Александр Невский
 

§ 2. Фискальные меры князя Михаила Черниговского в восстановлении хозяйственной жизни Новгорода

Князь Ярослав не поладил с новгородцами и ушел в свой Переяславль, а в Новгороде появился Михаил Черниговский, который «целова крест на всеи воли новгородьстеи и на всех грамотах Ярославлих; и вда свободу смьрдом на 5 лет дании не платити, кто сбежал на чюжю землю, а сим повеле, къто сде живеть, како уставили переднии князи, тако платити дань». Наши историки порядком поработали над тем, чтобы исказить и затемнить этот, в общем-то, ясный текст. Правда, сперва тут постарались поздние летописцы. В Никоновской летописи, например, читаем: «Михайло Всеволодич Черниговский приде в Новъград и возрадовашася вси Новогородци, и утвердишася с ним на всех волях Новогородцких и на всех грамотах прежних Ярославьлих, и даде всем людем бедным и должным лготы на пять лет дани не платити, а которые и з земли збежали в долзех, тем платити дань како уставили прежний князи, или без лихвъ полетняа». Легко сообразить, что в Никоновской летописи содержится осмысление древней записи, приведшее к ее переделке, в итоге которой появлялись люди «бедные и должные» взамен смердов, бывших рабами фиска, а не какими-то бедняками и должниками. Свидетельство новгородского летописца о бегстве смердов «на чюжю землю» перетолковано в смысле бегства «бедных и должных» с земли «в долзех». Трудно понять, какое отношение к даням (государственным налогам) имеют «лихвы» — проценты, рост.

Вслед за поздними летописцами свою лепту в произвольную трактовку мер, осуществленных Михаилом, внесли ученые-историки. Так, Татищев писал: «Князь Михаил Всеволодич прибыл в Новгород в субботу Фомины седмицы апреля 21-го дня. Новгородцы же вельми обрадовались, что их желание исполнилось, и, приняв его с честию, учинили ему роту, а он им на всем том, что новгородцы желали и чего прежде не един князь не делал. Он дал свободу (смердам) подлости пять лет подати не платить; кто сбежал на чужую землю, велел жить, кто где ныне живет; которые чем должны, а не платили лихвы, как преждние князи уставили, (лихву полетную) рост погодной за прошлые годы не требовать»1. Согласно Карамзину, Черниговский князь, желая еще больше утвердить общую к себе любовь новгородцев, «клялся ни в чем не нарушать прав вольности и грамот Великого Ярослава; бедных поселян, сбежавших на чужую землю, освободил на пять лет от дани, а другим велел платить легкий оброк, уставленный древними Князьями»2.

По Соловьеву, явившийся в Новгород Михаил «освободил смердов от платежа дани за пять лет, платеж сбежавшим на чужую землю установил на основании распоряжений прежних князей»3. Наконец, Беляев, перенося порядки времен формирования Московского государства на древний Новгород, заявлял: «Милосердствуя к крестьянам, Михаил возобновил старый закон, чтобы крестьяне, перешедшие на новую землю, пять лет были свободны от платежа даней, а платили бы только те, которые живут на старой земле, как установили прежние князи»4.

Обращались к известиям новгородского летописца о фискальных установлениях Михаила Черниговского и советские историки. Юшков утверждал: «Сущность предпринятой кн. Михаилом меры, по нашему мнению, заключается в том, что он освободил всех вообще смердов, находящихся под его блюденьем как новгородского князя от платежа дани на пять лет; на тех же смердов, которые сбежали со своих мест, но остались в Новгородской волости, он не нашел возможным распространить эту льготу: он приказал платить дань так, как они платили при прежних князьях»5. Юшков подчеркивал, что предложенное им толкование сообщения новгородского летописца «опирается прежде всего на текст Никоновской летописи»6. Версию Юшкова приняла Подвигина, сочтя ее правильной7. Тихомиров, не прибегая к Никоновской летописи, предложил следующий перевод новгородской записи: «и дал свободу смердам: на 5 лет даней не платить; кто сбежал на чужую землю, тем повелел, кто здесь живет, как уставили прежние князья, так платить дань»8.

Мы полагаем, что все эти опыты по толкованию и переводу известий Новгородской Первой летописи надо отвергнуть как несостоятельные. Заметим, кстати, что некоторые средневековые книжники, в отличие от автора Никоновского свода, качественно воспроизводили запись новгородского летописателя. Чтобы убедиться в том, откроем Тверскую летопись, где сказано: «Прииде князь Михайло Всеволодичь Черниговский в Новгород, в неделю Фомину, и ради быша Новогородци своему хотению, целова крест на всей воли Новгородской и на всих грамотах Ярославлих; вда свободу смердом на 5 лет дани не платити, кто сбежал на чужую землю, а кто зде живет, тем повеле тако: платите дань, како уставили пережние князи»9. Были среди исследователей и те, кто верно, на наш взгляд, понимал новгородского летописца. Так, Никитский полагал, что князь Михаил освободил от уплаты дани на 5 лет смердов, которые бежали из Новгородской области в соседние земли и захотели вернуться на старые места. Оставшиеся же в Новгородской волости смерды обязаны были давать дань по уставам прежних князей и в несколько сокращенных размерах10. По словам Покровского, льгота, которую объявил Михаил Всеволодович, «распространялась на тех, кто бежал на чужую землю, обнаружив тем наиболее острое недовольство новыми порядками, родоначальником которых был посадник Дмитр. По отношению же к оставшимся были лишь восстановлены порядки "прежних князей" — надобно думать тех, которые были до Всеволода Юрьевича и его новгородского союзника»11. Для Грекова «текст Новгородской летописи ясен и понятен. Здесь, несомненно, разумеется поощрительная мера для беглых крестьян, которых князь желал вернуть на старые места жительства»12. Таким образом, интерпретация записи под 1229 г. о правительственной деятельности Михаила Черниговского, предложенная А.И. Никитским, М.Н. Покровским и Б.Д. Грековым, нам представляется вполне приемлемой. Юшков, полемизируя с Никитским и Грековым в данном вопросе, высказывает следующие соображения по поводу конструкции толкуемой фразы: «Читая сообщение летописи и стараясь понять его так, как понимали А.И. Никитский и Б.Д. Греков, мы встречаемся с непреодолимым затруднением "а сим повеле". Кто такие "сии"? Это указательное местоимение может быть отнесено только к предыдущей фразе: "кто сбежал на чужу землю, а сим повеле..."13. Греков резонно возражал своему оппоненту: «Если согласиться с С.В. Юшковым, то получится фраза, совсем неудобная по форме и странная по содержанию. Окажется, что к этим "сим" относятся два придаточных предложения, одно спереди, другое сзади, но это полбеды; самое главное, что эти придаточные предложения по смыслу противоположны и никак не могут относиться к одному определяемому. По Юшкову получается так: "Кто сбежал на чужую землю, а сим повеле, кто зде живет... платити дань". Чтение Юшкова приводит и к другому затруднению: "сии" оказываются в одно и то же время и беглыми и теми, кто никуда не бежал, а сидел "сде"»14. К замечаниям Грекова добавим несколько своих соображений. Как явствует из интересующего нас текста, противительный союз «а», безусловно, подчеркивает противопоставление смердов, сбежавших в чужие края («кто сбежал на чюжю землю»), тем смердам, которые остались дома («кто сде живеть»). Кроме того, указательное местоимение «сии», следующее после союза «а», относится по законам языка того времени к ближайшему в тексте лицу или предмету. В данном случае этим лицом является «кто сде живеть». Достаточно выразительны также речения «чюжа земля» и «сде», разграничиваемые летописцем. Если стать на точку зрения Юшкова, доказывавшего, что беглые смерды находились в пределах Новгородской области15, то это разграничение окажется нелепым, да и само наречие «сде» (здесь) потеряет всякий смысл, ибо, говоря «кто сде живеть», летописатель подразумевает, конечно, Новгородскую землю, отличая ее от «чужих земель», т.е. соседних государственных территорий.

Итак, рассказ новгородского летописца о фискальных мерах Михаила Черниговского мы понимаем следующим образом: князь освободил от уплаты дани сроком на пять лет бежавших за пределы Новгородской земли смердов, если они вернутся на старое местожительство; смерды же, которые не покинули своих сел, обязывались платить дань, «како уставили прежние князи».

Князь Михаил занялся смердами не потому, что они принимали участие в новгородских волнениях 1227—1229 гг.; у нас нет никаких фактов, свидетельствующих о том, что смерды вместе с остальными новгородцами были охвачены «мятежом». Меры, принятые князем, должны были способствовать восстановлению государственного хозяйства, подорванного, помимо всего прочего, и побегами смердов, даннические платежи которых являлись важной доходной статьей Новгорода. Под смердами скрывалась зависимая от новгородской общины группа сельского населения. Поэтому смерды находились в сфере постоянного внимания со стороны государственной власти.

Примечания

1. Карамзин Н.М. История Государства Российского. Т. II—III. С. 496.

2. Соловьев С.М. Сочинения. Кн. 1. С. 602.

3. Беляев И.Д. История Великого Новгорода... С. 332.

4. Юшков С.В. 1) Феодальные отношения в Киевской Руси // Учен. зап. Саратовск. ун-та. 1925. Т. 3. Вып. 4. С. 49; 2) Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.; Л., 1939. С. 102—103.

5. Юшков С.В. 1) Феодальные отношения... С. 50; 2) Очерки. С. 105.

6. Подвигина Н.Л. Классовая борьба в Новгороде... С. 60.

7. Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания... С. 263.

8. ПСРЛ. Т. XV. С. 351—352.

9. Никитский А.И. Очерк внутренней истории Пскова. СПб., 1873. С. 280.

10. Покровский М.Н. Избр. произв.: в 4 кн. М., 1968. Кн. 1. С. 188.

11. Греков Б.Д. 1) Феодальные отношения... С. 127; 2) Киевская Русь. С. 219.

12. Юшков С.В. Очерки... С. 103.

13. Греков Б.Д. Киевская Русь. С. 220.

14. Юшков С.В. 1) Феодальные отношения... С. 49; 2) Очерки. С. 103. Чернов полагал, что смерды бежали с государственных земель на частные. См.: Чернов С.Н. О смердах на Руси XI—XII вв. // Академия наук СССР академику Н.Я. Марру. М.; Л., 1935. С. 771.

15. НПЛ. С. 69, 277.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика