Александр Невский
 

Происхождение Руси

Первыми словами заголовка исторического труда летописца Нестора были слова о происхождении Руси: «Откъуду есть пошьла Русьская земля?»

Ни один из вопросов образования древнерусской народности и древнерусского государства не может быть решен без рассмотрения того, что такое Русь, кто такие русы.

Обширная и противоречивая историография этого вопроса знает около двух десятков различных ответов, взаимно исключающих друг друга. Как известно, русов считали и варягами, и литовцами, и балтийскими славянами, и финнами, и славянами, и среднеазиатскими аорсами, и, наконец, отчаявшись в их этническом определении, разноплеменной социальной группой. Основная борьба в историографии Руси шла между норманистами и их противниками, принимая нередко ожесточенные формы. Это и неудивительно, так как от того или иного решения спора зависело установление местных или чуждых истоков Русского государства. После того как многие доводы норманистов были опровергнуты, норманская теория осталась где-то на грани между консервативной ученостью и политическим памфлетом. Фашистские фальсификаторы истории в гитлеровской Германии, в США и в других империалистических странах сделали норманскую теорию своим знаменем, превратили легенду о призвании князей в символ всей русской истории.

Длительность споров о происхождении Руси в известной мере объясняется противоречиями в источниках, обилием домыслов и догадок у самих древних авторов. В источниках мы найдем и прямые указания на то, что русы — варяги, и столь же прямые свидетельства их славянства. Русов то называют кочевниками (патриарх Фотий), то говорят о том, что кони их не могут носить (Захария). То русов называют племенами из славян (Ибн-Хордадбе), то обосабливают их от славян и даже противопоставляют их славянам. Русская земля то расширяется до пределов всей Восточной Европы, то сужается до размеров маленького болотистого острова. Из этого списка противоречий нельзя выбрать какое-либо одно положение по своему вкусу; нельзя пытаться примирить противоположные утверждения при помощи компромиссов. Необходимо объяснить причины возникновения той или иной точки зрения в каждом источнике и рассматривать всю совокупность доступных нам сведений. При многогранности задач и противоречивости источников необходим синтез различных сведений и применение ретроспективного метода, обеспечивающего осторожное продвижение вглубь веков от известного к неизвестному.

Давно и многократно отмечалась исследователями двойственность смыслового значения при употреблении летописцами слов «Русь», «Русская земля»1. С одной стороны, они обозначали всю совокупность восточнославянских земель в их этнографическом, языковом и политическом единстве, свидетельствуя о сложении древнерусской народности на огромном пространстве от Карпат до Дона и от Ладоги до «Русского моря». В этом смысле Русская земля противопоставлялась полякам, чехам, венграм, половцам, византийцам как в этническом, так и в государственном отношении. В эпоху феодального дробления Руси, в XII—XIII вв., несмотря на существование нескольких десятков княжеств, единство русской народности очень хорошо осознавалось и находило отражение в терминологии — вся Русская земля противопоставлялась обособленным вотчинам враждовавших князей.

Таково одно значение слов Русь и Русская земля. Наряду с ним в одних и тех же источниках встречается несравненно более узкое определение Руси: Киевская земля, Среднее Приднепровье. Обстоятельный разбор выборочных летописных данных был произведен М.Н. Тихомировым2. Но выводы М.Н. Тихомирова и его предшественников были оспорены Д.С. Лихачевым в его комментариях к «Повести временных лет»3. Д.С. Лихачев крайне неубедительно пишет о том, что «наиболее древним, основным значением «Русь» и «русьский» является значение общее, обращенное ко всем русским землям и ко всему русскому народу в целом»4. Этот взгляд совершенно лишен исторического подхода к вопросу образования народности.

Источники XII в. (например, «Повесть временных лет»), ретроспективно освещающие события X в., дают нам историю всей Русской земли и поэтому употребляют соответственный общий термин. Летописи XII в. полны географических определений для отдельных частных событий происходивших в разных углах Руси, и если среди этих определений нам встречаются «кривичи», «русь», «радимичи», мы должны отнестись к ним не как к новшествам XII в., а как к глубокой старине, дожившей до XII в. благодаря традиции, оказавшейся более сильной, чем действительные географические новшества — изменчивые очертания феодальных княжеств.

Серьезным исследованием, посвященным этому вопросу, является книга А.Н. Насонова5. Автор очень интересно и обстоятельно разбирает вопрос о Руси в узком смысле слова. Некоторые сомнения вызывает лишь определение крайних западных и восточных рубежей и датировка установления единства Русской земли на юге6.

Важность темы и наличие разногласий вынуждают нас запяться более детальным рассмотрением этого вопроса вновь с исчерпывающим, а не выборочным изучением летописей. Всем дошедшим до нас летописным сводам хорошо известно употребление слов «Русь», «Русская земля» в смысле всей совокупности восточных славян, единой русской народности, единого русского государства. В «Повести временных лет» такое словопонимание даже преобладает, но это объясняется тем, что там описывается преимущественно период единства Руси. Новгородская I летопись знает оба значения и иногда причисляет Новгород к Руси, а иногда противопоставляется его Руси (южной). Лаврентьевская летопись чаще всего отделяет Владимиро-Суздальскую землю от Руси в узком смысле. В Ипатьевской летописи, в летописании Мстислава Владимировича, Ольговичей и Ростиславичей одновременно существует и риторическое понимание единства Руси («Володимер... многа пота утер за землю Рускую») и конкретное представление о Руси как о южной части всего русского единства.

Область древнерусской народности IX—XIII вв. (родоначальницы позднейших братских народностей — русской, украинской и белорусской) может быть восстановлена по целому ряду разнородных источников как письменных, так и археологических, хотя летописцы XII в. и не оставили нам систематического описания ее границ. Во-первых, область Русской земли в широком смысле слова может быть получена как сумма племенных территорий всех восточнославянских племен, исходя из тезиса летописца, что «словеньскый язык и рускый — одно есть...» Во-вторых, некоторое представление о границах Русской земли XI—XII вв. может дать карта русских городов, упоминаемых в летописях по тому или иному случаю7. Это не систематический перечень русских городов, и поэтому возможны пропуски, но в общих чертах карта летописных городов дает нам весь театр действий феодальной Руси.

Более или менее систематические сведения о нерусских народах, соседях и данниках Руси, содержит вводная часть «Повести временных лет»: «А се суть инии языци, иже дань дають Руси: чюдь, меря, весь, мурома, черемись, мръдва, пермь, Печера, ямь, литва, зимигола, корсь, норома, либь...»8. Если мы нанесем на карту все эти народы, то они обозначат западную, северную и восточную границы области Руси, совпадающей с пограничными русскими городами9.

Точные географические данные о территории русской народности содержатся в поэтическом «Слове о погибели Русской земли».

Русская земля определяется по соседним народам, начиная от Венгрии и далее по часовой стрелке: «Отселе до угор и до ляхов, до чахов, от чахов до Ятвязи и от Ятвязи до литвы, [от Литвы] до немець (тевтонский и ливонский ордена), от немець, до корелы, от корелы до Устьюга, где тамо бяху тоймици погании и за дышючим морем От моря до болгар, от болгар до буртасъ, отъ буртас до чермис, от чермис до моръдви». Упоминание о половцах, которые пугали своих детей грозным именем Мономаха, завершает описание соседей Руси на юге. (См. карту на с. 58).

Последним и наиболее систематическим источником, который нам следует привлечь, является «Список русских городов», составленный около 1396 г., очевидно, одновременно с другими географическими статьями, включенными в летописи под этим годом10. Список охватывает все русские города, независимо от их политической принадлежности. В эпоху феодальной раздробленности, когда вокруг Москвы была собрана лишь пятая часть древнерусских земель, появление такого списка, сознательно воскрешающего единство русской народности, было, несомненно, выражением передовой идеи: «А се имена градом всъм Русскым, далним и ближнимъ»11. При нанесении этих русских городов на карту мы видим почти полное совпадение общих контуров Русской земли, как она представлялась составителю списка XIV в., с Русской землей, определенной нами по городам XI — начала XIII в. Оба контура совпадают во всех основных частях и разнятся лишь в незначительных деталях; не противоречат им и списки соседей Руси. Такое совпадение может говорить об устойчивости древнерусской народности, продолжавшей осознавать свое единство, несмотря на феодальную разобщенность сотен русских княжеств XIV в.

Границы Русской земли по этим данным совпадают в общих чертах с суммой всех племенных земель восточнославянских племен. Исключения таковы: 1. В состав русских земель включены области мери и веси за Волгой и на Белоозере. Очевидно, здесь очень интенсивно проходил процесс обрусения этих племен. 2. Не включены закарпатские земли Белых хорватов. 3. Низовья Дуная, вплоть до Тырнова, названы русскими. Это, возможно, отражало давний процесс переселения антов к Дунаю и на Балканы.

Для определения пределов Русской земли в узком смысле, в смысле только Южной Руси, мы используем, во-первых, метод исключения, т. е. перечислим те области, которые не входили в состав Южной Руси, а во-вторых — прямые указания летописи на принадлежность к собственно Руси12.

Русские области и города, не входившие в понятие «Русь» в узком смысле:

Новгород Великий. Поездки из Новгорода в Киев, Чернигов, Переяславль всегда рассматривались новгородским летописцем как поездки в Русь13.

Владимир-на-Клязьме, Ростов, Суздаль, Рязань. Города Владимиро-Суздальского и Рязанского княжеств исключались из понятия Руси в узком смысле14.

Область вятичей (Неринск, Козельск? Брянск? Дедославль?). Во время похода Святослава Ольговича в 1147 г. на Давыдовичей к нему в Неринск приезжают разведчики из Руси, сообщая о делах в Чернигове и Стародубе. Область вятичей по контексту летописи не включена в Русь, а противопоставлена ей15.

Смоленск. Изяслав Мстиславич Киевский и его брат Ростислав Мстиславич Смоленский обмениваются в Смоленске подарками: «Изяслав да дары Ростиславу, что от Рускый земле и от всих царьских земель, а Ростислав да дары Изяславу что от верхних земель и от варяг...» «...Приде ему Ростислав и с всими рускыми полкы и с смоленьскими...»16

Полоцк. Мстислав Владимирович Киевский услал в Царьград двух полоцких княжичей за то, что «не бяхуть его воли и не слушахуть его, коли е зовящеть в Рускую землю в помощь»17.

Галич-на-Днестре. Юрий Долгорукий в 1152 г. идет в Русь, «тогды же слышав Володимерко (князь Галицкий) идуча в Русь, поиде к Кыеву»18.

Владимир-Волынский. В описании похода Ольговичей на Владимир в 1144 г. противопоставляются волынские войска русским19.

Вручий. Овруч был княжеским доменом Рюрика Ростиславича, и когда он уезжал из Киева в Овруч, летописец говорил об отъезде его из Руси20.

Берлад. Андрей Боголюбский посылает сказать Давиду Ростиславичу Смоленскому: «А пойди в Берлад, а в Руськой земли не велю ти быти». Уделом Давида в Руси был Вышгород21.

В «Повести временных лет» мы также найдем несколько примеров географического ограничения понятия «Русь»:

Древляне. Убив Игоря в 945 г., древляне говорят: «Се князя убихом рускаго; поимем жену его Вольгу за князь свой Мал...»22

Радимичи. После победы воеводы Волчьего Хвоста над радимичами «тѣм и Русь корятся радимичемъ...» Радимичи «платять дань Руси, повоз везут и до сего дне»23.

Особенно интересен список племен, принимавших участие в походе Игоря на Византию в 944 г.

«Игорь же, совкупив вои многи: Варяги, Русь, и Поляны, Словены, и Кривичи, и Тиверце, и Печенеги наа и тали у них пояша...»24.

Относительно отождествления Руси и Полян мы знаем из той же «Повести временных лет». Очевидно, остальные племена (словен, кривичей и тиверцев) мы должны признать не входившими в X в. в состав собственно Руси, что вполне согласуется с данными летописей XII в. (Новгород — не Русь, Смоленск — не Русь, Берлад — не Русь).

Подведем некоторые итоги тому разрозненному и случайному материалу, который приведен выше.

В состав собственно Руси, Руси в узком (первоначальном?) смысле, не входили, по этим неполным данным, земли следующих племен и города:

Племена Города
Древляне Новгород Полоцк
Радимичи Смоленск Владимир-Волынский
Вятичи Владимир-на-Клязьме Галич
Словене Ростов Овруч
Кривичи Суздаль Неринск
Тиверцы Рязань Берлад
Поляне?
Варяги

Таким образом, для Руси остается Среднее Приднепровье с Киевом, Черниговом, Переяславлем и Северская земля, ни разу не противопоставленная Руси.

Обратимся теперь ко второй половине затронутого вопроса — к посильному определению тех областей и городов, которые входили в X—XII вв. в ограниченное понимание географического определения Руси. Древнейший русский документ — отрывок договора Олега с греками 907 г. — так определяет основные города Руси: «Приходяще Русь да витают у святого Мамы, и послеть царьство наше и да испишут имена их и тогда возмуть месячное свое: первое от города Киева и паки ис Чернигова и ис Переаславля, и прочии гради»25.

Принадлежность каждого из этих трех городов к основному, главному ядру Русской земли многократно подтверждена летописями. Относительно Киева и Киевщины у нас много данных; князья часто говорили: «Пойди в Русскую землю Киеву»26. Отнесение к Руси Переяславля подтверждено многократно: в 1132 г. «ходи Всеволод в Русь Переяславлю...»27. В летописании Переяславля Суздальского, сохраненном нам Лаврентьевской летописью, Переяславль южный восемь раз назван Русским (Русьскый Переяславль, Ясский, Рускый)28. Принадлежность Чернигова к собственно Руси также подтверждена летописью и для XII—XIII вв.29

Кроме того, в состав собственно Руси входили, по летописным данным, и другие города, позволяющие хотя бы отчасти уточнить пределы основного ядра Русской земли.

Белгород и Вышгород. В 1174 г., когда Андрей Боголюбский выгнал: Ростиславичей из этих городов, то «пожалишаси велми Ростиславичи, оже их лишаеть Руськой земли...»30.

Торцький, Треполь, Корьсунь, Богуславль, Канев. В 1195 г. Всеволод Большое Гнездо тщетно просил у Рюрика Ростиславича эти города и жаловался: «А ныне сел еси в Кыеве, а мне еси части не учинил в Руской: земле»31.

В состав Руси входили и другие города по Роси и по Стугне: Дверен, Василев32.

К Русской земле относился и Городец Остерский — форпост Мономашичей на Десне между Черниговом и Киевом. В 1195 г. Всеволод послал тиуна «в Русь и созда град на Городици на Въстри, обнови свою отчину»33 На Левобережье Днепра мы располагаем сведениями о нескольких городах, кроме Чернигова, Переяславля и Городца Остерской). В 1147 г., когда Святослав Ольгович стоял у Неринска, собираясь в поход на Давыдовичей, «в то же время прибегоша из Руси децкы и поведаша ему Володимеря в Чернигове, а Изяслава у Стародуба»34.

К Руси в узком смысле слова может быть причислен и Трубчевск, так как когда Трубчевский князь Святослав уезжал из Новгорода Великого обратно в свою землю, то летописец сказал: «Въспятися назад князь Святослав в Русь»35.

Глухов. В 1152 г. «...Гюргеви же идущю в Русь, пришед ста у Глухова»36. Если летописец употребил форму «пришед», то несомненно, что он считал Глухов, находящимся в Руси.

События 1139 г., когда только что вокняжившийся Всеволод Ольгович начал перебирать княжения, показывают, что в его руках находилась «вся Русская земля», в том числе и Курск, куда он выгонял Андрея Владимировича Переяславского37.

Несколько особняком от «русских» городов стоят города Погорынья, относительно которых есть несколько свидетельств. В 1152 г. города верхнего течения Горыни — Бужевск, Шюмеск, Тихомль, Выгошев и Гнойлица — названы дважды «русскими городами» в отличие от Галицкой земли и один раз названы «Русской земли волости»38. Трудно сказать, следует ли их включать в состав «собственно Руси» или же они являлись каким-то примыслом «русских» князей и составляли крайнюю западную волость Русской земли.

Нам надлежит еще разобрать сведения о «всей Русской земле» в понимании летописцев XII в. Очень часто словом «Русь» обозначаются южнорусские области вообще39. Иногда летописцы говорят определеннее, включая в понятие «всей Русской земли» Киевщину и Левобережье Днепра или в отдельных случаях только Киевщину. Таково приведенное выше отождествление «всей Русской земли» с владениями Всеволода Ольговича в 1139—1140 гг., когда он стал киевским князем. Его владения простирались на восток до Курска. Под 1145 г. Новгородская летопись описывает поход на Галич: «Ходиша вся Русска земля на Галиць... ходиша же и из Новагорода помочье кыяном...»40.

Ипатьевская летопись дает нам список князей, участвовавших в этом походе, из которого мы узнаем о районе мобилизации: Киев, Новгород Северский, Чернигов41. В этом же значении Киевщины и Чернигово-Северщины термин «Русская земля» выступает и в событиях 1180 г. На Днепре близ Вышгорода охотились в ладьях князья с княгинями и дружиной Святослав Всеволодич, правивший Киевом в своеобразном двуумвирате с Рюриком Ростиславичем, задумал воспользоваться этим пикником для нанесения удара своим противникам: «И помысли во уме своемъ, яко Давыда иму, а Рюрика выжену из земле и прииму едине власть Рускую и съ братьею и тогда мыцюся Всеволоду обиды свое»42. Отсюда следует, во-первых, что Владимиро-Суздальская земля Всеволода Юрьевича не входила в понятие Русской волости, а во-вторых, что в состав Русской волости входили: Киев, Вышгород, Белгород (где сидели Ростиславичи) и земли-«братьи» Святослава, т. е. Чернигов, Новгород-Северский, Курск, Трубчевск и другие города «Черниговской стороны».

Подведем некоторые итоги. В географическое понятие Русской земли или «всей Русской земли», противопоставляемой Галичу, Суздалю, Смоленску и Новгороду, включались следующие города: Киев, Чернигов, Переяславль Русский, Вышгород, Белгород, Василев, Треполь. Города Поросья: Корсунь, Богуславль, Канев, Дверен, Торцький. Города «Черниговской стороны»: Стародуб, Трубчь, Глухов, Курск, Новгород-Северский, Остерский Городец. «Русской земли волости» (города Погорынья): Бужск, Шумск, Тихомель, Выгошев, Гнойница.

Если мы нанесем на карту, во-первых, все области, поименованные в летописях как не входящие в собственно Русь, а во-вторых — области Руси, то увидим, что они не совпадают, не заходят одна за другую, а четко разграничены, взаимно исключают друг друга. Это очень важно для подтверждения достоверности сведений, извлеченных из случайных упоминаний разных летописцев. Итак, область собственно Руси наметилась. Это — значительная область, покрывшая собою несколько древних летописных племен и много феодальных княжеств.

В то время, когда понятие «Русь» употреблялось в качестве географического обозначения, на этой «Русской земле» всегда существовало несколько враждовавших между собой княжеств: Киевское, Переяславская вотчина Юрьевичей, Чернигово-Северская вотчина Ольговичей и др. Поэтому возводить географическое понятие XII в. «Русская земля» к какому-либо политическому единству этого времени никак нельзя. Это единство для эпохи Юрия Долгорукого и Святослава Всеволодича — лишь далекая историческая традиция.

Прежде чем перейти к более ранним временам, когда это единство могло быть политической реальностью, сделаем еще одну попытку ретроспективного использования данных XII в. Внутри очерченной территории мы можем выделить еще более узкую область, так сказать, Русь внутри Руси.

Так, в 1146 г. Святослав Ольгович, княживший в Новгороде-Северском, Путивле и Курске, приглашает Юрия Долгорукого: «а пойди в Русскую землю Киеву, а яз ти сде (в своем Северском княжестве. — Б.Р.) буду ти помощник»43. В 1189 Святослав Всеволодич дает Галич своему сопернику-соправителю Рюрику Ростиславичу, а себе хочет «всей Руской земли около Кыева»44. Такое же ограниченное понимание Русской земли сквозит и в ряде летописных определений политического союза Киевщины с Черными клобуками. Так, в 1149 г. Ростислав Юрьевич говорит отцу: «Слышал есмь, оже хощеть тебе вся Руская земля и Черныи Клобукы»45. В 1154 г. это сочетание Руси и Черных клобуков употребляется как застывшая формула: «...и плакася по нем (по Изяславу Мстиславичу. — Б.Р.) вся Руская земля и вси Чернии Клобуци яко по цари и господине своем». «Кияне же вси изидоша с радостью великою противу своему князю; и тако быша ему ради вси и вся Руская земля и вси Чернии Клобуци обрадоващася, оже Ростиславъ (Мстиславич) пришел въ Киевъ»46.

Главная масса Черных клобуков — берендеев — была расселена киевскими князьями в Поросье и на Правобережье Днепра. Они были размещены в качестве наемной конницы чересполосно с русскими поселениями на южной окраине Киевской земли. Формула «вся Руская земля и вси Чернии Клобуци» предполагает еще более узкое понимание Русской земли, чем установленное выше. Там, где применяется эта формула, там под русской землей понимается сравнительно небольшой треугольник, вершиной которого был Киев, одной из сторон — Днепр от Киева до Канева, а основанием — бассейн Роси. Черниговщина не входила в понимание Русской земли и Черных клобуков, о чем можно судить по рассказу летописи 1161 г. Ростислав Мстиславич Киевский посылает к Святославу Ольговичу Черниговскому «пусти ко мне детя Олга, ать познаеть кияны лепшия и Берендиче и Торкы»47. Все походы Черных клобуков — берендеев — связаны как с отправной точкой только с «киевской», «русской» стороной Днепра: они всегда союзники или вассалы киевских князей, они «умирают за Русьскую землю и головы свои складывают», они постоянно служат киевским князьям как в их борьбе против половцев, так и в их борьбе с левобережными Ольговичами. Отсюда мы должны сделать вывод о существовании в XII в. наряду с другими также и крайне ограниченного понимания «Русской земли», как Киевщины и Поросья.

Детальное рассмотрение летописных определений Русской земли в XI—XII вв., противоречивых на первый взгляд и как будто бы взаимно исключающих друг друга, привело нас к выводу о существовании трех географических концентров, одинаково называемых Русью или Русской землей: 1) Киев и Поросье; 2) Киев, Поросье, Чернигов, Переяславль, Северская земля, Курск и, может быть, восточная часть Волыни, т. е. лесостепная полоса от Роси до верховьев Сейма и Донца; 3) все восточнославянские земли от Карпат до Дона и от Ладоги до степей Черного (Русского) моря. Возможно, что постепенное расширение областей отражает исторические этапы развития русской народности от племени к союзу племен и от союза племен к народности.

Русская земля IX—XIV вв. в широком смысле слова — это область древнерусской народности с единым языком, единой культурой, временной единой государственной границей. Это понятие для нас вполне ясно. Но что представляла собой приднепровская Русь от Киева до Курска, Русь в узком смысле? Это не эфемерное понятие, промелькнувшее в ч каком-либо одном источнике, это понятие устойчивое, прочное, хорошо известное всем без исключения русским летописцам, будь они киевлянами, владимирцами, галичанами или новгородцами. Понятием «Русь» (в смысле Приднепровской Руси) широко пользовались в качестве географического ориентира, считая, что новгородцам или суздальцам не нужно было никаких пояснений, если сказано: «идоша в Русь». Область Приднепровской Южной Руси включала в себя Киев с Поросьем на правом берегу Днепра и Десну с Посемьем на левом. Южная граница этой области для нас неуловима, так как в тех случаях, когда летописцы отмечали набеги половцев на «Русскую землю», это были набеги вообще на Русь и, в частности, на Южную Русь. Очевидно, южная граница проходила там, где фактически кончались русские поселения в степи. Южная Русь целиком была расположена в лесостепной полосе, не выходя за ее пределы. Недостаточно ясна и восточная граница. Если данниками Руси были буртасы и мордва, то восточная граница могла доходить до Дона. Но в летописи эти восточные окраины вообще не упоминаются — здесь не происходило никаких событий.

Очень важно отметить, что единство этой территории не находит себе соответствия в исторической действительности XI—XII вв. В ту пору, когда все летописцы согласно выделяли Южную Русь из других частей Руси, это обособление не было ничем обосновано. На обширной территории Южной Руси было несколько княжеств, принадлежавших постоянно враждовавшим между собой Юрьевичам, Ростиславичам, Давыдовичам и Ольговичам. Здесь выделились такие самостоятельные центры, как Киев, Чернигов, Переяславль Русский, Новгород-Северский, Путивль, Курск, со своими династиями князей, своим летописанием, своей политикой.

В XI в. данная область также не представляла политического единства; достаточно вспомнить события 1026 г., когда Ярослав и Мстислав «разделиста по Днепре Руськую землю». Даже в летописных припоминаниях о племенах лесостепная полоса оказывается поделенной между племенами полян, северян и уличей.

В археологическом материале X—XII вв. мы также не найдем единства лесостепной полосы; здесь будут и погребения на горизонте, и одновременные им захоронения в глубоких ямах, и трупосожжения, и срубные гробницы. Инвентарь курганов также очень разнообразен.

Очевидно, для XI—XII вв. единство Южной Руси было только историческим воспоминанием, не находившим себе соответствия в политической и культурной обстановке того времени. Следовательно, для определения времени и условий сложения единства Южной Руси нам необходимо перешагнуть через рубеж летописных и археологических данных X—XII вв. и отойти на несколько столетий вглубь.

Область Приднепровской Руси полностью вписывается в более широкую область культуры Черняховского типа, составляя ее юго-восточную часть. Выразительная и определенная Черняховская культура II—V вв. по своему протяжению значительно шире, чем область Приднепровской Руси. Область, очерченная нашими летописями XII в., как собственно Русь, не выделяется явно из общей области Черняховской культуры. Следовательно, устойчивое обособление земли Приднепровской Руси, сохранившееся вплоть до XII в., не может восходить к эпохе полей погребений и должно было возникнуть позднее. Действительно, если мы обратимся к последующей эпохе, ко времени V—VII вв., то здесь мы найдем в археологическом материале ярко выраженное единство именно этой интересующей нас области Приднепровской Руси. Это единство впервые было подмечено известным археологом-систематизатором А.А. Спицыным48 и исторически истолковано им как «древности антов». При определении антской культуры Спицын исходил из того, что «раз анты были оседлым племенем, район их в этой местности (где-то за Азовским морем) определяется более или менее точно — в полосе лесостепи, на черноземе». «Антскими будут те памятники древности VI—VII вв., которые встречены в их районе и имеют одинаковый характер»49. Спицыным очень убедительно доказано единство области пальчатых фибул и верно установлена их дата. В состав «антских» комплексов (встречаемых почти всегда в виде случайных находок) входят: пальчатые и зооморфные фибулы, поясные наборы из прорезных бляшек, височные кольца нескольких типов, разные другие украшения и оружие; в кладах много серебряных вещей. Составленные карты этих древностей50 на первый взгляд как будто бы убеждают в антской принадлежности этой культуры, так как область ее распространения соответствует формуле Прокопия Кесарийского, помещавшего «бесчисленные племена антов» на север от Меотиды. Совпадает и хронология — «антские» комплексы VI в. одновременны походам антов на Византию, описанным Прокопием.

Однако в такой постановке вопроса таятся некоторые противоречия. Первое противоречие — хронологическое. «Древности антов» VI—VII вв. относятся к тому периоду их жизни, когда имя антов уже сходило со сцены (последнее упоминание о них относится к 602 г.). Рассказ Иордана об антах IV в. не может быть сопоставлен с этими древностями. Второе противоречие — географическое. Область спицынских «древностей антов» занимает юго-восточный угол славянских земель и может соответствовать только определению антской территории у Прокопия Кесарийского — на север от Меотиды. Но, кроме указаний Прокопия, есть данные Иордана о земле антов между Днестром и Днепром, а также данные лангобардской легенды, свидетельствующие о том, что лангобарды до 490 г. на своем пути от Эльбы в Моравию прошли край «Anthaib» («землю антов»). Искать его нужно где-то в северной части Карпат, в земле восточнославянских племен белых хорватов и волынян. Ни на Днестре, ни тем более в Прикарпатье «древностей антов» нет, и это ставит под сомнение спицынское отождествление культуры пальчатых фибул с антами. Понятие анты — более широкое, чем область пальчатых фибул. Ареал пальчатых фибул VI в., как и область Приднепровской Руси, полностью вписывается в область антов, но он меньше этой области, покрывает лишь юго-восточную часть антской земли, и только в таком суженном смысле комплексы с пальчатыми фибулами могут быть названы антскими. В настоящее время с «бесчисленными антскими племенами» сопоставляют так называемую Пеньковскую культуру VI—VII вв.51 Славянских пальчатых фибул VI—VII вв. очень много в зоне славянской колонизации на Дунае. Быть может, культуру пальчатых фибул следует называть «древностями русов», расценивая ее как часть более обширной и расплывчатой антской культуры. Находки пальчатых фибул на Дунае могут свидетельствовать лишь об участии русов в походах на Дунай. «Список городов русских» называет на Дунае (преимущественно в низовьях) ряд русских городов.

Археологические памятники VI—VIII вв. очень отрывочны, несистематичны и случайны. Обряд трупосожжения при отсутствии в большинстве областей курганных насыпей очень мало оставляет на долю археологов. Лишь в IX—X вв., когда обычай насыпать курганы становится повсеместным, наука вновь получает обильный массовый материал, являющийся своего рода «писцовыми книгами» Русской земли.

Древности VI—VIII вв. представлены преимущественно случайными находками, кладами, разрозненными одиночными погребениями. Но тем не менее они могут и должны быть использованы как исторический источник.

Известные нам комплексы VI—VII вв. подразделяются на вещи при погребениях и на клады. В последнем случае мужские и женские вещи часто сочетаются в одном кладе.

Захоронения подразделяются, как и в эпоху полей погребений, на сожжения и трупоположения, свидетельствуя об известной преемственности обряда.

Древности русов V—VII вв. представлены комплексами мужских и женских вещей — поясных наборов, оружия, пальчатых фибул, височных колец, бус, подвесок. Изредка встречаются вещи, выходящие из крута предметов личного убора, например, серебряная посуда. Места поселений этого времени до сих пор почти не исследованы и поэтому преемственность с поселениями эпохи полей погребений не прослежена.

Мужские и женские вещи лесостепной полосы можно разделить на три категории:

1) вещи общеевропейских типов, свидетельствующие о прочных связях с культурой дружин эпохи «великого переселения народов» (мужские поясные наборы);

2) вещи, объединяющие всю область лесостепной Русской земли воедино (пальчатые фибулы и др.);

3) вещи, позволяющие наметить отдельные племенные районы внутри области русов (височные кольца).

Основными чертами единства являются поясные наборы и фибулы. Поясные наборы тех типов, которые известны среди древностей русов, не являются спецификой только этой лесостепной области. Серебряные наконечники поясов и портупейные Т-образные застежки, часто встречаемые с мечами, распространены очень широко. Они есть в степях, в Крыму, на Кавказе, есть они и в ряде кладов Западной Европы — на Дунае, в Ломбардии и в Испании. Хронологически они датируются от IV до VII в., но самые ранние типы в русской области не встречены. Поясные и портупейные наборы — яркое доказательство сложения очень широкой в географическом смысле культуры воинов-дружинников, выделенных разными племенами, объединяющимися в огромные военные союзы, и воевавших на всем пространстве Римской империи, павшей в конце концов под их ударами.

Если для мужчин-русов были характерны пояса с серебряным набором, то для русских женщин V—VII вв. в еще большей степени были характерны серебряные и бронзовые фибулы, представленные несколькими разновидностями. Обычай застегивать плащи фибулами существовал у славян и ранее, но только к середине I тысячелетия развивается любовь к пышной декоративности плащевых запои. В Приднепровье долго бытовали сравнительно скромные арбалетовидные и двупластинчатые фибулы общеевропейских типов, затем появились яркие бронзовые фибулы с выемчатой эмалью, исчезнувшие около V в. внезапно и, так сказать, без потомства. Начиная с IV в., в русской области появляются наряду с другими вещами и фибулы южных причерноморских типов, свидетельствуя об упрочении связей с югом. В V в. продолжался приток южных боспорско-крымских фибул и, что особенно интересно, появились местные подражания им, разбросанные по всей лесостепи от р. Роси до средней Оки. Местные воспроизведения южных образцов очень многочисленны и разнотипны. Массовыми они становятся уже на рубеже V—VI вв.

Одним из ранних типов V—VI вв. являются пальчатые фибулы типа Мартыновского клада (р. Рось) с характерным рельефным спиральным узором на щитках. Географически этот тип фибул охватывает Поросье, встречается в Северской земле и в Муромской. Несколько более поздними (VI, может быть, VII в.) являются упрощенные пальчатые фибулы, у которых рельефный спиральный узор заменен концентрическим циркульным орнаментом. Эти фибулы можно подразделить на два основных типа: простые пальчатые и птицеголовые, у которых верхний щиток обрамлен кружевом из шести (четырех) птичьих голов и одной звериной. Географически оба типа не разделяются — оба они очень часты в случайных находках в Русской земле от бассейна Роси и далее на восток до Донца и Дона. Хронологически оба типа едва ли различны; оба они относятся к VI—VII вв. Кроме описанных выше нескольких типов фибул, характерных для всей лесостепной Русской земли в V—VII вв., следует упомянуть о существовании еще двух типов фибул, встреченных только в западной приднепровской части Русской земли; это — антропоморфно-зооморфные со сложной композицией и более простые двуглавые зооморфные фибулы IV—VII вв., которые нам придется рассмотреть подробнее ниже. Область пальчатых фибул является, кроме того, и областью спиральных височных колец, не встречаемых нигде за пределами Русской земли.

Мы рассмотрели только часть инвентаря кладов и погребений, находимых в земле древних русов. Целый ряд устойчивых археологических признаков (фибулы, височные кольца) выделяют из числа других славянских земель именно ту ее часть, которая вплоть до XII в. сохраняла наименование Русской земли. Это позволяет отнести время выделения этой земли не к IX, а к VI в.

Рассмотрим внимательнее область распространения однородных археологических предметов, названных «древностями русов».

В общих чертах эту область можно обозначить как пересечение бассейнов Днепра и Северского Донца широкой полосой лесостепи. Западная граница идет от Киева на юг к среднему течению Роси и к Тясмину. Водораздел Днепра и Буга является границей русских древностей VI—VII вв. на западе, так же как он является и границей «собственно Руси» по летописным известиям XII в. Исключения есть для обеих эпох, и, что особенно интересно, они совпадают. Так, в XII в. за пределами Руси были «волости земли Русской» на р. Горыни (города Шумск, Гнойница, Тихомель, Бужск), и именно в центре этих «волостей», в Мирополье на р. Случи, было найдено погребение (сожжение) с двумя пальчатыми фибулами VI в. Северная граница идет от Киева на Чернигов и далее на северо-восток к Стародубу (с. Верхняя Злобинка), совпадая с областью «собственно Руси», включавшей в себя Стародуб. Отсюда граница идет к Курску (с. Моква) и далее на юго-восток к течению р. Оскол (Колосково, Валуйки). Отдельные находки есть и на Дону, несколько ниже Воронежа (с. Русская Буйловка). Южная граница менее определенна: она идет от Иастерского городища на восток, к бассейну Ворсклы, к верховьям Северского Донца и далее на Валуйки. Наиболее южной находкой является пальчатая фибула, найденная в с. Волоском, у днепровских порогов, на правом берегу Днепра52.

Сопоставим между собой две карты — карту Приднепровской Руси по летописным упоминаниям XII в. и карту ярко выраженного археологического единства VI—VII вв. Мы видим поразительное совпадение между ними. Совпадают не только общие контуры, но и детали (например, на западе — «волости земли Русской» и на севере — район Стародуба). Для XII в. это единство было только историческим воспоминанием; оно не отражало, как уже упоминалось выше, ни политической, ни этнографической общности земель, входивших в понятие «Русь» в узком смысле слова. Для VI—VII вв. это единство прочно подтверждено очень значительной общностью тех археологических памятников, которые есть в нашем распоряжении (см. карту на с. 71).

Область Древностей русов VI—VII вв. — юго-восточный угол славянского мира, обращенный к враждебной степи и принимавший первые удары таких кочевников, как гунны, авары, хазары, болгары.

Как увидим ниже, область древностей русов может быть подразделена по наличным материалам на два района, отвечающих размещению двух близких между собою племен, составивших в V—VII вв. союз, владевший землями от Роси до Оскола, союз, помогавший совместно обороняться от кочевников и совершать походы в степь.

Русский племенной союз был, по всей вероятности, длительным и прочным, так как внутри его создалась своеобразная и устойчивая материальная культура, частично сохраненная и в XI—XII вв. (северянские височные кольца).

Крупные изменения, происходившие в славянском мире в V—VI вв. и отразившиеся в обособлении отдельных археологических областей, не прошли бесследно для современных наблюдателей. Старые племенные союзы распадались; в новых условиях возникали новые. «Имя их (венетов), — пишет Иордан, — меняется теперь в зависимости от племени и мест...»

Одной из обособившихся областей была юго-восточная часть Венедского массива, юго-восточная часть культуры полей погребений — область пальчатых фибул, область «древностей русов», сохранившая до XII в. наименование Русской земли.

В 550-е годы, когда Иордан писал об изменении имени венетов в зависимости от зарождения новых племенных образований, в восточной части Византийской империи безымянный автор-сириец впервые упомянул имя народа Рос.

В 555 г. сочинение Захарии Ритора было дополнено географическим очерком земель и пародов, расположенных на север от Кавказа: «...Базгун земля (Абхазия?) со своим языком, которая примыкает и простирается до Каспийских ворот и моря, находящихся в гуннских пределах. За воротами живут булгары со своим языком, народ языческий и варварский (у них есть города), и аланы, у них пять городов. Из пределов Даду (Дагестан) живут в горах, у них есть крепости. Ауангур-народ, живущий в палатках, аугар, сабир, булгар, куртаргар, авар, хазар, дирмар, сирургур, баграсик, кулас, абдел, эфталит — эти тринадцать народов живут в палатках, существуют мясом скота и рыб, дикими зверьми и оружием. Вглубь от них — народ амазраты и люди-псы; на запад и на север от них — амазонки... Соседний с ними народ «hrws» (рос или рус) — люди, наделенные огромными членами тела; оружия нет у них, и кони не могут их носить из-за их размеров. Дальше на восток у северных краев есть еще три черных (?) народа»53.

Попытаемся разобраться в географических представлениях автора, впервые упомянувшего русов. Как и многие восточные географы, писавшие после него в IX и X вв., продолжатель Захарии Ритора довольно четко представлял себе население степей, эти тринадцать племен, живущих в юртах, но народы, жившие за пределами степей, приобретают у него легендарную окраску. Нам очень трудно правдоподобно разместить на карте земли амазратов (карликов?) и людей-псов. Под амазонками древние авторы часто подразумевали «женоуправляемых» сарматов и помещали их на Дону. Возможно, что в описываемое Псевдо-Захарией послегуннское время старое сармато-аланское население было частично оттеснено к северо-западному углу южнорусских степей. По археологическим данным можно говорить об оседании сарматов на южной опушке лесостепи — от Северского Донца и далее на запад к нижнему Днепру. Судя по тому, что, кроме тринадцати тюркоязычных племен (авары, кутургуры, хазары, болгары и др.) автор не упоминает никаких ираноязычных народов, можно думать, что ираноязычных кочевников он объединил под условным именем амазонок, живших на север и на запад от тринадцати племен, что вполне исторически достоверно для эпохи V — начала VI в.

Следует отметить, что народ Рос, наделенный богатырским ростом, автор не смешивает с амазонками и не ставит родство с ними, а только говорит об их соседстве. С какой стороны народ Рос примыкал к амазонкам? Юг и восток исключаются, так как текст прямо говорит о том, что соседями с этих сторон были кочевники, амазраты и люди-псы. Остается допустить, что русы были западными или северными соседями кочующих «амазонок». Народ Рос противопоставлен кочевникам почти так же, как у Тацита венеты противопоставлены сарматам; отсутствие оружия у богатырей-русов следует понимать не дословно, а лишь по сравнению с кочевниками, живущими, по словам автора, постоянным разбоем. А.П. Дьяконов указывал, что сирийское начертание имени народа богатырей может быть прочтено с двоякой огласовкой: рос (греческое) и рус. Географически область народа рос должна соответствовать юго-восточной окраине антских племен, где древние венеты со времен Тацита смешивались с сарматами. Здесь, в лесостепной полосе, мы находим и Русскую землю наших летописей, и культуру пальчатых фибул, которая может помочь в географическом приурочении народа рос (рус) середины VI в.

Археологические материалы V—VII вв. выделяют русов из общей массы славянских племен и выделяют главным образом по признаку общения с южными центрами.

Древности русов — это личные уборы воинов и их жен, живших на границе степи и связанных постоянными и прочными связями с боспорскими городами, с южными разноплеменными военными союзами, полем деятельности для которых были степные просторы Причерноморья, Северного Кавказа, долины Дуная, равнины Ломбардии, средней Франции и Испании. Древности русов по своему характеру очень близки к вещам предмервингского стиля Западной Европы, что объясняется, разумеется, не готским или лангобардским происхождением приднепровских фибул и поясных наборов, а давно доказанным формированием этого стиля в Причерноморье. К берегам Понта издавна тянулись выходцы из различных славянских племен. Участие славян можно предполагать и в знаменитых походах на Дунай и на кавказское побережье Понта в 250-е годы.

Между коренной славянской землей и южными разноплеменными городами связь поддерживалась славянскими «бродниками», которые были известны уже Тациту как венеты, внедрявшиеся в сарматскую среду. Нам очень трудно уловить этих бродников по каким-либо определенным признакам материальной культуры, так как, оказавшись в степи, они утрачивали славянское своеобразие, и их культура приобретала черты той общей дружинной культуры Причерноморья, которая нивелировала племенные различия.

Бродники — это не только степная вольница, окончательно порвавшая с метрополией; дружинники многих племен, вероятно, на время превращались в бродников, «рыскали по полю, ищучи себе чести», а затем возвращались к себе на родину. Так бывало в VI в. во время византийских походов антов (как об этом говорит Прокопий)54, так, очевидно, было и во времена более ранних походов III—V вв.

Участие русов в общеантских походах VI в., а следовательно, участие их в таком событии европейского значения, как победоносная борьба с Восточно-Римской империей, доказывается, помимо прочего, наличием вещевых кладов V—VIII вв. в Русской земле. Золотые и серебряные вещи, изделия со штемпелями константинопольских мастерских, христианская церковная утварь — все это оказывалось в антской, русской лесостепи в качестве трофеев победы. Народ «рос», люди-богатыри VI в., был активным творцом новой истории Европы, начавшейся с завоевания Рима и почти полного овладения вторым Римом — Византией.

Совпадение летописных данных о Русской земле с ареалом определенных археологических находок V—VII вв. позволило нам отождествить данную археологическую культуру с древностями русов. Но что представляют собою эти русы? Насколько монолитна их территория? Являются ли русы V—VI вв. одним племенем или группой племен? Без решения этих вопросов мы не сможем исторически осознать установленное выше археологическое единство в V—VI вв. лесостепной Русской земли.

Летописец XII в. помнил о существовании на этой территории по крайней мере четырех славянских племен: полян, руси, уличей и северян.

Более пристальное изучение археологического материала V—VII вв. показывает, что область древностей русов, будучи единой по ряду важнейших признаков, может быть по некоторым признакам расчленена, по крайней мере, на два района: западный — Киево-Полтавский с центром на р. Роси и восточный — Курско-Харьковский, который можно назвать северянским. Одним из таких признаков являются височные кольца, различные в обоих районах (двуспиральные в восточном и большие односпиральные в западном). Вторым признаком могут служить зооморфные фибулы, не встреченные ни разу в восточном районе.

Почти обязательное для всех кладов сочетание оружия, мужских вещей и женских украшений снова заставляет нас вернуться к вопросу о погребениях — не являются ли все эти «клады» остатками погребений и именно парных погребений воина с женой?

Как сообщает Псевдо-Маврикий (конец VI в.) «скромность их (антских) женщин превышает всякую человеческою природу, так что большинство их считают смерть своего мужа своей смертью и добровольно удушают себя, не считая пребывание во вдовстве за жизнь»55. Как мы знаем из позднейших материалов (археологических и письменных), парные погребения характерны для богатых и знатных русов. Наличие оружия и серебряных вещей в кладах VI—VII вв. не противоречит этому, а, наоборот, подтверждает мысль о погребениях, так как в кладах, спрятанных в землю в минуту опасности, не должно быть и не бывает ни мужских вещей, ни оружия56.

Датировка курско-харьковских кладов не представляет затруднений, так как многие вещи из них аналогичны точно датированным комплексам Суук-Су и Чми с монетами Юстиниана (527—565 гг.) и Хосрова I (531—579 гг.).

Для определения племенной принадлежности необходимо обратить внимание на височные кольца, являющиеся надежным этнографическим признаком. Двуспиральные височные кольца VI—VII вв. чрезвычайно близки односпиральным височным кольцам из северянских курганов XI—XII вв. Близкими являются не только височные кольца, но и весь женский головной убор. На карте ареалы височных колец VI—VII вв. и колец XI—XII вв. налегают друг на друга.

Северянские клады (погребения в столпах?) располагаются юго-восточнее, в верховьях Северского Донца и его притоков, доходя на юге до самой границы степи, а северянские курганы располагаются несколько северо-западнее, тянут к Новгороду-Северскому и Севску, расположенным уже в лесной зоне. Делать выводы из географического размещения ареалов преждевременно, так как различие может объясняться неполнотой наших знаний в обоих случаях.

Промежуточным звеном между двуспиральными кольцами VI в. и спиральными кольцами из курганов XI—XII вв. может служить интересный клад, найденный в Полтаве в 1905 г. В составе клада десять серебряных спиральных височных колец курганного типа, два радимичских семилучевых кольца, восемь серебряных браслетов архаичного типа с расширенными концами и серебряная гривна ромбического сечения с петлей и ножевидными концами. Дата клада (судя по гривне) — IX в.57 Полтавский клад несомненно старше всех северянских курганов и может быть сопоставлен с такими комплексами IX в., как Ивахники и Пастерское городище (с тонкими пластинчатыми фибулами). Следовательно, переход от двуспиральных колец к односпиральным (что совершенно не сказывалось на внешнем облике убора) совершился между VII и IX вв.

Историю лесостепных северян мы можем углубить до VI—VII вв. Здесь, на границе со степью, перед нами уже вырисовываются предки отважных курян, «сведомых къметей, под шеломы възлелеяных, конец копья въскормленых». Северяне в V—VI вв., в эпоху сложения единой археологической культуры между Днепром и Доном, входили в состав Русской земли, составляя ее восточную половину, и в этом смысле северяне должны быть причислены к воинственному народу «рос»58. Очевидно, не случайно арабский географ Идриси (1154 г.) назвал Северский Донец «рекой Русией». Сложение Северского племенного союза можно относить к значительной древности. Из состава северян выделялись бродники, оказавшиеся на юге в таком значительном количестве, что их и там, далеко от своей родины, называли в VI в. северянами. В VI—VII вв. северские бродники жили в низовьях Дуная, откуда их в 689 г. Аспарух переселил южнее Том и Преславы. Часть северян была переселена вверх по Дунаю к Видину—Бдыну59.

Следует отметить, что именно в районе доаспаруховского поселения дунайских северян позднейшая традиция указывала русские города. «А се имена градем всем русскым, далним и ближним: на Дунае Видицов... Мдин... об ону страну Дуная Трънов, а по Дунаю Дрествин, Дичин, Килия, на устье Дуная Новое Село, Аколятря, на море Карна, Каварна...»60.

Курск, верховья Северского Донца и его притоков, Орел — вот восточная часть Русской земли V—VII вв., отмеченная интенсивной исторической жизнью, усиленным выделением рядовых воинов, погребенных с серебряными вещами местной и иноземной работы, и богатых князей, владевших золотыми сокровищами, полученными во время походов на юг. Установление в V в. значительного единства между Северской землей и Средним Приднепровьем явилось, очевидно, результатом создания мощного племенного союза лесостепных племен под главенством Руси. Расположенный на границе степей, этот союз сыграл двоякую роль в жизни составивших его племен: с одной стороны, он сдерживал натиск степных кочевников и в этом отношении оправдал себя — во всей лесостепной полосе нет археологических следов ни гуннов, ни авар, ни хазар, а с другой стороны — он позволил русским племенам, в том числе и северянам, активнее участвовать в событиях мировой истории, ареной которых были Причерноморье и Балканский полуостров, где было хорошо известно имя северян. Кроме того, северские русы, вероятно, принимали участие в общерусском движении — вдоль лесостепной полосы на северо-восток к славянским и мордовско-муромским племенам средней и нижней Оки, где позднее возникли русские города Рязань и Муром, именно в тех местах, куда в V—VII вв. проникали киевско-северские русы, о чем мы можем судить по фибулам (Борковский и Подболотьевский могильники) и по появлению здесь в V в. отдельных случаев трупосожжений.

В приднепровской, западной, части области древностей русов большинство находок группируется в двух районах: во-первых, в низовьях Роси и Россавы и, во-вторых, в бассейне Тясмина. В обоих случаях это — лесистые острова среди обширных полян. Одна из них, тянущаяся на 70 км между Тясмином и Днепром, носит характерное название Русской Поляны. В обоих случаях древности русов совпадают географически как со скифскими курганами, так и с полями погребений. Как поля погребений, так и древности русов, одинаково обрываются на юге на границе лесостепи, не выходя в чистую ковыльную степь. В тясминском районе особый интерес представляет знаменитое Пастерское (Галущинское) городище, где найдены все типы фибул и других вещей с III до IX в. Наибольшее количество фибул Приднепровья происходит именно из Пастерского городища.

Самым важным из кладов Поросья является Мартыновский клад, который может служить ключом ко многим загадкам и неясностям. В 1909 г. в с. Мартыновке Каневского р-на Киевской обл., где уже неоднократно находили вещи разных эпох, был найден интереснейший клад серебряных вещей VI в., один из наиболее важных кладов этой эпохи. Клад хранится сейчас в Киевском Государственном историческом музее за инвентарным № 17 251.

Село Мартыновка расположено недалеко от слияния Роси с Россавой, в 10 км на юго-запад от Канева и в 5 км от Малого Ржавца. И в самой Мартыновке и в окрестностях есть скифские курганы, памятники эпохи полей погребений и средневековые русские XII в. Клад состоит из посуды, мужских вещей, женских украшений и уникальных серебряных фигурок коней и людей.

Дата Мартыновского клада определяется многочисленными аналогиями с вещами V—VI вв. и византийскими клеймами VI в. Возможно, что клад составился из вещей накапливавшихся на протяжении некоторого времени. На мужских поясных наборах мы явно ощущаем их неоднородность и две хронологические различные группы (хотя и недалеко отстоящие друг от друга). Все фигуры коней и людей, фибулу и часть поясных пряжек первой и второй групп, мне кажется, нужно отнести к V в. или к самому началу VI в. Клад, очевидно, принадлежал нескольким лицам. Женский набор, судя по двум разрозненным наушникам, составился из вещей двух особ. Более цельным в этом отношении представляется Мало-Ржавецкий клад, принадлежавший одной владелице. В Мартыновском же кладе есть и следы двух венчиков и большее, чем в Малом Ржавце, число височных колец — восемь вместо шести. При этом в Мартыновском шесть колец (гарнитур?) целых, а два раскрученных. Трудно решить, кому — мужчине или женщине — принадлежали серебряные кони и люди. Исходя из единства стиля этих фигурок с женскими украшениями, их, быть может, следует связать с женщинами. Тогда и двойственность стиля коней легко объяснить: в одну группу пойдут кони № 55, 56, 58 с радиальной разделкой и позолотой грив и мужские фигурки № 53, 54 с такой же радиальной разделкой волос; в другую — отойдут кони № 57 и 59 (без позолоты) и мужчины без разделки волос (№ 51, 52). Мужские вещи, вероятно, принадлежали также не менее чем двум владельцам. Зарыт был Мартыновский клад, судя по поясным наборам третьей группы, в VI в., скорее всего в середине столетия.

Мартыновский клад — исключительный по богатству и разнообразию комплекс местных вещей. Византийская часть клада очень бледна по сравнению с местными изделиями, из которых первое место по художественному значению бесспорно принадлежит златогривым коням и златокудрым мужам в вышитых одеждах. Почти полное тождество женских вещей Мартыновского и Мало-Ржавецкого кладов позволяет говорить об устойчивых типах височных колец и головных уборов, характерных только для данного района. Богатые клады местных серебряных изделий V—VI вв. на реках Роси и Тясмине являются важным источником для воссоздания истории этой части Русской земли.

Вещи из кладов на р. Роси весьма своеобразны. Части женских головных уборов, височные кольца не имеют прямых аналогий нигде. Ни в многочисленных могилах Суук-Су, ни в Чми, ни в Салтове, пи в древностях долины Дуная мы не найдем таких женских украшений, какие так полно представлены в Мартыновском и Мало-Ржавецком кладах. Попытка Н. Феттиха объявить Мартыновский клад аварским ни на чем не основана61. Никаких доказательств Феттих привести не мог, а для того чтобы скрыть своеобразие Мартыновского клада, решился даже изъять из своей публикации все височные кольца и наушники, оставив только фигурки коней и мужчин и поясные наборы, не являющиеся исключительной принадлежностью древностей Поросья. На территории аварского каганата женских (этнографически наиболее характерных) вещей мартыновского типа нет62.

Из всех древностей Восточной и Центральной Европы ближе всего к кладам на Роси стоят древности Северской земли. Один и тот же тип фибул и очень близкие височные кольца основаны и там и здесь на одном орнаментальном принципе спирали. Будучи прикреплены к кокошнику, двуспиральные кольца северянок и односпиральные кольца жительниц Поросья выглядели одинаково. Это близкое сходство и позволяет объединить Поросье и Северу в одну область с двумя вариантами — западным и восточным. Западный и восточный районы жили совместной жизнью, одновременно переживая многие явления. Отдельные вещи проникали из одного района в другой. Так, в северском Суджанском кладе есть обломок одного височного кольца мартыновского типа; в окрестностях Змиева (хут. Зайцева) есть односпиральное височное кольцо несколько более позднего типа. Односпиральные височные кольца известны нам не только в тех вариантах, которые дают Мартыновский и Мало-Ржавецкий клады. С вещами несколько более поздних типов (VII—VIII вв.) встречены височные кольца с отогнутой спиралью. Такие находки известны из с. Пекарей и из Княжьей Горы (оба пункта — в устье Роси), из Обухова (западнее Триполья) и Самгородка (близ Черкасс). К этому типу относится и упомянутая выше находка близ Змиева. География находок более поздних отогнуто-спиральных височных колец совпадает с географией кладов V—VI вв. — Днепр, низовья Роси и бассейн Тясмина. Район односпиральных височных колец всех вариантов совпадает с районом наибольшего распространения пальчатых фибул V—VI вв.

Все перечисленные выше черты своеобразия и самобытности древностей Поросья помогают нам подойти к определению племенной принадлежности населения этого района. Для этого важно установить следующее:

1. Район и отдельные пункты распространения древностей V—VII вв. совпадают с размещением полей погребений. Следовательно, эти древности размещены на славянской (антской) территории.

2. Древности мартыновского типа совершенно своеобразны и являются местными изделиями, хотя и носят следы связей с югом (пояса). На юге нет вещей, особо характерных только для Поросья, — спиральных височных колец.

3. Характерные особенности костюма, выясняемые по инвентарям кладов, находят прочные параллели в русском, украинском и белорусском этнографическом материале (кокошники с «ушами», вышитые на груди мужские рубахи, вправленные в шаровары).

4. Знаки-тамги на поясах Мартыновского и Хацкового кладов близки к позднейшим «знакам Рюриковичей» XI—XII вв.

5. В районе кладов примечательна топонимика: р. Рось, р. Россава, Русская Поляна.

6. Район кладов V—VII вв. совпадает с той частью Русской земли XII в. (в самом узком смысле слова), которая во всех случаях именовалась Русью и представляла собою Русь как таковую: Киевщина и Поросье. Формула «вся Русская земля и Черные клобуки» обозначала Киевщину (Киев, Белгород, Вышгород) и русские города по р. Роси, где, кроме русского населения, жили и Черные клобуки, охранявшие южную границу.

7. Соответствие между областью пальчатых фибул днепровско-северского типа (область древностей русов) и районом кладов мартыновского типа такое же, как между Русской землей XII в. от Киева до Курска и Русью в пределах только Киевщины и района размещения торческих сторожей.

Все сказанное выше приводит к выводу, что древности V—VII вв., обнаруженные по р. Роси, несколько севернее ее (до Киева?) и южнее ее (до начала луговой степи), следует связать с конкретным славянским племенем — русами или росами.

Распространение имени росов-русов на соседнее антское племя северян произошло, очевидно, в VI в., в связи с совместной борьбой против авар и Византии, когда анты Посемья, верховьев Сулы, Псла, Ворсклы и Донца вошли в союз с могущественными и богатыми росами-русами Среднего Приднепровья.

Древнейшей формой самоназвания русских было, очевидно, «рос», засвидетельствованное и Псевдо-Захарией Ритором для VI в., и топонимикой, и византийскими авторами. Смена «о» на «у» могла произойти позднее (в VIII—IX вв.), когда в Приднепровье появилось много выходцев из северных славянских племен, для которых более характерно «у» — «рус». Смену «о» на «у» мы видим и в названиях соседних народов: булгары и болгары. «Русская Правда» в ее древнейшей части носит название «Правда Роськая». Арабоязычные и персоязычные авторы всегда употребляли форму «рус», а греки — «рос». К этому можно добавить, что имя антского вождя звучит у автора VI в. — Боз, а у автора XII в. — Бус.

В бассейне Роси, особенно в ее низовьях, в углу, образуемом Росью» и Днепром, и южнее, а также на левом берегу Днепра, по Суде мы встречаем в VI—VII вв. совершенно особый тип фибул, более насыщенных своеобразным звериным орнаментом. Это — фибулы, близкие по общей: схеме конструкции к пальчатым, но со следующими отличиями: нижний Щиток гладкий, лопатообразный, а верхний щиток представляет собой композицию из сильно стилизованной человеческой фигуры и двух звериных, (конских?) голов, обращенных в разные стороны. Двуглавые бронзовые фибулы известны в следующих местах: Пастерское, Скибицы (в 40 км от Таращи, южнее Роси), Мартыновна, Хмельное (на Роси), Трощин (в 12 км севернее Канева), Поставмуки (близ впадения Удая в Сулу), Лебиховка (у устья Суды), бывш. Золотоношский у. без обозначения места63.

Наряду с употреблением простых воспроизведений южных образцов древние русы создали причудливое сочетание местного и причерноморского. Эти фибулы, известные под именем «антропо-зооморфных», содержат в основе схему круглощитковой фибулы с дополнением, во-первых, той композиции, которая составляла сюжет двуглавых фибул, а во-вторых — с усилением всех элементов звериной и птичьей орнаментики, которая в стилизованном виде была на боспорских образцах. Птичьи головы почти везде сменены мордами козлов и взнузданных коней, появляется мотив змей, осложняющий композицию.

Мотив ящера в узкой части фибулы сменяется головой человека, которая становится доминирующей в орнаментике более поздних фибул.

Двуглавые фибулы VI—VII вв. охватывают на карте область среднего и нижнего течения Рори, бассейн верхнего Тясмина и переходят на левый берег Днепра, где встречены по Суде и от устья Сулы вверх по Днепру до Переяславля Русского. Эта область занимает лесистые пространства Приднепровья.

Комплексы с двуглавыми фибулами встречены в южной части лесостепи, они как бы прячутся от южных кочевников в лесных островках на берегу обширного степного моря.

Однако весь облик кладов VI—VII вв. свидетельствует о постоянных связях со степью, с лежащими по ту сторону степи городами Причерноморья. Ведь от Пастерского городища до Ольвии было всего пять дней конного пути по нормам средневековых географов. Область двуглавых фибул IV—V вв. — это область росов-русов от р. Роси до Русской Поляны и Переяславля Русского. В их обряде погребения, в облике прикладного искусства ощущается верность тацитовского наблюдения над смешением венетов с сарматами. Росы как земледельческий народ были сильнее в языковом отношении, и сарматы, оседавшие в лесостепи, оказались ассимилированными; русский язык победил сарматский, как он побеждал впоследствии многие другие.

Русские дружинники в IV—V вв. постоянно и регулярно «бродили» по степям между Средним Приднепровьем и «Русским морем». Вероятно, часть их вливалась в те военные союзы, которые потекли в конце IV в. в Западную Европу. Часть русов, как и других антов, могла оседать на берегах Черного моря; этот процесс особенно усилился в VI в.

С областью двуглавых фибул Поросья, где известны также и пышные клады мартыновского типа, мы можем сопоставлять упоминаемый Иорданом «народ росомонов», первым начавший борьбу с Германарихом и поэтому подвергшийся осуждению готского историка, назвавшего этот народ «вероломным» (Rosomonorum gens infida»).

В названии народа «росомоны», сохранившемся у готского историка Иордана (возможно, родом алана), легко расчленить две части: «росо-мойне», т. е. «росы-мужи», «люди-росы», так как «мойне» по-осетински значит «муж» (славянское МѪЖЪ). Где произошло столкновение росов с Германарихом, сказать трудно; вероятнее всего, это было вдали от земли Росомонов, где-нибудь в низовьях Днепра.

Проблема происхождения Руси в настоящее время на основании всей совокупности источников может быть решена следующим образом.

1. Ядром Русской земли являлось Среднее Подненровье от бассейна Роси до Тясмина на правом берегу Днепра и часть Левобережья с Переяславлем Русским и нижним течением Сулы, Пcла и Ворсклы. Эта сравнительно небольшая область (около 180 км по течению Днепра и 400 км в широтном направлении) располагалась на южном краю плодородной лесостепи. Именно здесь во времена Геродота и несколько позже существовали земледельческие «царства» сколотов («скифов-пахарей»), являвшихся славянами или точнее праславянами. Во II—IV вв. н. э. эта область была сердцевиной славянской лесостепной части Черняховской культуры, но уловить какие-либо четкие племенные особенности в этой нивелированной культуре археологам пока не удалось.

2. Большой интерес представляет взаимоотношение терминов «Поляне» и «Русь». Летописец-киевлянин дал очень важную относительную хронологию этих двух терминов: «поляне, яже ныне зовомая Русь», из чего явствует, что Русь является более поздним обозначением, заменившим древнее имя полян. Вместе с тем тот же Нестор дает уравнение, поясняющее этническое тождество полян и русов:

«Аще и поляне звахуся, но словеньская речь бе».

«А словеньскый язык и рускый одно есть»64.

Когда произошла замена имени полян именем русов? Работы Б.Д. Грекова, М.Н. Тихомирова и А.Н. Насонова окончательно похоронили норманскую теорию происхождения летописных русов. Имя полян известно только летописцу-киевлянину (оно связано с легендой о построении Киева). Потомки полян, по его словам, живут в Киеве «и до сего дьне». Географически земля Полян стиснута древлянами и уличами, подступавшими на 30—50 км к Полянскому Киеву. Создается впечатление, что поляне — очень древнее обозначение приднепровских славян, оставшееся в памяти летописца, но мало связанное с реальной жизнью средневековых славян. Летописец выделяет полян как «мудрый и смысленный народ», но относит это к незапамятным языческим временам, предшествовавшим построению Киева, т. е. до VI в. н. э. Наряду с формой «поляне» в летописи встречается и краткая форма «поли». Возможно, что многое разъяснит указание греческого историка Диодора Сицилийского (I в. до н. э.) на существование народа «палов», потомков одной половины скифов65. Несмотря на все усилия киевлянина Нестора воскресить память о полянах, мы ощущаем в упоминаниях о них больше эпического реликтового элемента, чем отражения жизни IX—XI вв. Вполне возможно, что «палы» — «поли» («спады» у Плиния) — это обширный союз славянских племен скифо-сарматского времени, занимавший во время бытования Черняховской культуры II—IV вв. н. э. лесостепное Среднее Подненровье. Причисление славян к скифам было обычным для греков.

3. Имя народа «росов» впервые появляется при описании событий IV в. н. э. Готский историк Иордан передает сказание о смерти готского короля Германариха: с готами было в союзе «вероломное племя росомонов»; один из росомонов изменил Германариху, и тот казнил его жену Сунильду («Лебедь»). Братья Сунильды, мстя за сестру, убили Германариха. После смерти Германариха готы начали войну с антами («время Бусово»). Историки эпохи Ивана Грозного отыскали где-то сведения о том, что византийский император Феодосий (379—395 гг.), считавшийся другом готов, воевал с русами: «Еще же древле и царь Феодосий Великий имяше брань с русскими вои»66. В этих событиях конца IV в. врагами готов (и их союзника Византии) выступают: славяне-анты, славяне-русы и неизвестные по этнической принадлежности росомоны. Как уже говорилось, в слове росо-моны вторая часть соответствует осетинскому «мойне» — «муж», «человек». Тогда слово «росомоны» означает «русские люди», «росы». Следует учесть, что в эпоху, предшествующую описанным событиям, славянское население Среднего Поднепровья (в южной его части) в значительной мере было пронизано сарматскими вклиниваниями, что могло содействовать смешению славян с сарматами, начавшемуся еще во времена Тацита. Представляет интерес и трагическая героиня сказания, сестра воинственных росомонов Сунильда — Сванильда. Имя ее в готской легенде о смерти готского короля дано, естественно, в готской форме, но по своему смысловому значению — Лебедь — оно невольно напоминает имя сестры легендарных строителей Киева — Лыбедь. В прикладном искусстве земли росов—росомонов по Роси и Суле очень част сюжет священного лебедя: два лебедя окружают женскую фигуру.

Приведенные данные не противоречат предположению, что в составе лесостепных славянских племен, называвшихся «палами» или «полями» (а временно, от соседей, получившими имя антов), обозначилось к IV в. племя «росов», живших, очевидно, в южной части славянского мира, ближайшей к готам, на р. Роси.

Археологически племя росов-росомонов обозначается примерно для этого времени в южной части приднепровского славянства по Роси, Тясмину и Суле. Память об этой древнейшей и минимальной земле росов сохранилась. (как мы видели выше) до середины XII в., но исключительно в местной киевской летописи; летописцы других городов ее уже не помнили.

4. Временем вытеснения древнего имени полян именем росов или русов следует считать V—VI вв., когда после гуннского разгрома начиналось сложение новых племенных союзов, строительство новых городов и противостояние новым врагам. Имя полян еще главенствует в сказании о постройке Киева, но внешний мир, судя по географическому очерку Захарии Ритора, знал уже народ рос.

Поразительное совпадение ареала археологической богатой дружинной культуры VI—VII вв. с областью «Русской земли» (в узком смысле), установленной по киевским, новгородским и Владимиро-Суздальским летописям, позволяет утверждать, что именно в это время, в VI в., сложился мощный союз славянских племен, носивший по главному племени название Руси. Область русского союза племен, в который входили северяне, какая-то часть древних племен, сохранившая название полян и, возможно, другие племена, была примерно в пять раз больше территории первичного племени руси.

Русь VI—VII вв., во-первых, отстояла свою независимость от новых кочевников авар («обров»), разрушивших соседний союз дулебов, а во-вторых, приняла известное участие в общеславянском (славяно-антском) движении на Дунай, что отразилось и в археологическом материале (пальчатые фибулы на левом берегу Дуная) и в архаичной топонимике на левобережье Нижнего Дуная от Видина до р. Серета67.

5. Между «Русской землей» в узком смысле, представлявшей собою союз лесостепных славянских племен VI—VII вв. и «Русской землей» в широком смысле, охватившей все восточнославянские племена от Балтики до Черного моря и от бассейна Вислы до Волги, хронологически лежит интереснейший промежуточный ареал Руси, начавшей поглощать славянские племенные союзы, но еще не завершившей этот процесс.

В «Повести временных лет» между рассказом о княжении Кия (VI в.) и событиями, близкими к временам императора Ираклия (610—641), помещена интереснейшая справка, обрисовывающая территорию этой промежуточной Руси. Рассуждая о различных народах и их языковой принадлежности, летописец очерчивает круг тех славянских племенных союзов, которые в какое-то время (VII—VIII вв.) вошли в состав Руси:

«Се бо токмо словеньск язык в Руси:
  Поляне
  Древляне
      (Новъгородьци)
  Полочане
  Дрьгъвичи
Север
Бужане, зане седоша по Бугу
    Послеже же Велыняне»68.

В этом перечне сомнительными кажутся «новгородцы», так как все народы даны по своим племенным (точнее земельным) именам, обозначающим определенный союз племен. Если бы список писала одна рука, то следовало бы ожидать обозначения «словене». Примененное же здесь слово образовано по городу, возникшему не ранее IX в., и обличает вставной характер «новгородцев».

Приведенный перечень представляет очень большой исторический интерес, так как обрисовывает нам важный промежуточный этап процесса превращения Руси из союза племен в суперсоюз и из суперсоюза в восточнославянское государство. Конфигурация владений Руси напоминает перевернутую букву Т: ее горизонтальная перекладина проходит главным образом по лесостепи — от Западного Буга на западе (где был город Волынь) до Курска или Воронежа на востоке. От середины этой полосы поднимался на север перпендикуляр, охватывающий почти весь бассейн болотистой Припяти и доходивший на севере до правого берега Западной Двины в области Полоцка и речки Полоты. Среднеднепровские дружинники VI—VII вв. уже шли по пути подчинения себе ряда славянских племенных союзов, у которых ранее были свои княжения.

6. Для нас чрезвычайно важно было бы установить более или менее точную дату этого этапа собирания славянских племен в рамках рождающейся Руси.

Нестор четко обозначает два этапа:

1). Поляне, древляне, дреговичи, словени, полочане имели «своп княжения»; это было при потомках Кия.

2). Большинство перечисленных союзов племен вошло в состав Руси, что подразумевало утрату самостоятельности этими землями. По прямому смыслу порядка летописных статей вхождения древлян, дреговичей, волынян и полочан в состав Руси должно было происходить до прихода болгар на Дунай; рассказав о славянских землях, вошедших в Русь, летописец непосредственно продолжает: «Словеньску же языку, якоже рекохом, живущю на Дунаи, придоша от скиф, рекъше от козар рекомни българе и седоша по Дунаеви и насильници Словеном быша»69.

Здесь речь идет о походе болгарского хана Аспаруха в 681 г. на порубежные с Византией славянские племена около Варны, где находился «союз семи племен» и северяне (быть может, выселенцы из области Руси). К сожалению, события в этой части летописи несколько перепутаны и датировать интересующий нас рост территории Руси концом или второй половиной VII в. было бы несколько неосторожно.

Географ первой половины IX в. (так называемый персидский Аноним, автор книги «Области мира») уже знает о далеких северных владениях Руси и сообщает, что на север от Руси лежат «необитаемые пустыни Севера». Следовательно, утрату самостоятельности племенными княжениями древлян, дреговичей и полочан и их включение в Русь следует датировать отрезком времени в диапазоне от середины VII до начала IX в.

Знание действительной географии Руси VII—VIII вв. объясняет нам некоторые неясности в описании славянского мира восточными авторами: они пишут о славянах или на запад от Руси (приморские уличи и тиверцы) или же только о крайнем восточном союзе племен — вятичах, находившихся между Киевом и Волжской Болгарией. Славянский мир, действительно, был разрезан надвое новым образованием — Русью, владения которой шли в меридиональном направлении к северу на 700 км от степной границы.

7. По данным императора Константина Багрянородного (середина X в.), Русь еще больше расширила свои владения (включив кривичей и словен), но старое понятие исконной, первоначальной Руси (Руси в узком смысле) не исчезло. Константин делит Русское государство на «Внутреннюю Русь», соответствующую Русской земле VI—VII вв., и на «Внешнюю Русь», в состав которой вошел ряд союзов славянских племен, покоренных Русью на протяжении VII—IX вв.

Летописец Нестор перечисляет много неславянских племенных союзов (финно-угорских, литовско-латышских): «а се суть инии языци, иже дань дають Руси», но мы, к сожалению, бессильны определить время возложения на них русской дани.

Некоторые восточные авторы называют раздельно русов и славян. У исследователей рождалась мысль о том, что «русы» — не народ (хотя автор середины IX в. писал, что «русы — племя из славян»), а господствующая социальная группа. Эту мысль, неверную в такой прямолинейной формулировке, следует, очевидно, выразить так: русы — жители наиболее передовой из восточнославянских земель (получившей имя по племени-гегемону), подчинившей себе за три столетия ряд других славянских земель; не все жители Руси были главенствующей социальной группой, но князья и дружинники Русской земли стояли в VII—IX вв. над князьями и дружинами других славянских земель.

8. В IX и X вв. в Русскую землю начали проникать с севера отряды норманнов-варягов. Один раз при конунге Олеге они захватили даже Киев, но в дальнейшем они упоминаются чаще как наемные отряды. Вливаясь в русские войска как наемники русов или их временные союзники, варяги принимали имя русов и считали это выгодным для себя, как это явствует из того, что в 839 г. шведы, служившие «русскому кагану», прикинулись в Западной Европе и сами русами (подробнее см. ниже). Ошибочность наименования варягов русами в русских летописях с исчерпывающей аргументацией выяснена (как уже говорилось) в работах М.Н. Тихомирова, А.Н. Насонова и И.П. Шаскольского70.

Итак, проблема происхождения Руси решается таким образом:

Племя росов, или русов, было частью славянского массива в первые века нашей эры. Имя росов связано с рекой Росью, притоком Среднего Днепра. Первым свидетельством о росах можно условно считать рассказ Иордана о росо-монах, враждовавших с Германарихом готским. Обе формы («рос» и «рус») сосуществовали одновременно. В летописях преобладает форма «русь», но в источниках одновременно применялась и форма «рось»: «росьские письмена», «Правда Росьская».

В VI—VII вв. в Среднем Подненровье сложился мощный союз славянских племен. Иноземцы называли его «Рос» или «Рус». Память о границах этого Русского союза сохранилась до XII—XIII вв.

К середине X в. Русью стали называть как все восточнославянские земли, платившие дань Руси, так и наемные отряды варягов, принимавшие участие в делах Руси.

Объединение всех восточнославянских земель под именем Руси просуществовало до конца XIV в. и ощущалось даже в более позднее время, несмотря на вычленение украинцев и белорусов.

Примечания

1. Федотов А. О значении слова «Русь» в наших летописях. — Русский исторический сборник / Под ред. М.П. Погодина. М., 1837, т. I, кн. 2, с. 104—121; [Нейман]. О жилищах древнейших Руссов. М., 1826; Гедеонов С. Варяги и Русь. СПб., 1876, ч. I—II; Брим В.А. Происхождение термина «Русь». — В кн.: Россия и Запад / Под ред. А.И. Заозерского. Пг., 1923, с. 5—10; Пархоменко В. Норманизм и антинорманизм. (К вопросу о происхождении имени «Русь»). — Изв. Отд. рус. яз. и слов. АН, 1923, т. XXVIII, с. 71—74.

2. Тихомиров М.Н. Происхождение названий «Русь» и «Русская земля». — В кн.: Советская этнография, 1947, VI—VII, с. 61. Приведено семь примеров из разных летописей.

3. Повесть временных лет. М.; Л., 1950, ч. II. Приложения, с. 238—244.

4. Повесть временных лет, с. 241.

5. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. М., 1951.

6. Насонов А.Н. «Русская земля»..., с. 42: «...«Русская земля» сложилась в эпоху хазарского ига, слабевшего в течение IX в.» В своей работе А.Н. Насонов окончательно и правильно решает запутанный вопрос о сближении русов с варягами в русских и византийских источниках XI в., считая, что варяги прозвались русью, попав на юг, в Киевскую землю. Но иногда Насонов излишне выдвигает на первое место хазар, считая, что «Русская земля» — это те славянские племена, которые были подчинены хазарам (с. 41).

7. Рыбаков Б.А. Схематическая карта населенных пунктов домонгольской Руси. — История культуры древней Руси. М., 1948, т. I.

8. Повесть временных лет, с. 13.

9. Рыбаков Б.А. Древние русы. — Советская археология, 1953, вып. XVII, с. 29—32.

10. Воскресенская летопись — ПСРЛ. СПб., 1856, т. VII, с. 240—241 (далее: Воскрес. лет.); Ермолинская летопись. — ПСРЛ. СПб., 1911, т. XXIII, с. 163—164 (далее: Ермолин. лет.); Никоновская летопись. — ПСРЛ. СПб., 1897, т. XI (далее: Никонов. лет.). Под 1395 и 1396 гг. здесь помещены статьи: «А се имена живущим около перми»; «А се имена тем землям и царствам, еже попленил Темирь-Аксак», с. 158, 159, 165, 248.

Карта городов помещена в работе Б.А. Рыбакова «Древние русы» (с. 31, рис. 2). Более подробную карту см. в работе М.Н. Тихомирова «Список русских городов ближних и дальних» (Исторические записки. М., 1952, № 40).

11. Список содержит 350 городов. Составлен он был, возможно, по каким-то областным спискам 1380—1390 гг., вероятно, церковного происхождения. Некоторые группы городов отражают пределы определенных княжеств. Так, например, «грады Киевские» отражают границы княжества Владимира Ольгердовича. Местом составления, возможно, был Киев, так как все города северо-востока названы «Залесскими». Общий список мог быть сведен в канцелярии митрополита, например, Киприана, жившего подолгу в Киеве.

12. Летопись по Лаврентьевскому списку. СПб., 1897, изд. 3 Археографической комиссии (далее: Лавр. лет.). Ипатьевская летопись. — ПСРЛ. СПб., 1843, т. II (далее: Ипат. лет.). Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов (далее: Новг. I лет.). М.; Л., 1950; Повесть временных лет.

13. Например: «В то же лето на зиму иде в Русь архиепископ Нифонт с лучьшими мужи и заста князе с церниговьци стояще противу собе...» Новг. I лет. под 1135 г. (с. 24); см. также под годами: 1132 (с. 22), 1142 (с. 26), 1146 (с. 27), 1149 (с. 28), 1156 (с. 30), 1165 (с. 32), 1167 (с. 32), 1177 (с. 35), 1179 (с. 36), 1180 (с. 36), 1181 (с. 37), 1201 (с. 45), 1211 (с. 52), 1214 (с. 53), 1215 (с. 53), 1218 (с. 58), 1221 (с. 60), 1232 (с. 71), 1257 (с. 82).

14. Например: «В то же лето поиде Гюрги с сынми своими и с ростовцы с суждальци и с рязанци и со князи рязаньскыми в Русь...». Лавр. лет. под 1152 г. (с. 320); см. также под годами: 1154 (с. 324), 1154 (с. 326), 1156 (с. 329), 1175 (с. 348), 1175 (с. 352), 1175 (с. 353), 1205 (с. 399—400), 1207 (с. 408), 1223 (с. 424). Ипат. лет. под годами: 1154 (с. 74), 1154 (с. 77), 1174 (с. 109), 1175 (с. 116), 1175 (с. 117), 1177 (с. 119).

15. Ипат. лет. под 1147 г. (с. 30). Такое же противопоставление находим в Лавр. лет. под 1154 г. (с. 324), где упоминаются вятичи и Козельск. Юрий Долгорукий, отправившись в Русь, не дошел до нее и повернул обратно от земли Вятичей.

16. Ипат. лет. под 1148 г. (с. 39 и 40); кроме того, см. под 1155 (с. 78) и 1197 гг. (с. 151). В последнем случае говорится о том, что смоленский князь Давид Ростиславич «сына своего Костянтина в Русь посла, брату своему Рюрикови на руце». Рюрик в это время был князем в Киеве и в Киевской земле.

17. Ипат. лет. под 1140 (с. 15).

18. Лавр. лет. под 1152 (с. 320); Ипат. лет. под 1152 г. (с. 66, 68, 69); см. также Новг. I лет. под 1145 г. (с. 27); Лавр. лет. под 1202 г. (с. 396).

19. Ипат. лет. под 1144 г. (с. 30).

20. Ипат. лет. под 1190 г. (с. 140); 1193 г. (с. 143).

21. Ипат. лет. под 1174 г. (с. 108—109).

22. Повесть временных лет, 945 г. (с. 40).

23. Повесть временных лет, 984 г. (с. 59). Слова «и до сего дне» свидетельствуют о том, что и во времена Владимира Мономаха Русь можно было противопоставлять радимичам.

24. Повесть временных лет, 944 г. (с. 33—34). Интересно, что в этом же отрывке несколько далее все эти дружины названы собирательно Русью.

25. Повесть временных лет, 907 г. (с. 25).

26. Ипат. лет. под 1146 г. (с. 25); см. также 1141 г. (с. 17), 1151 г. (с. 58); Лавр. лет., см. под годами; 1152 (с. 320), 1154 (с. 326), 1155 (с. 329), 1156 (с. 329), 1180 (с. 368); Новг. I лет. под годами: 1135 (с. 24), 1146 (с. 27), 1149 (с. 28), 1156 (с. 30), 1165 (с. 32), 1167 (с. 32), 1179 (с. 36), 1180 (с. 36), 1181 (с. 37), 1201 (с. 45), 1211 (с. 52), 1215 (с. 53), 1221 (с. 60).

Во всех упоминаниях церковных дел, когда епископы новгородские, смоленские или суздальские ехали «в Русь», целью их поездок являлся митрополичий стол — Киев.

27. Новг. I лет. под 1132 г. (с. 22); см. также Лавр. лет. под 1175 г. (с. 352).

28. Лавр. лет., см. под годами: 1198 (с. 393), 1199 (с. 394), 1200 (с. 395), 1213 (с. 416), 1227 (с. 427), 1228 (с. 429), 1230 (с. 432), 1239 (с. 446).

29. Новг. I лет. под 1135 г. (с. 23, 24); Ипат. лет. под 1147 г. (с. 30); Лавр. лет. под 1207 г. (с. 408).

30. Ипат. лет. под 1174 г. (с. 108).

31. Ипат. лет. под 1195 г. (с. 144—145).

32. Лавр. лет. под 1195 г. (с. 391); 1151 г. (с. 65).

33. Ипат. лет. под 1192 г. (с. 141); 1193 г. (с. 143).

34. Ипат. лет. под 1147 г. (с. 30).

35. Новг. I лет. под 1232 г. (с. 71 и 280).

36. Лавр. лет. под 1152 г. (с. 320).

37. Лавр. лет. под 1139 г. (с. 292); Ипат. лет. под 1140 г. (с. 16). Андрея говорит Всеволоду: «Оже ти, брат (е) не досити волости, всю землю Рускую дьржачи».

38. Ипат. лет. под 1152 г. (с. 68 и 69).

39. Таковы упоминания в летописях: Ипат.: 1140, 1141, 1144, 1148, 1149, 1150, 1152. 1154, 1155, 1174, 1175, 1177, 1180, 1187, 1190, 1195 гг.; Лавр.: 1139, 1204, 1205, 1249 гг.; Новг. I: 1142, 1218, 1257 гг.

40. Новг. I лет. под 1145 г. (с. 27).

41. Ипат. лет. под 1146 г. (с. 21—22).

42. Ипат. лет. под 1180 г. (с. 122).

43. Ипат. лет. под 1146 г. (с. 25).

44. Ипат. лет. под 1189 г. (с. 138).

45. Ипат. лет. под 1149 г. (с. 41). В 1152 г. Изяслав пошел в поход, взяв с собою «вси Чернии Клобукы, и Кияне лутшии и всю рускую дружину» (с. 66).

46. Ипат. лет. под 1154 г. (с. 74 и 75). «Торкы и Кияне» упоминаются как основное войско князя Ростислава Мстиславича в 1154 г. (с. 75). В 1174 г. Святослав Всеволодичь отправляясь в поход на Ростиславичей, «кыяны совокупивше, и Берендеиче, и Поросье, и всю Рускую землю...» (с. 109).

47. Ипат. лет. под 1161 г. (с. 89).

48. Спицын А.А. Древности антов. Сборник в честь А.И. Соболевского. Л., 1928.

49. Спицын А.А. Древности антов.

50. Рыбаков Б.А. Анты и Киевская Русь. — ВДИ, 1939, № 1, карта на с. 320; Он же. Поляне и северяне. — Советская этнография, 1947, VI—VII, карта на с. 100, рис. 8; Он же. Ремесло древней Руси. М., 1948, карта на с. 51, рис. 4.

51. Седов В.В. Происхождение и ранняя история славян. М., 1979, с. 119—128, карта на с. 130.

52. На всем протяжении границы «древностей русов» мы встречаем на картах XIX в. и русскую топонимику: р. Рось, Русская Поляна на нравом берегу Днепра, южнее Роси, затем Русский Орчик (юго-восточнее Полтавы), Русское Лазовое (севернее Харькова), Русская Буйловка на Дону. Река Оскол называлась Росью. На северной границе мы встречаем р. Русь — приток Сейма и р. Наруссу у Трубчевска, как раз там, где кончалась Русская земля. Топонимика требует более внимательного изучения, но в данном случае хочется обратить внимание на обилие «русских» названий именно на границе земли русов.

53. Пигулевская Н.В. Сирийский источник VI в. о народах Кавказа. — ВДИ, 1939, № 1, с. 114—115; Дьяконов А.П. Известия Псевдо-Захарии о древних славянах. — ВДИ, 1939, № 4, с. 84—87.

54. ВДИ, 1841, № 1, с. 241.

55. Псевдо-Маврикий. Стратегикон. — ВДИ, 1940, № 1, с. 253.

56. В некоторых случаях перед нами бесспорные погребения (Балаклея, Буды), но иногда характер находки говорит в пользу клада. Так, в Колоскове вещи были уложены в шлем; в с. Углы, близ Старого Оскола, две пальчатые фибулы (с глазчатым орнаментом) шесть пряжек и три поясных наконечника были уложены в глиняную кубышку.

57. Макаренко Н. Материалы по археологии Полтавской губернии. — Труды Полтавской учен. арх. комиссии. Полтава, 1908 г., V.

58. На трех границах Северской земли (кроме западной, где они соприкасались с русами же) можно найти следы русской топонимики: на юге — с. Русский Орчик при впадении р. Орчик в Орель; Русские Тишки, Русское Лозовое на север от Харькова; р. Рось — правый приток Сейма; Русский брод на северо-западе от Ливен.

59. Рыбаков Б.А. Поляне и северяне. Карта № 5 на с. 95 дает схему передвижения северян.

60. ПСРЛ, т. VII, с. 240.

61. Fettich N. Die Metallkust der Landnehmenden Ungam. — Archaeologia Hungarica. Budapest, 1937, XXI, tabl. CXXVI.

62. Alföldi A. Zur bistorische Bestimmung der Avarenfunde. — ESA, 1934, IX.

63. Эдинг Д.Н. Антропо- и зооморфные фибулы Восточной Европы. — Учен. зап. науч.-иссл. ин-та этнических и национальных культур народов Востока. М., 1930, т. II, с. 135—137, рис. 14—18. — Коллекции ГИМ в Киеве.

64. Повесть временных лет, с. 21 и 23.

65. Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. — ВДИ, 1947, № 4, с. 250 (309).

66. Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963, с. 17.

67. Петрович Э. Славяно-болгарская топонимика на территории Румынии. — Romanoslavico, I (București), 1958, с. 22, карта № 2.

68. Шахматов А.А. «Повесть временных лет». Пг., 1916, с. 10.

69. Шахматов А.А. «Повесть временных лет», с. 11.

70. Тихомиров М.Н Русское летописание. М., 1979; Насонов А.Н. «Русская земля»...; Шаскольский И.П. Норманская теория в современной буржуазной науке. М.; Л., 1965, с. 205.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика