XI. И грозы стороны заходней
Ростово-Суздальская Русь лежала в развалинах. Запустеньем и унынием веяло окрест. Тучи воронья кружились над полями. Татарские конницы хлынули на юг, в сторону Киева, покоряя города и веси, сравнивая их с землей.
И дрожащая старческая рука летописца выводила зловещие строки на пергаменте: «… и бысть страх и трепет на всей земле великой, и все бежаше семо и овамо, и не знаше никто, камо1 бежаше».
Увидев землю Русскую растерзанной и обескровленной, решили поживиться и немецкие, и свейские рыцари. Миндовг, великий князь литовский, протянул свои руки к землям полоцко-смоленским.
Трудное, ох трудное время настало для земли Русской и для великого князя ее! Города разоренные поднимать надо, людей уцелевших по лесам сбирать и к делу ставить. И врагам с запада надобно силу показать, чтобы знали — жива Русская земля. Жива!
Не успел Ярослав с великими почестями и плачем перенести прах брата своего Юрия Всеволодича во Владимир и положить рядом с отцом, как тут же — полки на конь и в поход.
Миндовг думал, не до него ныне Ярославу Всеволодичу, дай бог свои раны зализать. Ан нет, как сокол с неба пал великий князь Ярослав на Смоленск, взял его и даже князя литовского пленил. Да еще как, не оружным и в доспехах, а прямо в сорочке ночной взяли его русские, в опочивальне. В таком виде и привез Ярослав пленника в Новгород — пусть народ полюбуется на ворону мокрую. Знал великий князь — срам для высокородного лица хуже смерти. Бросив пленного в поруб, велел строго-настрого за выкуп его не отдавать, а обменять на русских пленных. Когда остался наедине с сыном, пояснил:
— Ныне люди дороже золота, сын. Татаре много вырубили русичей, ох много.
Александр сидел на стольце, отцу уже не предлагал свое место, знал — откажется. А Ярослав и на лавку не садился, ходил по сеням, хмурился, думал вслух:
— Ох времечко, князь Александр! Что-то и в летописаниях такого не упомню. К тому клонит — Русскую землю в поминание писать. Ошибаться нам, князьям, никак нельзя, потому как ныне не княжество пропасть может, но вся земля наша. Вся! Понимаешь?
— Понимаю, батюшка, — отозвался хмуро Александр, — чай, не слепой.
— Может случиться, что и на поклон к татарам идти доведется. Помни тогда, сын, от них нам пока одно надо — мир. Пригни гордость свою, не жалей подарков, но мира добейся. А вот с рыцарями…
— Этих бить надо.
— Верно. Спесь велика, земли мало. Этим окромя злата земля нужна. Тут не отдаришься — разве что головой. Послушай-ка, Александр…
Ярослав остановился у окна и словно забыл, о чем говорил, задумался, глядя на золотые купола Софии.
— Ты что-то хотел молвить, батюшка, — напомнил Александр.
— А-а? — встрепенулся великий князь, припоминая, о чем говорить хотел. — Послушай, сын, езжай-ка ты к Брячиславу Полоцкому. Он у Миндовга костью в горле стоит. Вот на этом самом и поищи ты союза. Езжай с богом, сын мой.
Был у Ярослава и другой умысел в отношении поездки сына в Полоцк, но об этом он и намекать боялся. Суеверен стал великий князь. После смерти старшего сына, Федора, случившейся в день свадьбы, он боялся женить Александра. Федора женили в четырнадцать лет, Ярослава и того ранее, а Александру уж девятнадцать, но отец никак не решается ему невесту приискать. Боязно. А ну как рок опять подшутит над гнездом Ярославовым?
И все же не удержался Ярослав. Возвращаясь из Смоленска, заехал в Полоцк к Брячиславу, якобы о союзе слово закинуть, а в действительности дочь его посмотреть. Пожалуй, последняя причина главной была, но о ней никто не знал, и даже самому себе Ярослав в том старался не признаваться. Но тут сама судьба великому князю улыбнулась: Брячиславу неможилось, он лежал в покоях, и ухаживала за ним дочь Александра.
Будь князь Брячислав здоров, то принял бы он высокого гостя в сенях, и еще неизвестно, удалось бы Ярославу увидеть княжну. В девичий терем в гости напрашиваться? Али позвать ее попросить? Всем ясно бы стало, зачем великий князь пожаловал.
А тут все как надо: хозяин на ложе лежит, гость на лавке сидит, сочувствуя и соболезнуя. Княжна туда-сюда бегает — то воды несет, то сыты, то взвару лечебного. Смотри на нее, любуйся да прикидывай, подойдет такая сыну или нет.
Беседовали князья о самом мирном: о немочах, о травах, от них помогающих.
— Тебе, брат, чего не болеть, — пошутил мягко Ярослав. — Есть кому взвару, воды принести.
— Это верно, — взглянул ласково на дочь Брячислав. — Она у меня заботливая.
— А мне дочерей бог не дает. Все сыны, сыны, — вздохнул со значением Ярослав. — Столов им не напасешься.
Взглянул пронзительно на Брячислава: понял ли он намек-то? Кажись, нет. Уставился на свою Александру и не слышал, наверно, толком, что гость сказал. И поэтому, когда разговор до настоящих дел дошел, Ярослав еще раз попробовал намекнуть непонятливому хозяину:
— За Смоленск ты меня не благодари, то я для острастки Миндовгу. А о прочем веди разговор с сыном моим, князем новгородским, Александром Ярославичем. Ваши земли граничат, ваша корысть совпадает. А мой-то Владимир эвон у черта на куличках.
Так о деле и не захотел говорить великий князь, все кивал на князя новгородского. И это должно было быть намеком Брячиславу: великий князь заехал, а от дела уходит. Зачем же тогда он заехал?
Но не догадался князь Брячислав, а может, вид только сделал. И поэтому перед отъездом из Полоцка Ярослав попросил его:
— Александр приедет, прими, брат, его, как меня.
— Это на ложе возлежа, что ль? — улыбнулся Брячислав.
— Нет. Зачем же болеть-то? Выздоравливай, — поморщился Ярослав от непонятливости князя. — По-свойски прими, я хотел сказать.
Так и уехал из Полоцка великий князь, не решившись заговорить о главном и не зная точно, понял ли его намеки Брячислав.
И теперь, посылая сына к нему, он опять скрытничал. Говорил о поисках союза, а сам думал о юной Александре. Добрая жена сыну была бы, а ему — невестка.
— Ты вот что, Александр, — наказывал Ярослав. — Ищи союза, да как можно крепшего, а для этого сдружись с Брячиславом, не чурайся застолья, бесед душевных, на ловах с ним побудь. Ты эвон какой, к душе ему ляжешь.
И чтобы развязать сыну руки во всем, Ярослав сказал ему, когда уж Александр в седле сидел:
— Ты не отрок, но муж, а посему на меня не оглядывайся, все сам решай. Слышь? Все. А я тебя загодя благословляю.
— Спасибо, отец, — кивнул Александр, коснувшись рукой шлема, и тронул коня со двора.
В Полоцк Александр захватил младшую дружину свою, самых преданных воинов. Все были хорошо вооружены — путь впереди лежал неблизкий и опасный. В любой миг на отряд могла набежать литва.
Ехать решено было через Псков.
Примечания
1. Камо — куда.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |