Александр Невский
 

на правах рекламы

Дом из лстк строительство каркасных домов.

§ 1. Отражение жизни восточных славян в былинном эпосе

Первобытная эпоха восточных славян, подобно архаическим временам других народов, отмечена острыми противоречиями, выливавшимися в межплеменные и внутриплеменные конфликты. К сожалению, по состоянию исторических источников выявить их с должной отчетливостью и полнотой не представляется возможным, ибо слишком бедны и маловыразительны содержащиеся в них сведения. И все же при вдумчивом анализе соответствующего материала исследователь способен воссоздать отдельные фрагменты борьбы в родоплеменном обществе, проникавшей в самые различные области общественной жизни: социально-экономическую, военно-политическую, религиозно-идеологическую. К наиболее ранним ее проявлениям относятся коллизии, возникавшие в моменты перехода от одной хозяйственной организации к другой, поскольку такой переход сопровождался перестройкой социальной структуры, а также переменами религиозного свойства, что и порождало столкновения в обществе. Подобные процессы нашли художественное отражение в народном эпосе. Былина о Вольге и Микуле является здесь ярким примером. По наблюдениям В.Я. Проппа, что касается Микулы, то он олицетворяет свободного пахаря, крестьянина, т.е. представляет собой идеализированный образ, отвечающий чаяниям народа. Основной смысл былины Пропп видел в «противопоставлении крестьянина князю, в посрамлении князя и возвеличении крестьянина»1. Песня о Вольге и Микуле «была популярна и актуальна в течение ряда веков, так как она выражала ту оценку, которую крестьянин давал сам себе»2.

Здесь мы хотели бы указать на ряд песенных компонентов, восходящих к древности, предшествующей Древней Руси. Как показало проведенное нами исследование3, первоначально в былине чудесному охотнику-оборотню, организатору ловли зверей, птиц и рыбы Вольге противопоставлен земледелец Микула. Перед нами наиболее древний былинный пласт. Подтверждением этому служит композиционное построение песни.

Исследование поэтики героических былин обнаруживает два композиционных типа былевых песен. Один из них может быть назван типом случайных дорожных встреч и приключений, а другой — поездки с поручением князя или похода4. Былины композиционного типа случайных дорожных встреч и приключений исторически самые ранние5. При обращении к былине о Вольге и Микуле обнаруживаем, что в некоторых ее записях поездка героя ничем не мотивируется. Он просто выезжает в «чисто поле» и там случайно встречает богатыря-пахаря:

Как собрал Ольга дружинушку хоробрую,
А поехал Ольга с дружиной во чисто поле.
Версту едут — нет никого,
Десять верст едут — нет никого.
Слышат в чистом поле покрикивает,
Паше полянку оротай оротаюшко...6

Очарованный работой и видом ратая, Вольга приглашает Микулу присоединиться к нему:

А пойдем-ка ты с моей дружинушкой во чисто поле.
Меня тридцать молодцев как один7.

Важно отметить, что тут приглашение не обусловлено какой-нибудь конкретной целью: Вольга зовет Микулу ехать с ним «во чисто поле» и только. Затем разыгрывается сценка с сошкой, и на этом былина кончается. Смысл ее, таким образом, состоит в случайной встрече богатырей и утверждении превосходства одного над другим в результате состязания.

Существенный интерес представляет и запись былины, произведенная П.Н. Рыбниковым. В ней, правда, певцом перепутаны имена героев, но тем не менее она достаточно характерна. В этой былине поется, как «Микулушка Селянинович», выловив всю рыбу, зверей и птиц, отправляется «во чисто поле», где встречает ратая Вольгу Святославича:

Тут-то Микулушка Селянинович
Поехал раздольицем — чистым полем.
Едет Микула по чисту полю:
Орет ратай во чистом поле...8

Герой приглашает пахаря ехать с ним «во товарищах». А тот говорит: «Поехал бы, Микулушка Селянинович, да сошка у меня не обрана». Тогда Микулушка посылает «свою силу великую» управиться с сошкой. Но эта «сила великая» не смогла сошку «повыдернуть». Пришлось ратаю самому ту сошку «попихивать». Потом герои поехали вместе к «мужикам гуршевским и ореховским». И на сей раз сказитель не вкладывает в их помыслы какой-либо определенной цели. Вольга и Микула едут к «мужикам» не за данью-«получкой», как в иных записях былины, а лишь для того, чтобы позабавиться своей богатырской удалью:

Нахлыстали мужиков они до люби,
Начествовали добрых молодцев,
Поехали назад в свою сторону9.

По дороге «в свою сторону» происходит конное соревнование героев, после чего они разъезжаются:

Тут они, добры молодцы, поразъехались,
Поразъехались они, пораспростилися10.

Исходя из приведенных былинных ситуаций, можно предположить, что сперва, в глубокой древности, рассматриваемая нами былина рассказывала о случайной «подорожной» встрече Вольги и Микулы, их состязании и победе сильного соперника над слабым. Побежден был Вольга — волшебник-оборотень, чудесный охотник и устроитель охоты, воплощавший охотничий уклад, господствовавший некогда в хозяйстве славян. Победителем вышел Микула. В чем суть его победы? Чтобы ответить на поставленный вопрос, надо знать, что скрывалось за образом Микулы.

Знакомство с песней показывает: плавать щукой в море, летать соколом в небесах, рыскать волком в лесах, а, в конечном счете, охотиться есть мудрость, какой владеет Вольга. Этой мудрости Вольги противостоит мудрость Микулы, причем высшего порядка, по сравнению с которой мудрость Вольги — не мудрость. Вот почему Микула после безуспешных попыток дружины Вольги поднять сошку и бросить ее за ракитов куст произносит знаменательные слова:

Ай же Вольга Святославович!
То не мудрая дружинушка хоробрая твоя,
А не могут они сошки с земельки повыдернуть,
Из омешиков земельки повытряхнуть,
Бросити сошки за ракитов куст11.

Еще более красноречива речь Вольги, не сумевшего справиться с сошкой:

Ай же ты, оротай да оротаюшко,
Да много я по свету еждивал,
А такого чуда я не видывал.
Рыбой щукою ходил я во синих морях,
Серым волком рыскал я во темных лесах,
Не научился этой премудрости,
Орать-пахать да я крестьянствовать12.

Итак, орать и крестьянствовать, или заниматься земледелием, составляет мудрость, непостижимую для Вольги, тогда как Микула наделен ею с избытком. Так в былине сталкиваются две культуры, охотничья и земледельческая, персонифицированные в образах Вольги и Микулы. Утверждение приоритета хлебопашества над охотничьим делом — вот в чем, по нашему мнению, изначальный пафос песни о Вольге и Микуле. В сущности, мы наблюдаем здесь коллизию двух мировоззрений древнего человека, обусловленную развитием хозяйства, борьбой старых и новых начал в производственной деятельности первобытного общества.

Переход к земледелию как главной отрасли хозяйственных занятий был связан со сменой языческих богов, празднеств и ритуалов, с ценностной переориентацией, словом, с такими переменами, которые нарушали спокойное течение общественной жизни, вызывая социальное противоборство. Былина о Вольге и Микуле донесла до нас отголоски такого противоборства, впрочем, весьма приглушенные, едва уловимые.

Широкое распространение у первобытных народов получила практика захвата и использования чужих земельных угодий, краж, потрав посевов и пр.13 На этой почве довольно часто возникали межплеменные войны. В русском героическом эпосе, в частности в былине «Чурила и князь», слышны отзвуки такого рода. Былина открывается сценой престижного пира в палатах у князя Владимира. День клонился к вечеру, и «почестной» пир был «на веселе». Разгоряченный хмельным вином князь вышел на «крылечко переное» охладиться, бросил взор «во чисто поле». И видит он:

Да из далеча далеча поля чиставо,
Толпа мужиков да появиласе.
Да идут мужики да все киевляне,
Да бьют они князю жалобу кладут:
— Да солнышко Владимир князь!
Дай государь свой праведные суд,
Да дай-ко на Чурила сына Плёнковича.
Да сегодня у нас на Сароге на реки
Да неведомые люди появилисе,
Да наехала дружина-та Чурилова.
Шелковы неводы заметывали,
А рыбу сарогу повыловили,
Нам, государь свет, улову нет,
Тебе, государь, свежи куса нет,
Да нам от тебя нету жалованья14.

Вслед за первыми «мужиками-киевлянами» появились и другие. Жалобщики «били челом» на чуриловых людей, которые лебедей, гусей и уток «повыстреляли», соболей, куниц и лис «повыловили», травяные луга «повытоптали», копны сена разметали15.

Действия чуриловой дружины следует расценивать как покушение на угодья полян. Она вторглась не только в земли и воды, расположенные в отдалении от Киева, но и в те, что находились поблизости от него:

Доехали приехали во Киев град
Да стали по Киеву уродствовати,
Да лук, чеснок весь повырвали,
Белую капусту повыломали16.

Набег чуриловых молодцев навредил всем в Киеве: князьям, боярам и «мужикам»:

Да бьют челом князю всем Киевом,
Да князь-ты просят со княгинями,
Да бояра-ты просят со боярынями,
Да все мужики огородники:
— Да дай, государь, свой праведные суд,
Да дай-ко на Чурила сына Плёнковича17.

И тут возникает странное, казалось бы, обстоятельство: Владимир не может помочь обиженным, так как не знает, где живет Чурила, где его «вотчина» и «двор»:

Не слыхал я, не видал Чурилы Плёнкова,
И не знаю я, да гди Чурилова есть вотчина,
А не знаю, где Чурила и двором стоит,
А не знаю, где Чурила и житьем живет18.

Эта неосведомленность князя порождала у поздних сказителей иронию и насмешку. «Вот была география-то, князь в своем княжестве не знал», — бросает реплику А.М. Пашкова, исполняя былину19. Однако все прояснится, если предположить, что в песне поется о нападении на киевлян представителей чужого племени. Поэтому для Владимира и жителей Полянской земли они — «неведомые люди», чье место обитания князю приходится разыскивать.

Таким образом, былина, посвященная Чуриле, изображает вторжение воинов враждебного племени в угодья Полянской общины, сопровождаемое нападением на Киев. Она также повествует об ответном карательном походе полян.

Образование крупных восточнославянских межплеменных объединений, наблюдаемых с VI в. эпизодически, а потом и постоянно20, внесло существенные перемены в характер княжеской власти, освобождая ее от пут родового наследия. Князья у восточных славян, бывшие до недавнего времени родовладыками или в лучшем случае вождями отдельных племен21, превращались во властителей огромных межплеменных союзов, порывавших с прежними родовыми обычаями, что, разумеется, не могло осуществляться без общественных столкновений и борьбы. Довольно своеобразное, фантастическое преломление это нашло в былине о Добрыне и Змее, где Змей тесными узами соединен с княжеской властью. В былинных вариантах по-разному рассказывается о том, как и почему отправляется Добрыня в змеиные горы вызволять унесенную чудовищем племянницу, дочку или какую-то иную родственницу князя Владимира. Остановимся лишь на тех вариантах, где Добрыня освобождает от Змея пленницу по поручению князя, которое сводится к тому, чтобы отыскать в Сорочинских горах, в змеиных норах любимую княжескую племянницу, привезти ее в Киев и передать с рук на руки22 или отправиться в Туги за царскою дочкой23. В первом случае Добрыня, не сражаясь со Змеем, увозит племянницу Владимира. Во втором он вступает в бой со Змеем и убивает его. Но князю это явно не понравилось:

Ай за тую-то за выслугу великую
Князь его нечим не жаловал24.

Причину княжеской досады следует искать не в том, что богатырь привез Владимиру «дочку любимую», а в том, что он, выполняя поручение, сделал не совсем то, что было ему велено, т.е. убил Змея.

И в том, и в другом вариантах поручение князя порождает недовольство и даже гнев Добрыни. Гнев этот и недовольство вызваны тем, что князь вмешивает богатыря в матримониальные дела своего княжеского рода, связанные со Змеем. Что речь идет об эротических вожделениях Змея, некоторые варианты свидетельствуют достаточно красноречиво, рисуя похищенную в змеином логове:

Лежит княгиня на перине на перовыя,
На подушечках на пуховыих;
На правой руке у ней лежит змеинчишко,
И на левой руке змеинчишко25.

В процитированном нами варианте Добрыня едет освобождать княгиню по собственной инициативе, а когда привозит в Киев, князь Владимир предлагает ее ему в жены. Однако богатырь такую женитьбу отклоняет, так как ранее они с княгиней (речь, по-видимому, идет о княжне, неверно названной) стали крестовыми братом и сестрой. Добрыня вступает в крестовое братство, чтобы не приобщаться к княжескому роду.

Вообще из разнообразных былинных разработок сюжета явствует, что врагом Змея выступает богатырь, а не Владимир, что между племянницей (дочерью) Владимира и Змеем устанавливается связь, хотя и насильственная, что расправа богатыря со Змеем может вызвать неодобрение со стороны князя и что Добрыня, убивая Змея и освобождая женщину, отказывается вступить в связь с княжеским родом по женской линии.

Согласно многочисленным этнографическим данным, Змей может выступать с эротической функцией в двух ролях: как отец и как предок. В былине Змей представлен в качестве родоначальника княжеского рода, его продолжателя и в качестве, так сказать, хранителя чистоты, бепримесности этого рода (отец в новом потомстве возрождает княжеского предка). Все обозначенное вполне согласуется с тотемическими воззрениями. При этом важно, что Змей становится не предком вообще, но предком княжеского рода, рода вождя. Связь с ним по женской линии в таком случае особенно желанна. Приведем только одно этнографическое подтверждение. Коренной житель Мадагаскара рассказывает о земле и недавних обычаях мадагаскарских антануси: «Это сухой, полуголодный край, однако его реки в те времена еще кишели крокодилами. Не проходило дня, чтобы прожорливая тварь не затащила под воду девушку, спустившуюся к берегу. Но вместо траурных плачей каждый вечер в прибрежных деревнях звучала веселая музыка. Это родители несчастной, которые, как и все антануси, верили в то, что в крокодилов переселяется душа вождей, праздновали "свадьбу" своей дочери с почетным предком»26.

В былине о Добрыне и Змее богатырь являет собою новые социальные силы, выходящие на историческую сцену в то время, когда власть князя как владыки рода или вождя племени перестает удовлетворять запросам времени, восходя на более высокую ступень своего развития, соответствующую образующимся межплеменным объединениям. Власть князя-вождя, основанная на родовых традициях, связана в мифе и былине со змеиным наследием, а в действительности с разобщенностью племен и узкой социальной опорой. Богатырь разрушает старую «змеиную» опору княжеской власти, преодолевая тем самым родоплеменную разобщенность. В конечном счете конфликт в былинах разрешается сближением богатырских и княжеских интересов, но после победы богатырского начала27.

Примечания

1. Пропп В.Я. Русский героический эпос. М., 1958. С. 381, 387.

2. Там же. С. 387.

3. См.: Фроянов И.Я., Юдин Ю.И. 1) По поводу одной концепции историзма былин в новейшей советской историографии // Генезис и развитие феодализма в России. Проблемы историографии. Л., 1983; 2) Об исторических основах русского былевого эпоса // Русская литература. 1983. № 2; 3) Старинная история. М., 1991.

4. Юдин Ю.И. Героические былины (поэтическое искусство). М., 1975. С. 18—19.

5. Там же. С. 22.

6. Сказитель Ф.А. Конашков. Петрозаводск, 1948. № 11.

7. Там же.

8. Песни, собранные П.Н. Рыбниковым. М., 1910. Т. II. № 115.

9. Там же.

10. Там же.

11. Онежские былины, записанные А.Ф. Гильфердингом летом 1871 г. М.; Л., 1950. Т. II. № 73; См. также: Песни, собранные П.Н. Рыбниковым. М., 1909. Т. 1. № 3.

12. Былины Пудожского края. Петрозаводск, 1941. № 8.

13. См.: История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины. М., 1986. С. 405; Аверкиева Ю.П. Индейцы Северной Америки. От родового общества к классовому. М., 1974. С. 221—222.

14. Онежские былины, записанные А.Ф. Гильфердингом летом 1871 г. М.; Л., 1951. Т. III. № 223.

15. Там же. См. также: Былины Пудожского края. № 1.

16. Онежские былины... Т. III. № 223.

17. Там же.

18. Былины Пудожского края. № 1.

19. Там же.

20. См.: Фроянов И.Я. К истории зарождения русского государства // Из истории Византии и византиноведения. Л., 1991.

21. См.: Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 10—11.

22. Онежские былины... Т. II. № 79.

23. Онежские былины, записанные А.Ф. Гильфердингом летом 1871 г. М.; Л., 1949. Т. I. № 59.

24. Там же.

25. Былины и песни Южной Сибири. Новосибирск, 1952. № 3.

26. Кулик С.Ф. Когда духи умирают. М., 1981. С. 17.

27. Подробнее см.: Фроянов И.Я., Юдин Ю.И. Исторические реальности и былинная фантазия // Духовная культура славянских народов. Литература. Фольклор. История. Сб. ст. к IX Международному съезду славистов. Л., 1963.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика