-четыре перста.

— Ты ведаешь, где какой?

— Это ведаю, князь, — поднял Лочка голову.

— Вот и хорошо. Сейчас поведешь нас к тому месту, где самый крепкий. Выезжай. Мы следом.

Лочкин конек, отдохнувший и нахватавшийся ночью овса около княжеских коней, бежал весело и резво. Следом за санями в полусотне шагов скакал князь со Светозаром, а за ними посадник, тысяцкий, Миша, Яков и дюжины две воинов.

Когда спустились на озеро, поехали свободней, шире. Миша рассказывал что-то веселое, смеялся громче всех. Князю это не нравилось, он оглянулся, чтобы хоть взглядом осадить весельчака. Но Миша решил, что князь заинтересовался его рассказом, стал догонять, не переставая смеяться.

— Яков лег спать, а нож свой… ха-ха-ха, а нож свой положил…

— Перестань, — осадил Мишу князь. — Нашел час скалиться.

Миша осекся, но тут же сказал:

— Эх, Ярославич, на этом свете только и посмеяться, на том, сказывают, лишь плакать придется.

Миша отстал. Князь подстегнул коня, наддал ходу. Ни на шаг не отставал от господина Светозар. Они быстро нагнали сани. Поравнявшись, князь передал повод Светозару.

А сам, перекинув правую ногу через седло, прямо на ходу скакнул в сани к Лочке.

Это было столь неожиданно, что испугался не только Лочка, но и конь его — всхрапнул и понес.

Стоя на коленях, князь взял вожжи, потянул их.

— Придержи коня, а то запалится.

Лочка потянул вожжи, зачмокал, успокаивая коня. Тот сбавил ход. Съежился, сжался смерд — никогда в такой близости от князя не был. Боялся шевельнуться в своих санях, кашлянуть.

— Ну чего сник-то? — покосился Александр. — Чай, не кусаюсь, не бодаюсь.

— Дык… так… — промямлил Лочка и жалобно улыбнулся.

— Где-то я тебя вроде зрел, — окинул князь смерда цепким взглядом. — Где?

— Верно, Александр Ярославич, — обрадовался сразу Лочка, — Око твое что резец. Я Лочка. Ты ж нас рассуживал с отцом Дамианом.

— Когда это?

— Да уж года три тому. Помнишь, мы жалились на монахов, что покосы наши захватили на берегу.

— A-а, — вспомнил князь. — Ну, не лезут теперь чернецы к вам?

— Не лезут, Александр Ярославич. Боятся. Тебя боятся, твоя печать им, аки крест бесу.

Князь улыбнулся, взглянул на расстилающуюся белую равнину.

— Куда мы едем-то сейчас?

— А к Вороньему камню, Александр Ярославич. Там протока мелкая, Узмень, каждую зиму до дна промерзает. На ней хоша пляши со всем войском.

— Да-а, — прищурился князь, — будет пляска. Великая пляска грядет, Лочка.

Когда приехали на Узмень, Александр соскочил с саней. Стал ходить, внимательно осматривая все. Дошел до берега, где уже начинался лес. Подозвал одного из воинов.

— А ну-ка езжай в лес.

Воин сел на коня, разогнал его и направил в прибрежный лес. Выскочив на берег, конь сразу же стал вязнуть в снегу. Все глубже, глубже. И уже в каких-то двадцати шагах от берега завяз по брюхо.

— Давай назад! — скомандовал князь.

Воин кое-как завернул коня. Александр обернулся, поманил пальцем Лочку.

— Ты говоришь, лед здесь толстый?

— До самого дна, князь, хоть проверяй.

— А где тонкий?

— Вон там, у теплого берега, — показал Лочка кнутом.

— А ближе нет?

— Есть и ближе. Вот здесь, вправо ежели поехать, то недалеко — Сиговица, там ключи лед точат.

Александр внимательно осмотрелся, заметил невдалеке на берегу возвышение, напоминавшее бараний лоб, спросил:

— Это за Сиговицей, никак, Вороний камень?

— Угадал, Александр Ярославич. Он самый.

— Едем туда.

Не доезжая Вороньего камня, князь слез с коня, приказал слугам:

— Вы оставайтесь здесь, а остальные ступайте за мной.

Снег был глубокий и рыхлый, особенно у подножия камня, и Лочка хотел пойти первым, чтобы дорогу протоптать, но князь не разрешил ему наперед лезть.

— Знай свое место, Лочка, — осадил строго и дорогу стал пробивать сам.

Сверху, с камня, далеко было видно окрест, вся протока как на ладони; хорошо просматривался и противоположный берег. Сиговица проходила почти у самого подножия Вороньего камня.

— Ну что думаешь, Степан Твердиславич? — спросил князь посадника.

— Так ведь ты все равно по-своему решишь, Александр Ярославич.

— Вестимо, по-своему. Но и твои думки знать хотелось бы.

— Я думал, заутре подымем полки и двинемся Домашу на помощь.

— Это тебе, видно, брата скорей выручить хочется. А как нам на болотах да в лесах развернуться, подумал?

— Как-нибудь с божьей помощью пробились бы.

— Бог-то бог, да сам не будь плох, — поморщился князь. — Мне «как-нибудь» не надо. Я хочу бить ливонцев, как мне удобней и где выгодней. В лесах да болотах они разбегутся, рассыплются. А здесь, на льду, куда им деться? Им здесь два исхода: либо карачун, либо полон.

— Ой, Ярославич, — покачал головой посадник. — И не боишься сглазу, загодя сие говоря?

— Нет, Степан Твердиславич. Победа веру любит. Мы сюда ранее их прибыли, чтобы место себе выгодное приискать… — Князь обернулся, позвал остальных: — Эй, славные мужи, идите сюда.

Александр Невский окинул взором всех своих военачальников, пожалел, что нет среди них Кербета с Домашем.

— Ну да ладно. Им все это потом обскажете. Слушайте в три уха, запоминайте, как «Отче наш». Первое — «чело». Миша, ты там станешь со своими пешцами.

— Но мы ж не удержим «свинью»! — воскликнул Миша.

— Не перебивай. Не вздумай мысль сию вбить пешцам своим. В первый ряд выставишь воинов с великими щитами и такими ж копьями. Собери с округи туда все рогатины. Ощетинься ежом. За ними вставь лучников, дабы приблизившихся ливонцев осыпали они тучей стрел. Согласен с тобой, «свинью» сие не удержит, но бока ей поцарапает — и то хорошо. В последующие ряды ставь поболе воинов с крючьями да баграми — стаскивать рыцарей с коней. А уже опешивших — в топоры. «Чело» свое твори не столь широким, но толстым. Вон оттуда и до самого берега. Дабы «свинья» ливонская, пробиваясь через тебя, теряла силу и напор.

— Хорошо, Ярославич, — посерьезнел Миша. — Постараюсь, потружусь.

— Теперь о крыльях. Главная наша сила будет в них. На левом, дальнем отсюда, крыле будешь ты, Яневич, с Кербетом и суздальцами. На правом — ты, Твердиславич, со своим братом Домашем и с новгородцами. Я с княжичем Андреем буду здесь, на Вороньем камне. Мне будет видно все, и лишь по моему знаку вы навалитесь на рыцарей. Слышите, по моему знаку! Кто кинется раньше или опоздает, пусть пеняет на себя! После рати буду судить. Яков, ты с дружиной будешь на берегу в засаде. В сечу не лезь без моего знака. Когда на ливонцев навалятся «крылья» и когда обратят врагов в бегство, вот тогда наступит твой черед. «Крылья» устанут в сече, а преследовать, гнать надо мощно и быстро. Посему у дружины твоей лишь мечи должны быть. Вон там, за островком, старайся отжимать их вправо, там тонкий лед. Да сам-то не угоди туда. Слышь?

— Слышу, князь. Будь уверен во мне.

— Теперь о том же тебе, Степан Твердиславич. Не забывай, что у тебя за спиной будет Сиговица, и дружину предупреди. Навалясь на «свинью», постарайся в крыле своем сотворить окно им, дабы через него могли отступать они, но не на озеро, а на Сиговицу. И тут уж жми, топи окаянных.

— А может, лучше мне Сиговицу сзади иметь, — сказал Миша, — тогда, пройдя через меня, они бы прямо в нее угодили.

Князь улыбнулся.

— Сие с ними уж было под Амовжей. Не думаю, что забыли они это. Да и потом, допрежь самим искупаться — они тебя с дружиной туда столкнут, Миша. Вот ей-богу, ты первым в нее окунешься. А так за спиной у тебя берег, лес с глубоким снегом. Когда дружина спокойна? С водой за спиной или с твердью земной? То-то! Теперь знаки мои. Их немного будет, но следуйте им неукоснительно, друга. При подходе «свиньи» на Вороньем камне вскинется ввысь лишь прапор мой. Сие знак тебе, Миша, ощетиниться и стрелы пускать. Когда рядом с прапором явится хоругвь со Христом-спасителем, — знак сей «крыльям» обоим наваляться на «свинью». Твердиславич, Яневич, сие вас касаемо. Когда же к сим двум знакам присовокуплю я хоругвь с матерью божьей, то это тебе приказ, Яков, — гнать ливонцев. Понял?

— Понял, князь. Сотворю, как по-писаному.

— И последнее. Сразу после сечи — все ко мне, на Вороний камень. Слышите? Все сразу. Чтоб не ждать мне, не звать.

Затем князь сделал на снегу чертеж, указав каждому его место.

— Зарубите себе на носу: к завтрему утру стоять всем вот так. А посему поспешим-ка в лагерь. Солнце-то эвон уже поднялось как.

Они гуськом спустились вниз, где ждали их воины с конями. Александр подозвал к себе Лочку.

— Езжай-ка домой, Лочка, в весь свою. Передай смердам мое веление: завтра после обеда, ввечеру, всем прибыть сюда с санями, богу угодное дело творить — раненых русичей со льда собирать. Ступай.

Назад к лагерю скакали быстро, торопились. Уже сегодня надо было выводить дружины на лед. Еще не выехали с озера, как увидели верхового, несшегося от лагеря им навстречу. Князь угадал в нем одного из воинов, посланного к Домашу.

— Вот уже и первая весть от Домаша.

Воин подскакал, осадил коня, сказал быстро, скороговоркой:

— Домаш разбит, князь.

— Разбит? — насупился Александр. — А Кербет?

— Кербет дерется, князь. Но сил мало. Отходит.

— Куда?

— Как ты и велел, на тебя.

— Молодец, — сказал сухо князь и ожег коня плетью. — Быстро в лагерь, мужи.

Все скакали за князем, посадник нагнал гонца, крикнул ему:

— А Домаша ты видел?

— Нет. Я сразу назад поворотил.

— Так он жив или нет?

— Не ведаю, Степан Твердиславич. Дружина его по лесам рассеяна, може, и уцелел где сам.

Посадник нахмурился, он-то знал своего младшего брата. Ежели дружина рассеяна, то, значит, худо дело. Будь Домаш живым да здоровым — он бы не допустил этого. Может, где раненый затаился, дай-то бог.

Едва воротился князь с озера, как заиграли трубы, зашевелился, зашумел лагерь. Туда-сюда носились сотские, скликая своих людей, ржали кони, чуя дорогу Ярославич разрешил лишь пообедать, наказав кормить воинов досыта.

После обеда дружины двинулись к озеру. Потянулись нескончаемой лентой пешцы, конные, сани. Князь, ожидая Кербета, решил уходить последним. С ним была и его младшая дружина под командой Якова Полочанина.

Опустел лагерь, вестей не было.

— Надо ехать, Александр Ярославич, — посоветовал Яков. — Али гонцу ума недостает за нами по следу пойти? Эвон проторили как.

— Что ж, ты прав, Яков. Едем.

Едва спустились на озеро, как от войска прискакал воин, крикнул:

— Князь, там Домаша привезли!

Александр пустил коня в слань. Увидел: сбоку от проходившего войска стоят сани — и понял: в них Домаш. Подскакал, резко осадил коня, спрыгнул на лед.

У саней уже стоял, опустив голову, посадник Степан Твердиславич.

— Ну что? — спросил князь, подойдя, и осекся.

В санях лежал убитый воевода Домаш. Видимо, сильный удар пришелся ему в голову, все волосы слиплись в загустевшей, смерзшейся крови. Князь постоял, потом, вздохнув, сказал:

— Славный был воин. Тяжело лишаться таких, тяжело.

Степан Твердиславич пожевал губами, собираясь что-то сказать, но не сказал, лишь кашлянул глухо.

— Кого ж мне теперь заместо его тебе на «крыло» ставить? — молвил князь. — Не ведаю.

Посадник поднял голову, взглянул Александру в глаза, сказал, почти не разжимая рта:

— Никого не надо. Я один и за себя и за брата стоять буду.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница