1.3. Источники и современное состояние исследований
История воспоминания об Александре Ярославиче (1220/1221—1263) начинается вскоре после его смерти, с написания его жития в 80-е гг. XIII в. С этого времени Александр Невский занимает прочное место в русской культурной памяти. Его деяния были описаны в летописях, его житие копировалось и изменялось, возникли первые изображения на иконах и росписях. История жизни Невского помещалась в генеалогиях, его биография освещалась в историографических трудах и включалась в школьные учебники. Позже фигура Невского стала предметом исторической живописи, поэзии и художественного кинематографа. Источниковую базу настоящего исследования составили письменные документы, в которых говорится об Александре Невском, и репрезентирующие его документы изобразительные1. При этом совокупность всех «текстов» (в самом широком смысле слова), посвящавшихся этой исторической фигуре на протяжении веков, описывается нами в качестве единства, как «дискурс об Александре Невском», как «нить воспоминаний» русской культурной памяти. Объединение в один дискурс столь различных артефактов, как, например, икона, школьный учебник по истории или пропагандистский плакат времен Великой Отечественной войны, кажется нам вполне оправданным, если принять во внимание их общий сюжет, существенную интертекстуальную переплетенность и взаимную соотнесенность этих источников.
В настоящей работе мы обращаемся к источникам с рядом вопросов. Во-первых, какой образ Александра Невского воплощен в них, что из его деяний сохраняется в памяти, а что забыто? какие положительные черты его характера выходят на передний план? изображен он князем, святым, политиком, дипломатом или полководцем? Во-вторых, какой образ сообщества спроектирован в отдельных текстах и изображениях, какая мы-группа репрезентирует Александра в документах, представляющих историю памяти о нем, на основе каких критериев (религия, язык, территория, политическая лояльность, культура и т.п.) описывается и определяется сообщество? В-третьих, от каких они-групп, или «групп врага» (неверные, католики, шведы, Тевтонский орден, монголы), отграничивает себя сообщество и какие выводы эти образы «другого» позволяют сделать об образе самой мы-группы?
Тексты и изображения, в которых можно увидеть определенные соответствия в прорисовке образа Александра Невского, объединяются нами в подгруппы и описываются в настоящей работе как дискурсы, являющиеся частями истории памяти об Александре Невском. Дискурс понимается как корпус текстов, изображений и высказываний, связанных определенной содержательной согласованностью. Такое совпадение может (но не всегда) указывать на одну определенную группу носителей дискурса. Но отдельные дискурсы всегда являются проявлениями и отражениями различных концептов коллективной идентичности, по которым мы даем им название (например, локальный, региональный, церковный, имперский, национальный дискурсы), или соотносятся с ними. Эти дискурсы могут разворачиваться и хронологически последовательно, и одновременно. Понятие дискурса служит для настоящей работы вспомогательным средством, позволяющим осмыслить оба описываемых нами феномена: специфическое для своего времени проявление образа Александра Невского и соотносящиеся с ним концепты коллективной идентичности.
Диахроническое рассмотрение «нити воспоминания» внутри культурной памяти на протяжении столь длительного времени позволяет обнаружить традиции, назвать отношения, указать на инновации, а также связать их с изменениями концептов коллективной идентичности или прочесть их как индикаторы этого процесса. При этом всегда следует учитывать, что Александр Невский был всего лишь одной из многих фигур памяти, в которых на протяжении русской истории отражались различные концепты общности. Если бы мы задались целью детально описать отдельные концепты коллективной (например, религиозно-конфессиональной, имперской или национальной) идентичности, нам потребовалось бы наряду с диахронным анализом одного «места памяти» провести многослойное, компаративное и синхронное исследование различных фигур воспоминания. В рамках настоящей работы, однако, это не представляется возможным2.
Вопрос о том, почему Александр Невский попал в культурную память практически сразу же после своей смерти, почему на протяжении столетий его фигура способна была обретать все новые и новые значения (что делает его особенно пригодным для такого рода case study), можно прояснить, обратившись к биографии нашего героя. Александр Ярославич (Невский) жил в травматичное для русской культурной памяти время, когда большинство земель Руси на востоке подверглось нападению и было включено в Монгольскую империю, а Новгород на северо-западе постоянно вынужден был противостоять Тевтонскому ордену, Швеции и Литве. В эту «темную эпоху» победы Александра казались его современникам одинокими знаками надежды и гордости. Александр смог развиться в многогранную фигуру памяти, поскольку в его биографии уже кажутся предначертанными многие основные вопросы, определявшие в последующие столетия важные дискурсы идентичности русской истории. Эти дискурсы могут быть предварительно обозначены оппозициями «централизм vs регионализм», «авторитарное правление vs вечевая демократия», «православие vs католический мир», «Россия и Запад», а также «Россия и Азия». Александр снова и снова оказывался легко переозначиваемой фигурой памяти, что было возможно не в последнюю очередь потому, что о его жизни сохранилось относительно немного фактической информации, а его биография с самого начала оставляла открытым пространство для игры интерпретаций.
Кроме того, выбор Александра Невского в качестве предмета исследования по истории русской культурной памяти и изменений концептов коллективной идентичности в русской истории обусловлен тем, что более чем семивековая история воспоминания о нем до сих пор не получила полного рассмотрения. Если другие фигуры русской культурной памяти, такие, например, как святые Владимир, Борис и Глеб, Иван Грозный, Иван Сусанин или Петр Великий, были неоднократно проанализированы как русскими, так и западными историками, исследование истории образа Александра Невского с XIII по XX в. до сих пор отсутствует3. Тем не менее у нас есть возможность опираться на многочисленные исследования по отдельным аспектам истории памяти о Невском. А.И. Рогов, Ю.К. Бегунов и И.Н. Данилевский внесли важный вклад в изучение истории образа Александра Невского, в особенности с XIII по начало XIX в.4. Хорошо изученной можно назвать историю Жития св. Александра и его редакции5. Достаточно полно проанализированы изменения в иконографии Невского с XVI по XIX в.6. Обширная литература о художественном фильме «Александр Невский» (1938) рассматривает предмет прежде всего в контексте истории советского кино, культуры сталинизма и биографии Сергея Эйзенштейна7. Исследование Ханса-Хайнриха Нольте, посвященное теме Ледового побоища (1242) в советской историографии, доходит только до 1917 г. и ограничивается изучением лишь одного аспекта истории памяти о Невском8.
Таким образом, насущная потребность данного исследования состоит не только в полном рассмотрении истории памяти об Александре Невском. Систематического анализа требует история его почитания в XIX и XX вв. Наконец, до сих пор ни в русских, ни в западных исследованиях не предпринимались попытки рассмотреть изменения образа Александра Невского в качестве одного из аспектов развития русской культурной памяти и индикатора изменений концептов коллективной идентичности в русской истории9.
Примечания
1. Основной корпус источников нашей работы существует в виде опубликованных текстов и репродукций, поэтому большинство документов были доступны нам в библиотеках: Российская национальная библиотека, Библиотека Академии наук, Библиотека Духовной академии (все в Санкт-Петербурге), Баварская государственная библиотека (Мюнхен), Государственная библиотека (Берлин), Библиотека института Восточной Европы Свободного университета (Берлин). В рамках разысканий по истории возникновения и рецепции кинофильма «Александр Невский» (1938) работа велась с фондом Эйзенштейна в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ), Москва.
2. Многотомники, изданные Нора, а также Франсуа и Шульце, наглядно демонстрируют, что работа над систематическим исследованием, посвященным, например, культурной памяти одной нации, очень похожа на составление мозаики и может быть по силам только группе совместно работающих историков.
3. См., например: Korpela J. Prince, Saint and Apostle. Prince Vladimir Svjatoslavic of Kiev, his Posthumous Life, and the Religious Legitimization of the Russian Great Power. München, 2001; Lenhoff G. The Martyred Princes Boris and Gleb. A Socio-cultural Study of the Cult and the Texts. Columbus, 1989; Poppe А. О времени зарождения культа Бориса и Глеба // Russia Mediaevalis. 1973. № 1. S. 6—29; Perrie M. The Image of Ivan the Terrible in Russian Folklore. Cambridge, 1987. Idem. The Cult of Ivan the Terrible in Stalin's Russia Hound-mills, 2001; Platt KM.F., Brandenberger D. Terribly Romantic, Terribly Progressive, or Terribly Tragic: Rehabilitating Ivan IV. under I.V. Stalin // The Russian Review 1999. Vol. 58. P. 635—654; Киселева Л.H. Становление русской национальной мифологии в николаевскую эпоху (сусанинский сюжет) // Лотмановский сборник. М., 1997. Вып. 2. С. 279—302; Riasanov-sky N.V. The Image of Peter the Great in Russian History and Thought. N.Y., 1985. Case study Олега Рябова, посвященное истории фигуры памяти «Русь-матушка», также следует причислить к области исследований по истории русской культурной памяти: Рябов О. Матушка Русь. Опыт тендерного анализа поисков национальной идентичности России в отечественной и западной историографии. М., 2001. См. также: Hubbs J. Mother Russia The Feminine Myth in Russian Culture. Bloomington, 1988. Основополагающее исследование мифа о царе: Cherniavsky М. Tsar and People. Studies in Russian Myths. New Haven; London, 1961. Сжатое изложение истории и сравнение пяти мест русской национальной памяти XIX в. (св. Владимир, Александр Невский, Иван III и освобождение от татарского ига, Иван Грозный, Петр Великий) написано Ульрикой Шмигельт для каталога выставки «Мифы наций»: Schmiegelt U. Geschichte als Begründung der Autokratie // Mythen der Nationen. S. 401—421. Краткий обзор по истории различных русских коллективных и государственных символов см.: Hellberg-Hirn Е. Soil and soul: the symbolic world of Russianness. Aldershot, 1998; Соболева H.A., Артамонов В.А. Символы России. Очерки истории государственной символики России. М., 1993. Важнейшие исследования образов властителей в русской истории и символического «театра» российских императоров: Kämpfer F. Das russische Herrscherbild. Von den Anfängen bis zu Peter dem Großen. Studien zur Entwicklung politischer Ikonographie im byzantinischen Kulturkreis. Recklinghausen, 1978; Уортман P.C. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. Т. 1: От Петра Великого до смерти Николая I; Т. 2: От Александра II до отречения Николая II. М., 2004.
Над похожим исследованием по истории образа Александра Невского работают Мари Исоахо (Меки-Петейс) (Оулу, Финляндия) и Елена Са-лей из Петербурга. Работа Меки-Петейс посвящена прежде всего изображению Александра в агиографической литературе и истории рецепции Жития святого, Салей исследует историю патроната Александра Невского. См.: Isoaho [Mäki-Petäys] М. The Image of Aleksandr Nevskiy in Medieval Russia: Warrior and Saint. Leiden, 2006; Idem. The political narrative of the Life of Alexander Nevskiy as an instrument of Russian identity and order. Доклад на конференции: «Narrative, Identity, Order» (13—15.09.2001, университет Тампере, Финляндия). http://www.utafi/conference/PAG/PAG_papers_mari _makijpetays.pdf; Idem. On the Applicability of Image Research to the Study of Medieval Hagiographies // Looking at the Other. Historical Study of Images in Theory and Practice. University of Oulu, Department of History / Ed. K. Alenius, O. Fält, S. Jalagin. Oulu, 2002. P. 89—103; Солей Е.И. Александре-Невский собор как художественно-идеологический ансамбль. (Рукопись). СПб., 2001.
4. Рогов А.И. Александр Невский и борьба русского народа с немецкой феодальной агрессией в древнерусской письменности и искусстве // «Drang nach Osten» и историческое развитие стран Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы. М., 1967. С. 32—58; Бегунов Ю.К. Александр Невский: Человек и миф // Наука и религия. 1970. № 5. С. 52—57; Idem. Aleksandr Nevskij im künstlerischen und geschichtlichen Bewußtsein Rußlands bis zum Beginn des 19. Jahrhunderts // Literaturbeziehungen im 18. Jahrhundert / Hg. H. Grasshoff. Berlin, 1986. S. 81—125; Он же. Александр Невский. Жизнь и деяния святого и благоверного князя. М., 2003 (особ, с. 175—191); Данилевский И.Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIV вв.): Курс лекций. М., 2001. С. 181—206; 207—228 (лекция 7 «Александр Невский — Русь и Орден»; лекция 8 «Александр Невский — Русь и Орда»). Обе лекции Данилевского посвящены прежде всего памяти об Александре в советской историографии после 1937 г.
5. См.: Мансикка В.И. Житие Александра Невского. Разбор редакций и тексты. СПб., 1913; Охотникова В.Л. Повесть о житии Александра Невского // Словарь книжников и книжностей Древней Руси / Ред. Д.С. Лихачев. Л., 1987. Вып. 1. С. 354—363; Бегунов Ю.К. К вопросу об изучении Жития Александра Невского // ТОДРЛ. Л., 1961. Т. 17. С. 348—357 (последняя статья перекрывает по содержанию многочисленные статьи Бегунова о Житии Невского; см. список литературы); Philipp W. Heiligkeit und Herrschaft in der Vita Aleksandr Nevskijs // Forschungen zur Osteuropäischen Geschichte. 1973. Bd. 18. S. 55—72; Lilienfeld F. von. Das Bild des «heiligen Herrschers» in der ältesten Redaktion der Vita des Aleksandr Nevskij // Eikon und Logos / Hg. H. Goltz. Halle, 1981. S. 141—158 (Beiträge zur Erforschung byzantinischer Kulturtradition. Bd. 35); Länge A. Das Bild Aleksandr Nevskijs in den Redaktionen seiner Vita Berlin, 1978 (неопубликованная магистерская работа, Свободный университет, Берлин); Crnković D. Thematic and Compositional Unity in the Life of Aleksandr Nevskii (Dissertation Faculty of the Graduate School of Yale University). Yale, 1985; Waszink P.M. Life, Courage, Ice. A Semiological Essay on the Old Russian Biography of Aleksandr Nevskij. München, 1990; Soldat С. Urbild und Abbild. Untersuchungen zu Herrschaft und Weltbild in Altrußland 11—16. Jahrhundert. München, 2001. (Slavistische Beiträge. Bd. 402). (Особенно) S. 164—171. Об истории представления Александра Невского в русском летописании см.: Лурье Я.С. К изучению летописной традиции об Александре Невском // ТОДРЛ. СПб., 1996. Т. 50. С. 387—399.
6. См.: Шляпкин И.А. Иконография св. благоверного великого князя Александра Невского // Записки отдела русской и славянской археологии Императорского Российского археологического общества. Пг., 1915. Т. 11. С. 82—102; Бегунов Ю.К. Иконография святого благоверного великого князя Александра Невского // Князь Александр Невский и его эпоха / Ред. Ю.К. Бегунов, А.Н. Кирпичников. СПб., 1995. С. 172—176. Об изображении Александра Невского в церковной живописи XIX в. см.: Климов П.Ю. Святой Александр Невский в русской церковно-монументальной живописи второй половины XIX — начала XX в. (Г.И. Семирадский, В.М. Васнецов, М.В. Нестеров) // Александр Невский и история России. Материалы научно-практической конференции, 26—28 сентября 1995 г. Новгород, 1996. С. 93—100.
7. См., в частности: Goodwin J. Alexander Nevsky: The Great Man in History // Goodwin J. Eisenstein, Cinema, and History. Urbana; Chicago, 1993. P. 156—178; Юренев P. Чувство Родины. Замысел и постановка фильма «Александр Невский» // Искусство кино. 1973. № 11. С. 56—78; Лурье Я.С. К проблеме «исторического жанра» в кино // In Memoriam. Сборник памяти Я.С. Лурье / Сост. Н.М. Ботвинник, Е.И. Валеева. СПб., 1997. С. 50—65; Puiseux Н. Le detournement d'Alexandre Nevski au service de Staline // Film et Histoire / Ed. M. Ferro. Paris, 1984. P. 15—21; Рошаль Л.М. Некоторые проблемы историзма произведения киноискусства. На примере фильма «Александр Невский» С. Эйзенштейна // Труды МГИАИ. М., 1970. Т. 28. С. 438—454; Taylor R. Alexander Nevsky I j Taylor R. Film Propaganda Soviet Russia and Nazi Germany. London; N.Y, 1998. P. 85—98; Uhlenbruch В. Mythos als Subversion? Vermutungen zu Ejzenstejns Aleksandr Nevskij // Textbeschreibungen, Systembeobachtungen. Neue Studien zur russischen Literatur im 20. Jahrhundert / Hg. D. Kretzschmar, Chr. Veldhues. Dortmund, 1997. S. 373—403 (Dokumente und Analysen zur russischen und sowjetischen Kultur. Bd. 10).
8. Nolte H.-H. «Drang nach Osten». Sowjetische Geschichtsschreibung der deutschen Ostexpansion. Frankfurt/Main, 1976. S. 196—232. См. также: Dahlmann D. Der russische Sieg über die «teutonischen Ritter» auf dem Peipus-see 1242 // Schlachtenmythen. Ereignis — Erzählung — Erinnerung / Hg. G. Krumeich, S. Brandt. Köln, 2003. S. 63—75.
9. При всем том мы имеем возможность опираться на широкий спектр литературы по истории концептов коллективной идентичности или истории русского национального самосознания. См.: Rogger Н. National Consciousness in Eighteenth-Century Russia Cambridge (Mass.), 1960; Cherniavsky. Tsar and People; Idem. Russia // National Consciousness, History and Political Culture in Early Modern Europe / Ed. Ranum, Orest. Baltimore, 1975. P. 118—143; Simon G. Nationalismus und Nationalitätenpolitik in der Sowjetunion. Von der totalitären Diktatur zur nachstalinschen Gesellschaft. Baden Baden, 1986; Serman I. Russian National Consciousness and its Development in the Eighteenth Century // Russia in the Age of the Enlightment / Ed. R. Bartlett. London, 1990. P. 40—56; Die Russen. Ihr Nationalbewußtsein in Geschichte und Gegenwart / Hg. A Kappeler. Köln, 1990; Kappeler A. Some Remarks on Russian National Identities (Sixteenth to Nineteenth Centuries) // Ethnic Studies. 1993. Vol. 10. Р. 147—155; Osterrieder М. Von der Sakralgemeinschaft zur modernen Nation. Die Entstehung eines Nationalbewußtseins unter Russen, Ukrainern und Weißruthenen im Lichte der Thesen Benedict Andersons // Formen des Nationalen Bewußtseins im Lichte zeitgenössischer Nationalismustheorie / Hg. E. Schmidt-Hartmann. München, 1994. S. 197—232; Jahn H.F. Patriotic Culture in Russia during World War I. Cornell, 1995; Russischer Nationalismus. Die russische Idee im 19. und 20. Jahrhundert. Darstellung und Texte / Hg. F. Golczewski, G. Pickhan. Göttingen, 1998; Renner A. Russischer Nationalismus und Öffentlichkeit im Zarenreich 1855—1875. Köln, 2000; Tölz. Russia; Мильчина В. О национальной идее без дефиниций и анахронизмов. Круглый стол «Национальная идея в России XIX века», РГГУ, 13 июня 2001 года // Ab Imperio. 2001. № 3. С. 451—466; Зорин А. Кормя двуглавого орла. Литература и государственная идеология в России последней трети XVIII — первой трети XIX века. М., 2001.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |