3. Актовые материалы
Дж. Феннел справедливо отмечает скудость актового материала XIII в. 3 документа занесены в летопись (в нижеследующей таблице — лет.), 2 включены в более поздние документы (вкл.), 1 — тоже, но в весьма измененном виде (так что встает вопрос о его подлинности — подл.?).
Типы документов | Новгород | Псков | Смоленск | Полоцк | Рязань | Волынь |
Уставные | 1 | 1 | 1 (лет.) | |||
Договорные: | ||||||
а) города с князем | 3 | |||||
б) междукняжеские | 1 | |||||
в) международные торговые | 1 | 9 | ||||
Жалованная | ||||||
Данная | 1 (подл.?) | 2 (вкл.) | ||||
Проезжая | 1 | |||||
Судная (правая) | 1 | |||||
Духовная | 1 (частн.) | 2 (лет.) | ||||
Рядная (частн.) | 1 |
Итого, ото всех регионов Руси за XIII в. сохранилось лишь 26 актов. В таблицу не входят берестяные грамоты, которые по традиции (но не вполне верно) рассматриваются отдельно в следующем разделе приложения. Сам факт их существования увеличивает чисто актов XIII в. по крайней мере вдвое, правда, за счет частноправовых документов, происходящих в подавляющем числе из Новгорода.
Однако даже такое суммирование всех актов (пергаменных, «летописных», включенных и «берестяных») неточно характеризует правовую культуру XIII в. Значительное количество сохранившихся печатей — это свидетельство того, что актов было гораздо больше, нежели дошло до нас. Даже если считать, что лишь половина печатей — а княжеских, вероятно, и того больше — была привешена к актам, можно представить себе, каким числом актов регламентировалась деятельность различных органов государственной власти.
В приведенной таблице обращает на себя внимание факт абсолютного преобладания княжеских актов над частными. Именно деятельности князей обязаны своим возникновением различные типы грамот: уставные, жалованные, договорные и пр.1 регулировавшие положение жителей какой-либо административной единицы (княжества, города и т.д.) и их обязанности по отношению к этой власти; предоставлявшие земли частным лицам или устанавливающие взаимные обязательства сторон (князей, города и князя, княжества и соседней области в связи с торговлей). Лишь немногие из них датированы точно. Даты возникновения большинства устанавливаются исследователями по косвенным данным.
Однако даже по сохранившимся актам можно выяснить довольно широкий круг вопросов, тем более полагая, что каждый из них — не случайный остаток прошлого, а отражение типичного для данного времени и места явления. На первое место, несомненно, выдвигаются социальные процессы. О них — или об их результатах — повествуют и завещания, и жалованные, и отчасти судная грамота, и международные договоры. Либо завещатель (как в духовной Климента 1270 г.) предстает в качестве крупного землевладельца2, либо получатель завещаемых богатств уже был владельцем (как вдова князя Владимира Васильковича3, или монастырь Апостолов около Владимира Волынского, которому тот же князь еще до составления своей духовной около 1287 г. передал село Березовиче). Сходную картину рисуют и жалованные. Так, по грамоте Михаила Ярославича Рязанского 1299—1303 гг.4 за рязанским епископом закреплялись земли («уезд») вокруг владычного села Столпцы у реки Прони, население которых должно было быть подсудно епископу. Последний получал и право, обычно сохраняемое князем за собой, бить бобров на реке Проне.
Согласно сомнительной, по мнению С.М. Каштанова5, жалованной данной Олега Игоревича Рязанского 1257 г. некоему Ивану Шаину, который был якобы «породы ханской» и «воином добрым», передавалось лишь «поле на р. Проне», где, вероятно, и должны были расселиться прибывшие с ним «многие люди ево»6. По правой грамоте Федора Ростиславовича Смоленского 1284 г. можно судить о складывании боярской династии — «кормиличичей», княжеских воспитателей (род Дядко включал Остафия Дядко, Микулу и Путяту Дядковичей7).
Эти же акты сообщают и о положении зависимого от князя населения. Так, в «Рукописании» Владимира Васильковича четко различаются жители Кобринской волости, обязанные князю данью, и население сел, которое «страдало» на князя, выполняя натуральные повинности, в том числе те, которые входили в обязанности самого князя, — «город рубити», т. е. строить городские укрепления, а кроме того, должно было уплачивать князю «побор» и «тотарьщину».
О различных обязанностях сельского и городского населения сообщают уставные грамоты. Самая ранняя из них, конца XII — начала XIII в.8, о «погородии и почестье»9, предусматривает перевод на деньги натуральной повинности — «урока» по строительству города и подати в пользу князя, именуемой «почестьем»10, полной аналогии новгородскому «почту», или «поцту». «Почестье» с некоторых местностей и по уставной могло взиматься мехами — «лисицами» и ремесленными изделиями (только с Торопца). Обращает на себя внимание высокая степень развития товарно-денежных отношений в Смоленске конца XII— начала XIII в.
Устав князя Ярослава «о мостех» (о разверстке расходов, связанных с мощением улиц Новгорода, ведших к торгу), также не имеет точной даты. В.Л. Янин относит его к 1265—1267 гг.; В.А. Буров, опираясь на произведенную В.Л. Яниным топонимическую привязку объектов мощения и выдвигая идею о тождестве Пискупли и Прусской улиц, к XIII в. относит лишь вставку в устав, а основной текст — к 70-м годам XII в.11 Смысл устава не совсем ясен. Он открывается фразой «Осмеником (сборщикам торговой пошлины. — Сост.) поплата», на основании которой считали, что речь идет о возмещении расходов по мощению в пользу осмеников. Возможно и иное толкование: осменики сами должны платить за выполнение работ по благоустройству улиц12, может быть, лишь участка «в Людин конец... до Пискупли улицы»13. В пользу этого предположения свидетельствует и приводимая В.Л. Яниным грамота 1623 г. о финансировании строительства Великого моста через Волхов. Расходы должны были на ⅓ покрываться за счет поступлений в Новгородскую избу в первую очередь торговых пошлин и на ⅔ за счет разверстки повытного оклада14.
В XIII в. в мощении улиц принимали участие жители основных улиц (Добрыни, Прусской, Чудинцевой) и основные социально-политические силы: новгородская, немецкая и готская купеческие организации; владыка, городской собор св. Софии — софьяне, посадник, тысяцкий, сам князь. На долю последнего приходился участок от Великого ряда на Торгу до Немецкого вымола, т. е. пристани. Две княжие сотни (иногда идентифицируемые с полупятинами XV—XVI вв.) должны были сооружать две «рели» (пролета) Великого моста через Волхов. В данном случае князь выступает в качестве «рядового» — наряду с посадником, тысяцким и владыкой — участника выполнения этой повинности15. Устав «о мостех» рисует деятельность князя как одной из мощных сил внутренней жизни, участника, но уже не организатора общегородских финансовых и строительных начинаний.
Последняя уставная грамота, несомненно относящаяся к XIII в.16, — это грамота Мстислава Даниловича (ок. 1289). Она предписывала взимать с жителей города Берестья (Бреста) за ловчее (натуральную повинность по организации княжеской охоты) 4 гривны кун, а с каждой сотни сельских жителей — натуральный побор медом, овцами, льном, хлебом, овсом, рожью, курами17. Грамота показывает, каким образом обеспечивалось содержание одной из отраслей княжеской «служебной организации»18. Обращает на себя внимание, что сельское население облагалось лишь натуральными поборами, которые на деньги не переводились. Возможно, в этом сказались результаты регрессии товарно-денежных отношений после нашествия, с одной стороны, а с другой — в этом заключалась специфика самого региона: Берестье и позднее значительно отставало по уровню социально-экономического развития от соседних районов (как показал М.К. Любавский).
Для воссоздания политической истории особенно важны новгородские и смоленские торговые договоры19, междукняжеские договоры, наконец, докончания Новгорода с князем Ярославом Ярославичем. Они хорошо документируют права князя как верховного судьи и более низшей судебной инстанции — княжеских бояр и тиунов20, в распоряжении которых находились детские — судебные приставы и исполнители. Величина судебных пошлин в договорах не указывалась. Известны лишь некоторые доходы детских, которые получали «наем» и вознаграждение тиуну за административную деятельность. Так, за организацию своевременного перевоза прибывавших иностранных гостей на волоке перед Смоленском тиун получал от них «рукавицы». Финансовый аппарат князя состоял из «куноемцев», смененных в последней трети XIII в. «таможниками».
Новгородско-княжеские договоры уделяют внимание не столько судебной деятельности князя (они указывают точный срок смены судей — Петров день, I — 17, III — 3521), сколько источникам доходов князя, его дворян и т. д. («дар» от волостей шел в пользу князя: I — 6, 9, II — 6, III — 6; дворяне и тиуны получали «погон»: I — 20, II — 17, III — 18). Они же характеризуют сужение прерогатив князя и расширение прав самих новгородцев, что делает договоры важнейшим источником по истории политического строя Новгорода второй половины XIII в.22 Отношения князя и города в области гражданского права (по делам о холопах, должниках и «поручниках») регулировали новгородско-тверское докончание и извести-тельная грамота Михаила Ярославича Тверского новгородскому владыке начала XIV в., они же гарантировали скорый суд — «без перевода» по земельным конфликтам самого князя и его слуг в пределах Новгородской земли23. Такой же суд обещал Изяслав Полоцкий рижанам и магистру около 1265 г.24
Есть еще один аспект политической жизни, который может быть изучен на основе договоров. Хотя большая часть их посвящена сношениям с северо-западными соседями Руси25, в них отчетливо прослеживается воздействие иноземной монгольской власти на развитие этих отношений. Ярослав Ярославич Новгородский «по Менгу-Тимуреву слову» дает жалованную проезжую рижанам, Глеб Ростиславич Смоленский защищает от всевластья захватчиков те подворья, где «стоять немци или гость немьцьскии»26.
Итак, несмотря на скудость актовых материалов, они — в особенности в сочетании со сфрагистическими данными — дают разнообразную картину политической жизни страны и роли в ней княжеской власти.
Примечания
1. Их характеристику и состояние изучения см.: Каштанов С.М. Русские княжеские акты X—XIV вв. (до 1380 г.). — АЕ за 1974 год. М., 1975, с. 94—116. О русских актах домонгольского периода см.: Lowmian'ski H. Slownik Slawian'skych starozitnosčej. — Warszawa, 1961, t. I, s. 361—366.
2. ГВНП, № 105; ЯРЯ, т. II, с. 108—110. В Климяте видели тысяцкого, участника переговоров 1255 г. владыки с князем Ярославом (Тихомиров М.Н.), члена купеческой организации (Зимин А.А.). См.: Алексеев Ю.Г. Частный поземельный акт средневековой Руси (от Русской Правды до Псковской Судной грамоты). — ВИД, т. VI, с. 129—131.
3. По «рукописаниям» — в пользу брата и жены последней он оставил г. Кобрин и села Городел и Садовое Сомино.
4. АСЭИ, т. III. № 309, с. 339.
5. Каштанов С.М. Интитуляция русских княжеских актов X—XIV вв. (Опыт первичной классификации). — ВИД. Л., 1976, т. VIII, с. 77.
6. АСЭИ, т. III, № 347, с. 373.
7. Смоленские грамоты XIII—XIV веков, М., 1963, с. 62—63.
8. Это датировка Я.Н. Щапова, который исходит из наименований денежных единиц. Мнение Л.В. Алексеева о 1211—1218 гг. основано на спорном утверждении, будто Торопец не платил почестья владыке.
9. Древнерусские княжеские уставы XI—XV вв. М., 1976, с. 146; Смоленские грамоты, с. 79.
10. Уже А.А. Зимин отмечал неясность вопроса о том, кому шло погородье и почестье (ПРП, т. II, с. 51). Все остальные исследователи полагают, что их получателем был епископ (Алексеев Л.В. Смоленская земля в II—XIII вв. М., 1980, с. 24—25). Это маловероятно, т.к. строительство никогда не входило в обязанности епископа.
11. Янин В.Л. Очерки комплексного источниковедения. М., 1977, с. 91—122; Буров В.А. О местоположении княжей сотни в Древнем Новгороде. — СА, 1987, № с. 99—101.
12. Такое толкование этой фразы предложили А.В. Куза (см. рецензию А.В. Кузы на кн.: Янин В.Л. Очерки комплексного источниковедения. М., 1977. — СА, 1979, № 4, с. 304) и присоединившийся к нему В.А. Буров (Буров В.А. О местоположении, с. 94).
13. Буров В.А. О местоположении, с. 94.
14. ААЭ. Спб., 1836, т. III, № 146.
15. А.В. Куза полагает, что «мостовая повинность определялась только между высшими представителями государственной власти и населением, находившимся под непосредственной юрисдикцией князя. Жившая в концах основная масса новгородского боярства с зависимыми от них людьми мостила свои улицы под надзором кончанской администрации» (Куза А.В. Рецензия, с. 304). В.А. Буров, развивая эту мысль, определяет местоположение княжей сотни и зачисляет в нее жителей Ильинской, Михайловской и Витковой улиц (Буров В.А. О местоположении, с. 95).
16. Устав князя Всеволода о церковных судах, людях и мерилах торговых возник не ранее 50-х годов XIII в., после монгольской переписи, но имеет многочисленные поновления, его же «Рукописание» купеческой организации церкви Ивана на Опоках относится к XIV в.
17. ПРП, т. II, с. 44.
18. О ней см.: Флоря Б.Н. «Служебная организация» у восточных славян. — Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М., 1987, с. 142—151.
19. Смоленские грамоты, с. 62—63. О датировке смоленских договоров, отличной от той, что предложила Т.А. Сумникова, см.: Кучкин В.А. О древнейших смоленских грамотах. — История СССР, 1966, № 3, с. 103—114; Янин В.Л. Актовые печати, т. 1, с. 95—96; Rennkamp W. Studien zum deutsch-russischen Handel bis zum Ende des 13. Jahrhuderts. Bochum, 1977, S. 109—141.
20. О них см.: Янин В.Л. К вопросу о составе княжеского аппарата в Новгороде на рубеже XIII—XIV вв. — ВИД. Л., 1973, т. V, с. 113—119.
21. ГВНП, № 1—3. В тексте в скобках римскими цифрами указаны номера договоров, арабскими — статей по нумерации А.А. Зимина.
22. См. подробнее: Янин В.Л. Новгородские посадники, с. 150—151; его же. Актовые печати, т. 1, с. 88; т. 2, с. 141—153 и др.
23. ГВНП, № 4—5.
24. Полоцкие грамоты XIII — начала XVI в. М., 1977, вып. I, № 2, с. 36.
25. Кроме вышеупомянутых, нужно назвать новгородско-рижско-любекский договор 1262 г., утвержденный в 1264 г. (ГВНП, № 29). Об особенностях его оформления см.: Янин В.Л. Новгородские посадники, с. 150—151; Клейненберг Н.Э. Договор Новгорода с Готским берегом и немецкими городами 1262—1263 гг. (по данным отчета послов немецкого купечества 1292 г.). — ВИД, т. VII, с. 118—126.
26. ГВНП, № 30, с. 57; Смоленские грамоты, с. 39, 45.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |