§ 1. Политические и социально-экономические причины новгородских волнений 1136 года в трудах русских историков
Будучи важной вехой в социально-политической истории Новгорода, события 1136 г. открывают новый этап развития общественных коллизий в волховской столице. Известная сплоченность новгородского общества, обусловленная борьбой за независимость от Киева, ослабевает по мере того, как новгородцы приобретают вожделенную «свободу в князьях». Новгородская община теперь все чаще подвержена внутреннему разладу, а нередко и вражде, особенно среди боярства. Столкновения бояр из-за престижных и доходных мест в управлении Новгородом совершались при деятельном участии народных масс, решавших в конечном счете исход этих столкновений. Внешне боярские свары часто вращались вокруг вопросов, кому из князей сидеть на столе. Данное обстоятельство давно обратило внимание историков. Замечено было также и влияние межкняжеских отношений на политическую жизнь новгородского общества. Правда, исследователи по-разному определили степень воздействия этих отношений на глубину и существо социально-политических конфликтов в Новгороде.
Согласно С.М. Соловьеву, «граждане» Новгорода распадались на «приверженцев» того или иного князя1, на враждующие «стороны», поддерживающие тех или иных князей2. Пользуется историк при этом и термином «партия»3. Перемены на княжеском столе сопровождались волнениями «внутренними», «народными»4. Эти волнения были своеобразным преломлением межкняжеских отношений на Руси и поэтому в большей мере зависели от княжеских распрей, чем от местных противоречий. Усобицы князей отзывались непосредственным образом мятежами в Новгороде5.
Вынужденную причастность новгородцев к междоусобиям князей отмечал И.Д. Беляев. Подобно Соловьеву, он придавал существенное значение правлению Всеволода. Именно «бурное княжение Всеволода Мстиславича, продолжавшееся чуть не двадцать лет и разделившее новгородцев на партии — княжескую и народную, имело большое влияние на последующую судьбу Новгорода. С того времени Новгород много потерял своей прежней крепости и общественного единодушия»6. Но в отличие от Соловьева автор «Рассказов из русской истории» старался найти внутренние причины, побуждавшие новгородцев соединяться в партии. Вполне земные и прозаические интересы способствовали образованию партий «богачей и сильных землевладельцев, которые находили для себя выгоднее подчиниться князю, чем зависеть от народного веча, и стали продавать независимость Новгорода князьям»7. Это и была «княжеская» партия, готовая всегда «продавать права народа любому князю» в обмен на всякого рода выгоды. Ей противостояла «народная» партия, стоявшая на защите прав новгородских, ограждающих «самостоятельность и независимость отечества»8. Княжескую партию Беляев именует «суздальской»9.
Разделение новгородской общины XII в. на сторону «докняжеских бояр и сторону небоярскую» наблюдал В. Пассек. По словам исследователя, «обе стояли во враждебном положении, и княжеская власть не только не могла водворить мира между двумя сторонами, но, потеряв всякую возможность на посредничество, она, сама при этом общем волнении, требовала физической опоры себе в стороне небоярской против стороны боярской, которая открыто действовала против князя...»10. «Докняжеские бояре» стремились сохранить «свои старинные права», поддержать «свое историческое значение» в ущерб княжеской власти11. На чем же держалась власть князя в Новгороде? «Князь-правитель, — пишет Пассек, — должен был принести с собою для Новгорода право торговли в других частях Руси: это было одно из первых условий прочности его власти в Новгороде»12. Жажда обогащения владела новгородцами: «Бог Новгорода — золотой идол, который руководит всеми их отношениями к порядку, к власти»13. Эти отношения складывались с учетом торговых интересов, связанных с южным и восточным рынками. «Раздвоение выгод Новгорода на две главнейшие ветви, на ветвь торговли с Югом и на ветвь торговли Восточной, и соперничество между князьями Южной России и Владимиро-Ростовским за первенство в распоряжении судьбами Руси и самого Новгорода, выражалось в Новгороде тем же раздвоением между новгородцами: одни в этом соперничестве ясно держались Юга, другие Северо-Востока, сохраняя главную цель новгородской политики — пользоваться покровительством власти, правившей жизнью Руси, и удержать за собой разрушительную старину. Раздвоение это выражалось сменою посадников, бегством и изгнанием, наконец, казнями и убийствами»14. Пассек еще раз подчеркивает, что «стороны Юга держались Юга потому, что имели свои главнейшие торговые выводы на Юге, а стороны Владимиро-Ростовские в землях Владимиро-Ростовских»15. Он также улавливал «дух соперничества между боярскими родами» и «личные враждебные отношения» в сословии новгородского боярства16. Пассек, таким образом, рисует несколько более сложную картину борьбы в новгородском обществе, чем его предшественники, делая акцент на торговых интересах Новгорода — «нашей Англии», по выражению автора17.
Существенное влияние торговли на политическую жизнь Новгорода XII в. отмечал также А.И. Никитский, по словам которого, «развитие торговой деятельности... содействовало распадению новгородского общества на две партии, на западно- и восточно-русскую». Западно-русская партия ориентировалась на южно-русских князей, а восточно-русская — на северо-восточных»18.
Иной подход у Костомарова. Как и другие историки, он наблюдал в середине XII в. образование партий в Новгороде (причем точно так, как и в Южной Руси), представители которых «думали выигрывать через перемену князей у себя»19. Это — «партия Ольговичей» и «суздальская партия». Но, говоря о причинах столкновения партий, Костомаров переключает внимание с внешних явлений (княжеские междоусобицы, внешнеторговые связи, поиски даней) на внутренние неурядицы, волновавшие Новгород. «Во множестве смут, происходивших по поводу князей, не видно пружин, двигавших партии, стоявшие за того или иного князя, потому что летописцы скупы на изложение побуждений. Но в некоторых подобных описаниях закрались черты, показывающие, что тут не обходилось без той же постоянной борьбы классов»20. Под классами Костомаров разумел, с одной стороны, «молодших» или «черных» людей, а с другой — «старейших» и «богатых». Между ними «беспрестанно происходили раздоры». Костомаров, следовательно, замечает в Новгороде «не только борьбу равных партий, но и борьбу старейших с меньшими». Сословная борьба переплеталась с партийной: ею нередко пользовались «сами бояре в своих распрях друг против друга; составлялись между ними противные друг другу партии и старались привлечь на свою сторону черный народ»21.
Следующий крупный шаг в изучении политической борьбы в новгородском обществе сделал Рожков, опубликовавший статью с характерным названием «Политические партии в великом Новгороде XII—XV вв.». Замысел Рожкова состоял в том, чтобы историю «учреждений Великого Новгорода» и эволюцию его «политического строя» увязать с «партийной борьбой». Он писал: «Для понимания того исторического процесса, который совершался в вольных городах древней Руси, совершенно необходимо одушевить схему развития их политических особенностей изображением тех настроений и побуждений, под влиянием которых действовали отдельные социальные группы и их представители; необходимо облечь в плоть и кровь безличный процесс политических перемен, введя в круг изучения борьбу партий»22. Исходным хронологическим моментом для своего исследования историк берет княжение Всеволода Мстиславича (1117—1136 гг.). Внешними признаками борьбы партий и перевеса той или другой из них ему послужили «перемены на княжеском столе и в должности посадника»23. Смена враждующих князей является для Рожкова указателем известного поворота в партийной борьбе24.
По мнению Рожкова, XII в. «был временем, когда слагались первоначальные новгородские партии»25. В рассматриваемое время возникли две партии, объединявшие сторонников и противников суздальских князей. Основное ядро «суздальской партии» составляли бояре, занимавшиеся сперва торговлей, а потом — банкирской деятельностью26. Рожков именует ее аристократической27. В составе партии, противной суздальским князьям, находился «простой народ», купечество и некоторая часть бояр-землевладельцев. Это — «демократическая», или «народная» партия28. Может показаться странным, что в демократическую партию вошел аристократический элемент в лице землевладельческого боярства. Однако Рожков не видит здесь ничего необычного, поскольку интересы «бояр-капиталистов» и «бояр-землевладельцев» расходились, и последние были «близки к черному народу: земледелец и землевладелец всегда ближе друг к другу, чем земледелец к лицу, обладающему движимым капиталом».
Борьба народной и аристократической партий существенным образом сказывалась на положении князя в Новгороде. Благодаря усилиям «демократов» князь лишился права торгового суда, отданного в руки купечества, а вече стало избирать и изгонять князей. Все это резко ограничило власть князя. Вместе с тем князья сумели удержать за собой ряд существенных прав, судебных, финансовых и административных. «Сохранением этих важных прав князь XII в. был почти всецело обязан содействию боярской партии, больше всего опасавшейся в это время полного торжества черных людей»29.
Рожков вслед за Пассеком, работу которого по новгородской истории он оценивал весьма положительно, делит партии не только по социальному признаку, но и территориальному. Согласно историку, «аристократическая партия группировалась, главным образом, на правом берегу Волхова», тогда как «левый берег его, или Софийская сторона, был, очевидно, средоточием демократической партии».
Несмотря на известную прямолинейность и односторонность положений Рожкова, они частично вошли в научный арсенал советской историографии. Принята, например, была мысль о том, что смена должностных лиц в Новгороде являлась лишь внешним выражением борьбы внутри местной социальной верхушки. «Частая смена, — пишет Мавродин, — новгородских посадников и тысяцких, о которой сообщают новгородские летописи, выдавая эту смену за результат "мятежей" и восстаний, на самом деле отражала лишь борьбу внутри боярско-купеческой олигархии»30.
Особую склонность к объяснению смены князей и посадников в Новгороде борьбою боярских партий питает Янин. Исследователь полагает, что «условия, которые возникли после изгнания Всеволода в 1136 г., в сильнейшей степени способствовали углублению политических противоречий внутри новгородского боярства»31. Обследованный Яниным период с 1136 г. до середины 1170-х гг. наполнен «постоянной и незатихающей борьбой различных групп новгородского боярства за власть. Рассматривая ход и обстоятельства этой борьбы, можно говорить о существовании нескольких группировок, каждая из которых не обладает решительными преимуществами в борьбе. Эти группировки блокируются друг с другом и с разными князьями...»32. Примечательно то, что новгородские бояре, борющиеся за власть, опираются не на социальные силы в самом Новгороде, а на людей, сторонних новгородскому обществу, — княжеские группировки, находящиеся в постоянной взаимной вражде. Их тогда было три: «старшие Мономаховичи (Мстиславичи), связанные главным образом со Смоленском, младшие Мономаховичи (Юрьевичи) суздальской линии и черниговские князья из потомства Олега Святославича»33. Вот эти княжеские семейства и стали теми картами, которыми козыряли бояре в своей политической игре. Но здесь заключен парадокс, ибо князья и бояре преследовали совершенно разные цели. Первые стремились к «восстановлению монархии», а бояре — к «расширению своей власти». Значит, политика бояр имела в конечном счете антикняжескую направленность34. Однако заполучить власть та или иная боярская партия могла лишь с помощью князя. Отсюда двойственность позиции бояр, приводившая порой к предательству интересов республики35.
Антикняжеская борьба боярства могла быть успешной только при условии собственной консолидации и союза с народными массами, последовательно настроенными антикняжески36. Историческая обстановка являлась таковой, что осуществить это было невозможно, особенно в последнем варианте, поскольку антагонистический характер интересов бояр и народа обозначился достаточно явственно. Поэтому вместо ограничения княжеской власти в Новгороде наблюдалось подчас временное ее усиление37. Расстановка политических сил в XII столетии здесь была такова, что препятствовала перевесу какого-либо одного начала — республиканского или монархического. Вот почему Новгород в XII—XIII вв. «не был аристократической республикой в полном смысле слова, однако он не был и монархией»38.
Наиболее существенным изъяном концепции Янина является, на наш взгляд, мотивировка смены князей и посадников в Новгороде причинами, связанными только с внутрибоярской и межкняжеской борьбой. Лишь эпизодически исследователь выводит на историческую сцену народные массы, чтобы потом снова забыть о них. В результате новгородские бояре оказались прочнее соединены с внешними силами в лице различных князей, нежели со своим обществом39. Такой подход опасен поверхностным прочтением новгородской истории.
Это никоим образом не смущает Подвигину, популяризирующую идеи Янина. Она также говорит о борьбе за власть боярских группировок, прибегавших к помощи различных князей, что оборачивалось усилением княжеской власти40.
В.Ф. Андреев тоже признает существование в Новгороде второй половины XII в. боярских политических группировок, связанных с определенными княжескими династиями: «Если во внутриполитической борьбе побеждала прочерниговская группировка, то вече приглашало на княжеский престол представителя черниговской ветви княжеского рода, а посадником становился лидер победившей группировки. Положение менялось, если в городе брали верх сторонники суздальских князей»41.
Недавно свою версию развития социально-политической борьбы в Новгороде XII—XIII вв. предложил А.В. Петров. В основе его представлений лежит верная, по нашему мнению, мысль о доклассовой природе новгородского общества, что в значительной мере предопределяло характер социально-политических коллизий в волховской столице. В частности, важное значение имели традиционные отношения вражды и соперничества, генетически восходящие к дуальной организации архаических обществ. Борьба боярских «партий» вокруг высших государственных должностей (княжение и посадничество) разворачивалось на фоне этих отношений, принимая до 80-х гг. XII в. форму борьбы городских сторон, а после указанного рубежа — борьбы концов42. Характерной чертой борьбы за государственные должности «было участие в ней на стороне одной из борющихся сил новгородских князей». Поэтому вечевые группировки, притязавшие на власть, объединяли сторонников и противников той или иной княжеской линии: одни из них были привержены черниговским Ольговичам и Давыдовичам, а другие — потомкам Мономаха, Юрьевичам и Мстиславичам43. Вместе с тем Петров отмечает «моменты консолидированного» местного веча, когда ради общегородских интересов новгородцы выступали сплоченно44.
Таковы представления историков о социально-политической борьбе в Новгороде середины и второй половины XII в. Думается, что в них есть элемент переоценки сил боярских партий и группировок при смене правителей (да и вообще в политической жизни) и нет должного внимания к соответствующей деятельности новгородской общины в целом, а также рядового свободного людства в отдельности. Перемены в княжении и посадничестве освещаются преимущественно односторонне, как результат борьбы различных групп новгородского боярства за власть и государственные должности. При этом новгородские бояре нередко отрываются от других социальных слоев Новгорода. Наконец, в новейших работах не раскрыта в достаточной мере роль межкняжеской борьбы в перемещениях на новгородском княжеском столе. С мыслью о необходимости исправления отмеченных недостатков мы и обращаемся к изучению вопроса.
Примечания
1. Соловьев С.М. Об отношениях Новгорода с великими князьями. М., 1846. С. 36, 38, 47, 50.
2. Там же. С. 36, 40, 46.
3. Там же. С. 37.
4. Там же. С. 44, 46, 49.
5. Там же. С. 46—47.
6. Беляев И.Д. История Новгорода Великого от древнейших времен до падения. М., 1864. С. 245.
7. Там же.
8. Там же. С. 246.
9. Там же. С. 249, 250, 254, 256, 256, 258 и др.
10. Пасссек В. Новгород сам в себе // ЧОИДР. 1869. Кн. 4. С. 38.
11. Там же. С. 25.
12. Там же. С. 36.
13. Там же. С. 38.
14. Там же. С. 43—44.
15. Там же. С. 44.
16. Там же.
17. Там же. С. 35.
18. Никитский А.И. История экономического быта Великого Новгорода. М., 1893. С. 293—297.
19. Костомаров Н.И. Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. В 2 т. СПб., 1863. Т. I. С. 63.
20. Там же. Т. 2. С. 107.
21. Там же. С. 114.
22. Рожков Н. Исторические и социологические очерки. Сб. статей в 2-х частях. М., 1906. Ч. 2. С. 27—28.
23. Там же. С. 28.
24. Там же. С. 28—29.
25. Там же. С. 43.
26. Там же. С. 41—42.
27. Там же. С. 38.
28. Там же. С. 38, 42.
29. Там же. С. 44—45.
30. Мавродин В.В. Народные восстания в древней Руси XI—XIII вв. М., 1961. С. 91.
31. Янин В.Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 94.
32. Там же. С. 104.
33. Там же. С. 94.
34. Там же. С. 95, 97, 98.
35. Там же. С. 105.
36. Там же. С. 101, 105.
37. Там же. С. 105.
38. Там же. С. 99.
39. Характерным в данном отношении является следующее высказывание Янина: «В борьбе за власть в Новгороде группы бояр находят себе опору не в разных социальных слоях самого Новгорода, а в одной и той же феодальной среде вне Новгорода». См.: Там же. С. 94.
40. Подвигина Н.Л. Очерки социально-экономической и политической истории Новгорода Великого в XII—XIII вв. М., 1967. С. 123—125.
41. Андреев В.Ф. Северный страж Руси. Л., 1989. С. 42.
42. Петров А.В. Социально-политическая борьба в Новгороде XII—XIII вв. автореф. дис. канд. ист. наук. Л., 1990.
43. Петров А.В. Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине XII в. // Генезис и развитие феодализма в России. Проблемы истории города / отв. ред. И.Я. Фроянов. Л., 1988. С. 26.
44. Там же. С. 26—27. См. также: Петров А.В. Социально-политическая борьба в Новгороде XII—XIII вв.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |