4.2. Церковный дискурс
Житие Александра, созданное в Рождественском монастыре, и его новгородские переработки XV в. свидетельствуют, что к тому времени он почитался уже в качестве местного и регионального святого1. Невозможно сказать однозначно, насколько широко был распространен культ Александра и произошла ли канонизация князя ранее XVI в. До нашего времени не дошло ни одной портретной иконы с его изображением и не сохранилось ни одной церкви того времени, освященной его именем2. Лишь одна фреска Благовещенского собора Московского Кремля 1508 г., где Александр изображен с нимбом, в образе монаха-схимника, рядом с византийским святым Иоанном Дамаскином, может свидетельствовать, что память о нем как святом не ограничивалась Новгородом и Владимиром и до официальной канонизации в 1547 г.3.
Канонизация
Нет сомнения в том, что во второй половине XVI в. культ Александра Невского распространился по всей территории влияния Русской православной церкви4. В 1547 г. на церковном соборе Александр и еще двадцать один «великий» или «новый чудотворец» были официально канонизированы5, день погребения святого во Владимире (23 ноября) был помещен в церковные календари как день его памяти6. Теперь ежегодно в этот день во всех русских православных церквях во время утренней службы читалась определенная форма его Жития, его изображения вошли в официальные «подлинники иконописные», и теоретически теперь его именем можно было освящать храмы7. С этого времени официально почитался день памяти святого и место, где находилась его могила. На практике это означало, что дети, появившиеся на свет 23 ноября, часто получали при крещении имя Александр и вверялись защите своего покровителя. А жители Владимира могли рассчитывать на небесную помощь и защиту «своего» святого8.
В ходе канонизации Александра в XVT в. были созданы переработки и редакции его Жития, в которых сохранившийся образ был дополнен новыми чертами. В этих текстах Александр изображен не только святым князем и защитником своей земли и веры, он также несет черты «несостоявшегося» мученика и миссионера православной веры. Кроме того, в этих редакциях Жития содержится сообщение об открытии могилы Александра, когда была засвидетельствована нетленность его смертных останков. Это событие, однако, было лишь одним из множества чудес, о которых повествуют новые редакции Жития. Число их увеличивается.
Редакции Жития
Особо примечательна в нашем контексте редакция Жития, которая попала в Великие Четьи Минеи (Успенский список)9. Этот первый восточнославянский канон святопочитания (завершен в 1552 г.) содержит, наряду с житиями святых и библейскими текстами, комментарии и цитаты из святых отцов в календарном порядке: двенадцать томов, по одному на месяц10. Житие Александра в этом компендиуме репрезентирует официально санкционированный образ святого в церковном контексте. Автор этого панегирика правоверному князю Александру Невскому неизвестен. Текст, по всей вероятности, принадлежит перу кого-то из владимирских книжников, взявшегося за этот труд по инициативе митрополита Макария. Как pi большинство редакций Жития, эта переработка ориентирована на содержание и композицию оригинала — в данном случае на первую редакцию Жития XIII в., «Повесть», — в ней изменены или добавлены лишь отдельные детали. В редакции Миней Четьих опущены все пассажи, противоречащие Житию святого, например сравнение Александра с римским императором Веспасианом или подробное описание участия шести храбрецов в Невской битве, имевшиеся еще в первой редакции. Новым оказывается описание детства Александра, расцвеченное агиографическими мотивами, подчеркивающими, что жизнь его с самого начала была жизнью святого11. Кроме того, автор вкладывает в уста Александра многочисленные молитвы и моральные проповеди, подчеркивая таким образом набожность и благоверность князя. В
целом образ храброго и сильного князя Александра, «непобедимого воина, второго Константина, нового Владимира», уступает место образу «предивного чудотворца, великого князя Александра»12, благочестивого пастыря «своей паствы»13. Важное место занимают и те чудеса, которые отличают Александра именно как «нового чудотворца», их описания в заключительной части Жития вместе с похвалой увеличивают общий объем текста на треть.
Общее число чудес, о которых сообщает новая редакция Жития, включая чудо с духовной грамотой (см. 3.1), — четырнадцать. В основном они происходили у могилы Александра. Верующие христиане были убеждены в том, что в земных останках (мощах) святого сохраняется частица присутствия божественной силы. Пребывающая после смерти человека на небесах душа, согласно христианскому вероисповеданию, остается связанной с телом. Это представление о двойном присутствии святого, преставившегося пред Богом и одновременно действующего на земле, составляло основу средневекового культа мощей и святых14. У могилы Александра во Владимире, сообщает агиограф, были услышаны молитвы и излечены многие больные15. Особенный интерес представляют описания события, которое произошло в Рождественском монастыре в 1380 г. Агиограф повествует о том, как на могилу Александра пришли два старца и стали молиться и просить о помощи великому князю Дмитрию (в будущем Донскому) (1362/1363—1389) в борьбе с иноплеменниками, монголами16. После этого святой князь восстал из могилы, чтобы помочь своему родственнику в битве с Мамаем. Свидетелем события стал монастырский служка, рассказ которого стал поводом для открытия могилы. Подтверждая чудесное событие, останки Александра оказались неповрежденными, их поместили в специальную раку и установили на возвышении в помещении храма17. Внимание, которое автор уделяет описанию чудес, произошедших после смерти Александра, подчеркивает, насколько в церковном дискурсе приоритет сместился от мирского правителя к монаху-чудотворцу. Не случайно в этой редакции Жития впервые появляется монашеское имя Александра, Алексий. Очевидно, что сообщения о чудесах Александра и нетленности его останков призваны заполнить пробелы в доказательствах официальной версии рассказа о его святости, заметные еще в исходном варианте Жития XIII в. Новый текст подтверждал и доказывал святость Александра, не оставляя никаких сомнений. Важно, что при этом Александр Невский прославлялся как святой из «Русской земли»: «Не от Рима бо, ни от Синая провъзсиал еси, но в Рустеи земли явися, чюдотворец преславен (курсив мой. — Ф.Б.Ш.)»18. Все это усиливало представление о достоинстве как земной, так и небесной русской церкви, стремившейся стать наследницей Византии. Алексий-Александр был «всерусским» святым, а не представителем Суздальской земли и, конечно, уже не был новгородцем. Такое «присвоение» Александра, произошедшее уже в Первой Софийской летописи (см. 3.3), возобладало как во всех последующих редакциях Жития, так и в Минеях Четьих. Так, митрополит Кирилл жалуется при гробе Александра, как это было и в Софийской летописи: «Зайде солнце земля Русским (курсив наш. — Ф.Б.Ш.)»19. В отличие от первой редакции Жития, в плаче митрополита Кирилла отсутствует добавление о том, что такого правителя больше не будет на Русской земле. Времена изменились: его преемником стал Иван IV.
В качестве конституирующего элемента «Русской земли» агиограф рассматривает православную веру. Вывод об этом можно сделать ex negativo, исходя из нарисованного им образа шведов, Тевтонского ордена и монголов. Образ врага оказывается отрицательным образом самих себя, который создается методом исключения. Центральным критерием описания врага автор выбирает неверность или язычество и таким образом задает мы-группу как «правоверное» религиозное сообщество. Согласно Житию, шведы, в большинстве случаев именуемые здесь «римлянами», стремились «разорити веру святую православную и пролиати хотяща кровь христианьскую»20. То есть автор не только подразумевает, что враги-католики не являются христианами, но и одновременно стилизует Александра как защитника правой веры.
Еще сильнее подчеркивается отмежевание мы-группы от неверных врагов в редакции Жития Василия Варлаама, составленной в 50-х гг. XVI в. псковским монахом из окружения Макария21. Все три группы врагов — шведы, Тевтонский орден и монголы — с настойчивым постоянством характеризуются здесь как язычники и противники Бога22. Для отграничения от них мы-группа, жители «Русской земли» описаны последовательно (как ни в какой другой редакции) как христианское сакральное сообщество («нам христианом»)23. Так, шведский король, выступивший на «Великий Нов град и всю землю Словенскую», назван «безбожным кралем»24. Его воины называются «безбожными», «безбожными римлянами», «латынове» или «погании без Бога». При этом переходы от описания шведов к описанию Тевтонского ордена расплывчатые. Рыцари также названы «безбожными и погаными немцами», они тоже «погании латына приидоша от западных стран»25, «окаяннии немци» или просто «безбожные немцы». Одно из трех определений — «безбожный», «поганый» или «окаянный» — постоянно предшествует имени врага. Существенной особенностью этой редакции Жития является четкая трактовка монголов как врагов. Впервые в Житии Александра Невского предпринято описание нашествия «иноплеменников» на земли Руси. Их нападение, как и в ранних источниках, оказывается выражением Божьего гнева и наказания «за умножение грех ради наших»26. Даже хан Батый назван здесь «зверобразныи безбожный царь Батый»27. Свита его состоит из «безбожных и поганых татар»28. Поскольку «окаянный злоимянитыи царъ Батый еще не назытился бяще крови человеческиа», он послал к Александру требование, чтобы и тот подчинился ему29.
Сам Александр постоянно называется в тексте «блаженным», «христолюбивым» и «святым великим князем». Его военные успехи трактуются в связи с этим в первую очередь как акты защиты «православной веры Христовой»30. Даже его политика сотрудничества с монголами в этой редакции Жития оказывается защитой Руси «от безбожных Агарян»31. Однако его «подвиг» не ограничен только успешной защитой земли и православной веры. В фигуре Александра Невского объединены типологические аспекты и святого-мученика, и святого, ведущего мессианскую войну: Александр едет к Батыю и, подобно своему родственнику Михаилу Черниговскому, готов умереть мученической смертью за свою веру, дабы предотвратить гибель государства32. Однако, убедившись в стойкости Александра, Батый освобождает его от прохода через очистительный огонь и поклонения идолам, а затем отпускает его с миром. Агиограф изображает Александра по образцу «мученика воли» или «бескровного мученика», не отказавшегося от своей веры под угрозой смерти, но неказненного — его подвиг равен подвигу мученика33. По Василию Варлааму, Александр, сражаясь с «немцами», вел мессианскую войну. Он стремился к тому, чтобы «безбожные рыцари» Тевтонского ордена не только отказались от притязаний на Новгород и своих захватнических планов, но и сменили веру: «Да отженут безбожнии от себе идолослужение и обратятся к Богу живу»34.
Последняя важная в нашем контексте редакция Жития вышла из-под пера архиепископа Вологодского и архимандрита Рождественского монастыря во Владимире, Ионы Думина. Это Житие Александра Невского, самое объемное и подробное, предположительно было написано около 1591 г. по заказу первого патриарха Московского Иова (1589—1605)35. Текст в издании Мансикки занимает целых 75 страниц. Он был предназначен для Рождественского монастыря во Владимире и, очевидно, имел широкое распространение36. Автор, по всей видимости, опирался на вариант текста «Великих Миней Четьих» и «Степенной книги»37. В этой редакции, таким образом, сливаются уже элементы «церковного» и «династического» дискурсов38. Однако и здесь на передний план выступает образ Александра как благоверного и святого «нового чудотворца»:
- [Александр] в божественных бо божествен, во Ангелех светел, во святых дивен, в земных предобр, в небесных благ39.
Новшеством, важным для понимания «церковного образа» Александра Невского, оказывается «реконструкция» теологического диспута Александра с папскими посланниками40. Великий князь показывает себя защитником истинной веры, обнаруживая глубокие теологические познания в вопросах иконопочитания и догмата Святой Троицы. В конце XVI в. список чудес, связанных с Александром, стал еще длиннее. В 1552 г., сообщает Иона Думин, некий монах из Рождественского монастыря во Владимире по имени Антоний наблюдал, как к могиле Александра на белых конях прискакали Борис и Глеб. Антоний тотчас узнал их по сходству с иконописными изображениями41. Святые князья-страстотерпцы прибыли, чтобы разбудить Александра и поспешить вместе с ним и еще четырьмя предками42 на помощь Ивану IV, «рабу государю, царю, великому князю Ивану Васильевичу всея Руси самодержцу» в битве против крымского хана Девлет-Гирея43. Уже в 1380 г., сообщает Житие, Александр (по версии Ионы Думина, и сам (!) побеждавший монголов)44, помог Дмитрию в битве с Мамаем45. Заступничество Александра в битвах против татарских войск (1380 и 1552 гг.) соответствовало той роли образца и основателя династии, которая нашла выражение в литературе о сражениях на Куликовом поле, на Дону («Задонщина») и с крымскими татарами. Александр, сам сотрудничавший с монголами, в этих текстах постоянно оказывается историческим образцом победителя как западного, так и восточного врага46. В том же 1552 г., сообщает Иона в другом месте, перед походом на Казань Иван IV посетил могилу Александра, чтобы просить помощи святого перед битвой. В это время в гробу Александра открылась щель. Присутствовавший при этом монах просунул в щель руку и ощутил на коже заживляющий раны бальзам47.
Следующее чудо, описанное Ионой Думиным в Житии Александра, важно при рассмотрении истории мощей Александра. 23 мая 1491 г. в Рождественском монастыре во Владимире случился пожар. Повреждена была и церковь, где был захоронен Александр. Его останки, однако, чудесным образом не были затронуты огнем, сообщает агиограф. Один монах наблюдал, пишет Иона, как святой князь спасся из горящей церкви на коне. После открытия саркофага его смертные останки нашли невредимыми48. Христиане в Средневековье считали, что мощи святых неуязвимы для огня.
Рассматриваемые нами «полные» версии Жития Александра, частью вошедшие в Четьи Минеи, были предназначены для назидательного чтения монахов и клира или для чтения на вечернем богослужении. Краткая версия Жития, читавшаяся в день памяти на утренней службе в конце евхаристического канона во всех русских православных церквях, так же как и иконописные изображения святого, получила широкое распространение и, вероятно, оказала наиболее существенное влияние на образ Александра, сложившийся у населения. Первая краткая версия Жития (служба), предназначенная для чтения 23 ноября, была написана монахом Рождественского монастыря по имени Михаил49. Кроме нескольких редакций Жития, вероятно, он воспользовался и литургическим каноном монастыря, где ежегодно с 1263 г. у гробницы Александра совершался молебен. Как считает А.И. Рогов, образ Александра, созданный в службе, отвечал уже новым редакциям Жития: «Александр, по словам службы, преславный чудотворец, исцеления которого "не может язык человечь изглаголати"»50. В своей земной жизни Александр был покорителем западных врагов («от власти немецкиа») и защитником твердой веры от «еретических» папских посланников («еретическое нечестие поправ»). Важной составной частью службы была молитва Александру о поддержке и защите «Русской земли» и помощи в борьбе против врагов и «языка чуждого»51. Кроме того, у Александра просили «покровительства святого своему самодержавному потомку».
Иконография
Такой церковный образ Александра нашел наиболее концентрированное воплощение в ранних иконописных изображениях святого. После канонизации Александра в 1547 г. его иконописный образ, вероятно, сразу же стал частью убранства всех приходов Русской православной церкви. В день его памяти икона водружалась на проскинетарион, а во многих церквях она постоянно была доступной для молящихся. Самое древнее из дошедших до нас отдельных иконописных изображений датируется концом XVI в.52. Александр представлен здесь анфас, с нимбом, «суровым и почтенным монахом»53, схимником с бородой. Концы острого капюшона связаны вместе, в левой руке он держит закрытый свиток, правая покоится на груди54. Рисунок данного иконографического образца имеется также в иконописном подлиннике семейства Строгановых конца XVI в. (ил. 2 и 3)55. В конце XVII в. появился новый тип иконы, где Александр, молящийся Богоматери или Всевышнему, изображался точно так же, но без свитка56.
Создание икон в православной церкви обусловлено строгим каноном. Первые иконописные изображения святого, как правило, включались в официальные сборники иконописных подлинников и затем служили «прототипом» для последующих изображений. Дошедшие до нас иконы Александра Невского, датируемые концом XVI—XVII в., с большой вероятностью отражают этот первый «прототип», возникший после 1547 г. или ранее57.
Соответствие созданного в Житии образа Александра его иконописному изображению не случайно. Житие и икона представляют собой «композиционное целое», «единство, являющееся одним из существеннейших признаков древнерусской культуры и общества»58. Икона при этом имеет комплементарную по отношению к слову, дидактическую функцию: «Иконы являются для неученых людей тем, чем книги для умеющих читать; они — то же для зрения, что и речь для слуха»59. Иконы, как и написанный текст, содержат в себе знаки. Они «прочитываются» верующими и почитаются подобно святым книгам. Житие и изображения одинаково направлены не на передачу идентичности определенной личности, но на воспроизводство ее прообраза60. Изображения святых на иконах коренным образом отличаются от античных портретов или светской живописи. Теология икон учит, что образ святого есть нечто большее, чем просто наглядное изображение какой-либо личности, — он скорее воплощает собой постоянное воспроизведение архетипа, является отображением истинного прообраза. Отношение между означаемым и означающим правильно описывать при этом не в терминах «идентичности» или «подобия», но «тождества сущностей». Образ святого на иконе, будучи отображением прообраза, не идентичен самому святому, он является лишь его репрезентацией. Поэтому, вопреки ветхозаветному запрету на поклонение изображениям, поклонение святому посредством иконы может быть оправдано теологически: святые, «елико бо часто чрез изображение на иконах видимы бывают, потолику взирающии на оныя подвизаемы бывают воспоминати и любити первообразных им... ибо честь, воздаваемая образу, преходит к первообразному, и поклоняющийся иконе поклоняется существу изображенного на ней»61. Нимб, окружающий святых на иконах, говорит о богоизбранности и отмеченности этих людей, в которых Бог обнаруживает себя в виде Святого Духа62. Точно так же, как сам святой своим подвигом и чудотворством свидетельствует присутствие Бога на земле, его икона напоминает верующим о божественной благодати, которую они получают через святых.
Наиболее полно близость житий и изображений святых отразилась в так называемых житийных иконах. Одна из таких икон с изображением Александра Невского находится сейчас в Покровском соборе (Василия Блаженного) в Москве. Она написана между 1591/1594 и 1635 гг., по всей вероятности для построенной в 1625-м и разрушенной в 1770 г. Александро-Невской церкви Московского Кремля63. Как и на портретной иконе, на среднике житийной иконы Александр Невский изображен монахом. По периметру иконы расположены тридцать два клейма, двенадцать из которых изображают сцены из земной жизни Александра, а остальные восемнадцать повествуют о чудесах на его могиле64. На титле значится: «Святый благоверный великий князь Александр Невский, нареченный во иноцех Алексий»65. Бегунову удалось доказать, что иконописец использовал в качестве литературного образца редакцию Жития Ионы Думина 1591 г. Особенный интерес в нашем контексте вызывает тот факт, что иконописец придает чудесам Александра намного большее значение, чем его земной жизни, которой отведена лишь треть имеющегося в распоряжении художника пространства. Перед началом работы ограниченный свободным местом на иконе живописец вынужден был выбрать самые важные для себя эпизоды жизни Александра из описанных в Житии66. Несомненно, с точки зрения иконописца, подвиг Александра состоял в защите правой веры (в Орде, в борьбе против шведов, в переговорах с папскими легатами) и в решении стать монахом, принятом на смертном одре. Замечательно, что художник, по-видимому, не придавал никакого значения битве на льду Чудского озера. Однако намного важнее земных заслуг Александра оказывается для иконописца небесная жизнь святого, особенно чудеса, происходившие у его могилы. Насколько образ святого-монаха был уже закреплен в церковном дискурсе, особенно наглядно демонстрирует клеймо № 32. На этом рисунке изображены Борис и Глеб с пятью другими русскими князьями, спешащие на помощь Ивану IV в битве с крымскими татарами (1552). Александр оказывается единственным из князей, изображенным верхом в монашеском облачении67. В церковном дискурсе прообразом Александра, существом его фигуры был не обращенный к миру великий князь, но отрешившийся от мира чудотворец и инок.
Эти наблюдения могут подтвердить предположение М. Чернявского о том, что в облике монаха-князя в росписи церкви Ризоположения Московского Кремля изображен Александр Невский68. Один из пилонов домовой церкви Московского митрополита и будущего патриарха украшен портретами князей из династии Рюриковичей (роспись собора датируется 1644 г., но создана по старым образцам XVI в.)69. Если идея Чернявского верна, эта икона представляет собой иконографическую противоположность изображению Александра как святого князя в усыпальнице Рюриковичей в Архангельском соборе70.
Спорным в научной литературе остается вопрос о том, является ли изображением Александра Невского одна из конных фигур на монументальной иконе «Церковь воинствующая. Благословенно воинство небесного царя». Икона предположительно была написана после 1552 г. в мастерской Макария и находится сегодня в Успенском соборе Московского Кремля71. Нижней группой святых всадников (все с нимбами) предводительствует всадник на темном коне и в доспехах (без нимба), со знаменем в руках. Почти все исследователи определяют эту фигуру как Александра Невского72. Можно предположить, что этот образ находится в русле новгородской традиции, по которой Александр, подобно св. Георгию, изображался верхом73. Однако некоторые признаки заставляют усомниться в этом выводе. Во-первых, невозможно привести ни одного доказательства этой гипотезы, поскольку титла не сохранилось74. Далее, изображение Александра верхом в доспехах (к тому же без нимба) противоречит иконографическому канону, утвердившемуся в Москве с 1547 г. В любом случае, если на иконе, которая интерпретируется как прославление Ивана IV после похода на Казань, на самом деле изображен Александр Невский, такой образ князя вписывается скорее в династический (мы рассмотрим его ниже), чем в церковный дискурс о святом князе75. Интерпретация, согласно которой войско и процессия святых князей являются и частью священной истории (которая «демонстрировалась и в "Степенной книге"»76), и частью генеалогии тогдашнего правителя и династии, представляется нам в некотором смысле убедительной.
Редакции Жития, краткие версии которых использовались на службах и для иконописных изображений, — это тексты одной церковной знаковой системы, в которой Александру после канонизации было отведено постоянное место. По сравнению с ранними редакциями образ Александра в церковном дискурсе существенно изменился. Эти тексты представляют нам уже не того смелого и властного князя Александра, который за свои земные деяния удостоился особой божественной благодати. На его месте появляется благочестивый, твердый в своей правой вере Алексий, видевший единственную цель своей жизни в уходе от мира и принятии монашества. Несомненно, этот великий схимник прожил славную земную жизнь, посвятив ее защите правой веры, но на первом плане все же оказывается его отказ от мира, вступление в небесную церковь и чудеса, происходившие после его смерти.
Александр Невский и православная церковь
За волной канонизации «новых чудотворцев» в середине XVI в. можно различить контуры деятельности митрополита Макария (1543—1564), который «систематически пропагандировал идеологию нового Московского царства посредством чрезвычайно масштабных литературных предприятий»77. Однако самого Макария занимало прежде всего повышение символического значения и веса церкви. Большое число «своих» святых Русской православной церкви повышало ее престиж и достоинство. В 1448 г. русская церковь добилась статуса автокефалии и, следовательно, независимости от Византии78. С тех пор русские епископы могли избирать своего' митрополита независимо от греческого патриарха. Избрание русских церковных иерархов совершалось теперь лишь с санкции Московского великого князя. С падением Константинополя самосознание и самостояние русской церкви переживали дальнейший расцвет. С начала XVI в. Великое княжество Московское, действуя в идеологической сфере совместно с церковью, стремилось получить оставшееся от Византийской империи наследство и стать «Третьим Римом»79. Идея Третьего Рима, развитая прежде всего в канцеляриях «властной церкви» Иосифа Волоколамского, покоится в основном на двух основаниях. После того как в 1547 г. Иван IV был по византийскому образцу венчан царем последней православно-христианской империи и вступил в наследство византийского императора, Русская православная церковь стала полагать себя первой среди всех православных церквей80. Большое число «собственных» святых свидетельствовало, что русская церковь была достойна константинопольского наследства81.
Однако автономия от Константинополя не означала для русской церкви большей степени независимости. «Значение митрополии... снизилось в той мере, в какой она потеряла поддержку Византии и стала зависеть только от Великого княжества...»82 Церковь, однако, не уступала свои позиции добровольно. Уже в трудах Иосифа Волоколамского (1439/1440—1515) обозначился спорный вопрос о примате церковной или светской власти. Заимствуя и «освежая» византийский идеал властителя, Иосиф вносил существенный вклад в идеологическое обоснование московской автократии83. Произведения Иосифа учили великого князя понимать свою власть как власть византийского императора. По мнению церковного идеолога, истинный христианский царь и правитель ответственен за свои поступки только перед Богом. Ему надлежит защищать церковь и заботиться о благочестии народа и жизни подданных84. Во внутренней политике Иосиф ратовал за подчинение всех князей и епископов единоличной власти великого князя Московского85. Однако, что весьма важно, Иосиф ни в коем случае не имел в виду, что церковь должна подчиняться светской власти по византийскому примеру. Напротив, решение о том, действительно ли царь является правоверным и благочестивым властителем по описанному выше образу, он считал прерогативой исключительно православной церкви.
К тому же в пользу церкви был решен и спорный вопрос о землевладении — в 1503 г. великий князь вынужден был принять сторону духовенства86. Все эти факты говорят о том, что «церковь и государство... были тесно связаны друг с другом, но тем не менее они были различными силами, которые не только объединялись, но и боролись друг с другом»87. Поэтому, рассматривая историю церковного почитания Александра Невского, не следует забывать о потребности церкви отмежеваться от великого княжества. На этом фоне следует воспринимать и отразившиеся в документах церковного дискурса об Александре Невском процессы полного включения святого князя в церковный контекст, вытеснения светского и княжеского аспекта его фигуры и замены их монашески-отрешенным и мистическим содержанием. «Так оно и должно было быть. Князь-монах вполне соответствует идее московских митрополитов о высоте монашества и превосходстве его над царством»88.
Кроме уже названного «внешнего размежевания», канонизации XVI в. имели, однако, и компенсаторную функцию внутри самой церковной сферы. Победы церковной партии Иосифа Волоколамского над движением Нила Сорского и ересью «жидовствующих» способствовали дальнейшему упадку русского монашества. В этом смысле канонизация «новых чудотворцев» была реакцией на внутренний кризис церковной жизни, «призывом помнить славное прошлое монастырей, попыткой остановить упадок монастырей и восстановить их авторитет»89. Подробное описание чудес, произошедших на могиле Александра, в редакциях Жития XVI в. встраивается в эту картину. В конце XV в. появляются первые объемные добавления к житиям, дававшие подробные сведения о чудесах различных святых90. Наконец, по наблюдению П. Бушковича, в конце XVI—XVII в. происходит «взрыв культа чудес»91. Он интерпретирует расцвет повествований о чудесных исцелениях как отражение отмирающей традиции описания чудес, некогда произошедших в жизни святых монахов и старцев. Собор 1547 г. был, по его мнению, «первым известным случаем, когда церковь решила признать целый ряд святых чудотворцами»92. Церковь официально санкционировала изменения религиозной культуры, проявлявшиеся уже с начала столетия. Культ новых и старых чудотворцев призван был остановить распад института монашеской жизни в середине XVI в. Этот культ стал церковно-политическим и, кажется, явился весьма успешным средством коммуникации с общиной93. На таком фоне канонизация «нового чудотворца» Александра Невского до сих пор не рассматривалась. Невозможно объяснить повышение значимости совершенных им чудес в редакциях Жития XVI в. или в рассмотренной нами житийной иконе только лишь пробелами в обосновании его святости. Кроме этого, фигуры Невского и других канонизированных чудотворцев имели функцию образца, по которому русской церковью определялась святость в период размежевания с внешним миром и внутренней консолидации.
Примечания
1. Рогов. Александр Невский. С. 58. Рогов полагает, что во Владимире и Новгороде действовали носители двух различных традиций. В Новгороде хранили память о Невском как о князе-полководце, во Владимире его чтили как князя-монаха. В Москве обе линии слились, и образ Александра приобрел еще один аспект — основателя и защитника правящей династии.
2. В завещании Ивана Ивановича 1356 г. имеется указание на икону «Александра» (см.: Голубинский. История канонизации святых в русской церкви. М., 1902. С. 65; Philipp. Heiligkeit und Herrschaft. S. 70). Из этого упоминания, однако, нельзя сделать однозначного вывода о том, что речь идет об образе святого Александра Невского.
3. Изображение Александра монахом соответствует его иконографии после 1547 г., однако в руках у него нет свитка. Роспись построенной в, 1484—1489 гг. церкви была осуществлена по указанию Василия Ивановича. На стенах и пилонах представлены византийские императоры и русские князья. Программа росписей посвящена теме престолонаследия московских князей. Фрески были замазаны после 1547 г., однако вновь обновлены при Екатерине Второй. См.: Geschichte der russischen Kunst. Bd. 3. Dresden, 1959. S. 390—391; Cherniavsky M. Ivan the Terrible and the Iconography of the Kremlin Cathedral of Archangel Michael // Russian History. 1975. Bd. 1. H. 2. P. 4—5. Автор усматривает в фигуре рядом с Александром его правнука Ивана Калиту. Ил. см. в: Рогов. Александр Невский.
4. До этого времени на всей территории влияния Русской православной церкви святыми князьями почитались Ольга, Владимир, Михаил Черниговский, Федор Ярославский и его сыновья Давид и Константин. См.: Федотов. Святые. С. 104.
5. Канонизация сопровождается внесением святого в список (канон) и является церковно-правовым актом. См.: Onasch. Liturgie und Kunst. S. 156. Источниковая база о соборе 1547 г. весьма скудная, так что «скептик может сомневаться, а был ли вообще собор 1547 г.» (Bushkovitch. Religion and Society in Russia P. 82). Тем не менее на канонизацию большого числа «чудотворцев» указывают многочисленные рукописи в различных монастырях. Список святых (аналог списка Волоколамского монастыря, изданного Карамзиным) опубликован в: Bushkovitch. Religion and Society in Russia P. 81. На соборах 1547—1551 гг. в ранг святых было возведено 39 человек (перечень см: Хорошев A.C. Политическая история русской канонизации (XI—XVII вв.). М., 1986. С. 170—171). До того времени Русской православной церковью было канонизировано лишь 22 святых. Все остальные имена были перенесены из Менологиона Византийского.
6. Церковь считала и считает день смерти святого днем его рождения для вечной жизни. Поэтому он чаще всего выбирается датой ежегодного празднования. Кульминацией dies natalis было торжество евхаристии в церкви погребения святого и чтение его жития. См.: Onasch. Liturgie und Kunst. S. 85. В случае Александра церковное руководство утвердило в качестве праздничной не дату его смерти, а день погребения во Владимире. Предположительно эта дата отмечалась в местном культе Александра, что можно считать знаком признания традиций Рождественского монастыря.
7. Согласно М. Хитрову, первый храм Александру Невскому был посвящен в 1630 г. в Москве. (Хитрое М. Святой благоверный великий князь Александр Ярославич Невский. Подробное жизнеописание. М., 1893. Репринт. СПб., 1992. С. 246). Хитров, вероятно, имеет в виду Александро-Невский собор в Москве, освященный в 1634 г. См. гл. 4.3.
8. О феномене патроната в общем см.: Angenendt А. Ekstase und Wunder — Vorbild und Inbild: die Heiligen // Die Erfindung des Menschen. Schöpfungsträume und Körperbilder 1500—2000 / Hg. R. v. Dülmen. Köln, 1998. S. 100. О «святом месте» и «святом» дне см.: Angenendt А. Heilige und Reliquien. Die Geschichte ihres Kultes vom frühen Christentum bis zur Gegenwart. München, 1997. S. 125ff.
9. «Слово похвальное благоверному великому князю Александру, иже Невский именуется, новому чудотворцу, в нем же и о чудесех его споведася» было написано по указанию Макария и около 1550 г. было включено в Великие Четьи Минеи. Мы цитируем по: Мансикка. Житие Александра Невского. Приложение. С. 15—31 (далее: Четьи Минеи). Об этой редакции см.: Охотникова. Повесть... С. 360. Охотникова называет этот вариант «владимирской редакцией».
10. См.: Onasch К. Grundzüge der russischen Kirchengeschichte. Göttingen, 1967. S. 58.
11. Святость обожествленных личностей с раннего детства — распространенный мотив житийной литературы. См.: Angenendt. Ekstase und Wunder. S. 102.
12. Четьи Минеи. С. 16. См. об этом также: Шляпкин. С. 89.
13. Четьи Минеи. С. 27.
14. См.: Angenendt. Der Heilige. S. 42; О нетлении и почитании святых мощей. С. 44—45.
15. Трудно ответить на вопрос о том, предшествовало ли сообщениям в Житии о чудесах устное предание. Как правило, почитание святого у могилы начиналось с предания о наблюдавшихся там чудесах. См.: Angenendt. Der Heilige. S. 47.
16. «Господине Александре, въстани и ускори на помощь сроднику своему великому князю Дмитрию, одолеваему сущу от иноплеменник» (Четьи Минеи. С. 27).
17. Бегунов полагает, что это сообщение о чуде отчасти соответствует фактам. Надежным ему представляется рассказ об открытии могилы в 1380 г. и изготовлении и выставлении специальной раки (Бегунов. Древнее изображение Александра Невского // Byzantino-Slavica 1981. Bd. 42. Н. 1. S. 41). Онаш предполагает, что Александр был после 1380 г. причислен к лику святых. См.: Onasch. Heiligenleben. S. 333. Также: Голубинский. Канонизация. С. 65. Фактически открытие и установление гроба можно интерпретировать как elevatio, т.е. «постановку святого тела для почестей к алтарю», т.е. причисление к святым.
18. Четьи Минеи. С. 30.
19. Там же. С. 26. Филипп полагает, что понятие это олицетворяет консолидацию нового централизованного государства под властью Москвы (Philipp. Verhältnis. S. 26).
20. Четьи Минеи. С. 20.
21. Житие и жизнь и повесть о храбрости и чудесех, описано вкратце, святого великого князя Александра Ярославича Невского, нового чудотворца // Мансикка. Житие Александра Невского. С. 33—48 (далее: Василий Варлаам). В общем об этой редакции см.: Länge. Bild. S. 45ff.; Охотникова. Повесть... С. 360 и далее. Редакция Василия Варлаама была включена также и в Царский список Великих Миней Четьих, адресатом которого были царь и его ближайшее окружение.
22. Литовцы упомянуты, однако не описаны подробно.
23. Василий Варлаам. С. 44.
24. Там же. С. 36.
25. «...погании Латына приидоша от западных стран» (Василий Варлаам. С. 38).
26. Василий Варлаам. С. 42. Об описании монгольского вторжения в ранних источниках см., в частности: Philipp. Ansätze. S. 185ff.
27. Василий Варлаам. С. 42.
28. Там же. С. 42.
29. Там же. С. 43.
30. Там же. С. 38.
31. «...заступника и оборонителя от безбожных Агарян» (Там же. С. 47). О библейской типизации нехристианских агрессоров см.: Schmidt. Gattungen. S. 26.
32. «Лутче ми единому умерети за православную веру Христову от безбожнаго царя, нежели многим кровополитие довести и граду погибель» (Василий Варлаам. С. 43).
33. См.: Angenendt. Der Heilige. S. 19.
34. Василий Варлаам. С. 41.
35. Месяца ноября 23 день. Житие и подвиги благовернаго великаго князя Александра, иде Невский именуется, новаго чудотворца, в немже и о чудесех его отчасти исповедание // Мансикка. Житие Александра Невского. Прил. С. 49—124 (далее: Иона Думин). Об этой редакции см. также: Länge. Bild. S. 73ff.
36. См.: Бегунов Ю.К. Житие Александра Невского в станковой живописи начала XVII века // ТОДРЛ. 1966. Т. 22. С. 314, 325. Так, например, Житие Ионы Думина служило образцом для иконописцев, иконы которых рассматривает Бегунов.
37. Подробнее о «Степенной книге» см. гл. 4.3.
38. Влияние «Степенной книги» особенно заметно в начале текста: «Александр Ярославич, деоспот всея Русии, от рода Варяжска, от колена Августа кесаря Римскаго, от святаго корене святопомазаннаа отрасль, иже бысть осмый степень от самодрьжавнаго и равноапостольнаго царя и великаго князя Владимира Светославича... от Рюрика же первыйнадесять степень...» (Иона Думин. С. 52). Привязка Александра к императору Августу отсутствует в остальных редакциях Жития.
39. Там же. С. 50—51.
40. Там же. С. 92 и далее.
41. «...внят ту от образа написанаго их на иконе, разуме обоим сим юношам страстотерпицем быти Борису и Глебу» (Там, же. С. 114).
42. Юрий Долгорукий, Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо и Ярослав Всеволодович.
43. Очевидно, речь идет о победоносной битве, в которой полководец М.И. Воротынский в 1552 г. вновь отразил нападение Девлет-Гирея.
44. «...якоже в жизни сей беяше храбр на Агарян победитель, сице и по смерти въста из гроба...» (Там же. С. 104).
45. См. выше (редакция Миней Четьих).
46. См.: Рогов. Александр Невский. С. 35 и далее. Дмитрий Донской и Александр Невский были двумя центральными персонажами-референтами из «собственного» прошлого в XVI в. См.: Leitsch. Weltbild. S. 208. Однако следует возразить Ляйтчу, видевшему в канонизации Александра попытку Московского великого князя легитимировать задним числом протатарскую политику (см.: Leitsch. Weltbild. S. 208). В середине XVI в. сотрудничество Александра с татарами было почти позабыто. В памяти об Александре Невском темой является не его сотрудническая линия, но князь скорее стилизуется как покоритель монголов и предшественник Дмитрия Донского.
47. См.: Иона Думин. С. 106.
48. Ср.: Там же. С. 105—106. Согласно Никоновской летописи и «Истории государства Российского» Карамзина, останки Александра избежали этого пожара лишь частично. См.: Голубинский. Канонизация. С. 65.
49. Бегунов. Древнее изображение Александра Невского. С. 41; Охотникова. Повесть... С. 360. О службе см.: Рогов. Александр Невский. С. 43 и далее. См. также: Бегунов Ю.К. Александр Невский. Жизнь и деяния святого и благоверного великого князя. М., 2003. С. 213—228. Представленные здесь аспекты относятся к данным, отраженным в статье Рогова. Канон для дня поминовения Александра существует в нескольких обработках. Так, например, новая версия была создана в 70-е гг. XVII в. См.: Бегунов. Человек и миф. С. 56; Хитрое. Святой благоверный великий князь Александр Ярославич Невский. С. 245—246.
50. Рогов. Александр Невский. С. 45.
51. «...велий щит и крепость Руской земли» (цит. по: Рогов. Александр Невский. С. 43).
52. Ил. в: Бегунов. Памятник русской литературы XIII века. Табл. 5.
53. Lexikon der christlichen Ikonographie. Bd. 5. Freiburg/Brsg., 1990. Sp. 87.
54. Если на католических изображениях святых идентифицировать личность позволяют прежде всего персональные атрибуты, на русских иконах идентичность святого определяет долинное (особенно одежда), указывающее на группу и лик, к которому принадлежит святой (мученик, аскет или князь), и личное (например, форма бороды, тела и выражение лица). Поэтому как одежда, выражение лица, нимб, так и титла несут знаковую функцию и служат идентификации святого. См.: Успенский Б.А. Семиотика иконы // Успенский Б.А. Семиотика искусства. М., 1995. С. 233—234. Доличное и личное какого-либо святого описывается в «подлинниках иконописных». См., например, описание иконы святого Александра в подлиннике Филимонова: «...св. благоверного князя Александра Невского, Владимирского чудотворца преставися в лето 6771, подобием: брада аки Козмина, в схиме, кудрецы видеть маленько из под схимы, риза преподобническая, испод дымчат, в руке свиток сжат, сам телом плечист» (Филимонов. Иконописный подлинник сводной редакции XVIII века. М., 1876. С. 199. Цит. по: Шляпкин. Иконография. С. 95). См. об этом: Барсуков. Источники русской агиографии. СПб., 1882. Репр.: Leipzig, 1979.
55. Прорись иконы Александра Невского см.: Ikonenmalerhandbuch der Familie Stroganov. München; Autenried, 1965. S. 105. Изображение Александра схимником имеется и на пелене XVII в. Ил. в: Рогов. Александр Невский. Табл. 2 (пелена 1613 г.); Хитрое. Святой благоверный великий князь Александр Ярославич Невский. С. 191 (пелена 1690 г.).
56. Александр, молящийся Богоматери. Ил. в: Tausend Jahre orthodoxe Kirche in der Rus'. 988—1988. Russische Heilige in Ikonen / Hg. v. F. Ullrich. Recklinghausen, 1988. S. 47. Abb. 56. (XVII в.) См. также: Антонова В.И., Мнева Н.Е. Каталог древнерусской живописи. Опыт историко-художественной классификации. Т. 2: XVI — начало XVIII века. М., 1963. С. 488—489. № 1020 (без ил.) — Александр, молящийся Богу (конец XVII в.). Ил. в: Рогов. Александр Невский. Ил. 4. Александр изображен в профиль, склонившийся в молитвенной позе, Мария и благословляющая рука Божия — в верхнем углу иконы в венце из облаков. Это изображение святого в профиль в молитве Богоматери или Богу-отцу соответствует общему изменению композиции изображений святых на иконах в конце XVI в. См.: Skrobucha Н. Zur Darstellung russischer Heiliger in der Ikonenmalerei // Kirche im Osten. 1964. Bd. 7. S. 11.
57. Исследовав изображения чудес на житийной иконе Александра (см. ниже), Бегунов попытался доказать, что первой портретной иконой Александра была созданная между 1263 и 1380 гг. во Владимире надгробная икона. По мнению Бегунова, на клейме житийной иконы имеется изображение той надгробной иконы, и оно соответствует этому первому иконографическому архетипу (Бегунов. Древнее изображение. С. 40—41). Однако, если учесть свободу иконописцев в композиции при создании клеймен на житийных иконах, рассуждения Бегунова вызывают сомнения.
58. Onasch. Heiligenleben. S. 28, 44.
59. Иоанн Дамаскин (VIII век). Цит. по: Успенский Б.А. Семиотика иконы. С. 225. Значение иконы как «опосредующего института» между церковной иерархией и социумом подчеркивает Онаш: Onasch. Liturgie und Kunst. S. 167—168.
60. О немиметическом характере средневековой живописи и литературы см.: Waszink. Life, Courage, Ice. S. 36ff.
61. Догмат об иконопочитании Трехсот шестидесяти седми святых отец Седьмого Вселенского Собора Никейского (787 года).
62. См.: Spidlik. L'Idee russe. S. 307.
63. Об иконе «Александр Невский с деянием» см. подробнее: Бегунов. Житие Александра Невского в станковой живописи; Он же. Древнее изображение. Об Александро-Невской церкви в Московском Кремле см. также главу 4.3.
64. См.: Бегунов. Житие Александра Невского в станковой живописи. С. 317 и далее. Клейма считаются от левого верхнего до правого нижнего угла. Для житийных икон есть собственный канон, которому должен следовать иконописец. Если при работе над центральной фигурой он должен строго следовать образцам из иконописного подлинника, то при оформлении клейм он обладает относительной композиционной свободой в той степени, в какой изображенное соотносится с текстуальным образцом (житием). На близость композиционного принципа клейм к фрескам и живописной миниатюре указывает Успенский (Успенский Б.А. Семиотика иконы. С. 224).
65. Бегунов. Житие Александра Невского в станковой живописи. С. 312.
66. Клейма 1—3 изображают рождение Александра, его крестины и воспитание; в № 4 изображено посещение рыцаря ордена (Андреаса фон Велвена?); в № 5 — военный лагерь шведов и молитва Александра Богоматери; № 6 — видение Пелгусию Бориса и Глеба; № 7 — битва на Неве, поддержка ангелов, бегство шведских воинов и прием Александром послов Батыя; № 8 показывает Александра в походе к Батыю, его встречу с ханом и возвращение во Владимир; № 9 — прием папских легатов Александром и их возвращение; № 10 — вторая поездка Александра в Орду и встреча с ханом Сартаком; № 11 — прием монашеского чина, смерть и печаль народа. Александр изображен повсюду в великокняжеском облачении — либо сидящим на троне, либо на белом коне с нимбом. Бегунов усматривает здесь влияние изобразительных образов Лицевого свода (см. главу 4.3). См.: Бегунов. Житие Александра Невского в станковой живописи. С. 323 и далее.
67. Описание этой сцены см. выше (редакция Жития Ионы Думина). Лилиенфельд кажется очевидным, что это клеймо демонстрирует синтез церковно-монашеского и светски-военного элемента. См.: Lilienfeld. Bild des heiligen Herrschers. S. 145.
68. Cherniavsky. Ivan the Terrible and the Iconography. S. 4.
69. Борис и Глеб, Дмитрий Углицкий, Юрий Владимирович, Владимир, Даниил Александрович, Андрей Боголюбский.
70. См. главу 4.3.
71. Ил. иконы см., в частности в: Антонова, Мнева. Каталог древнерусской живописи. Т. 2. Табл. 37—41. Описание: С. 128—134. Подробно об этой иконе: Подобедова О.И. Московская школа живописи при Иване IV. Работы в Московском Кремле 40—70-х годов XVI в. М., 1972. С. 22—39.
72. См.: Geschichte der russischen Kunst. Bd. 3. S. 404—405; Lilienfeld. Bild des heiligen Herrschers. S. 144; Kämpfer F. Rußland an der Schwelle zur Neuzeit. Kunst, Ideologie und historisches Bewußtsein unter Ivan Groznyj // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. 1975. Bd. 23. S. 518—519; Подобедова. Московская школа. С. 26; Бегунов. Иконография. С. 174. Рядом с Александром на этой иконе предположительно изображены Иван IV, император Константин, св. Владимир, Дмитрий Донской, а также Борис и Глеб. О спорах вокруг идентификации конных фигур на этой иконе см.: Сорокатый В.М. Икона «Благословенно воинство небесного царя». Некоторые аспекты содержания // Древнерусское искусство. Византия и Древняя Русь. К 100-летию Андрея Николаевича Грабаря (1896—1990). СПб., 1999. С. 399—417, особ. С. 404.
73. См. главу 3.2.
74. Рогов. Александр Невский. С. 55.
75. Мнева полагает, что икона создавалась не для культового контекста, а как настенное украшение для светского дворца. См.: Geschichte der russischen Kunst. Bd. 3. S. 404.
76. Точка зрения Подобедовой, см.: Kämpfer. Rußland an der Schwelle zur Neuzeit. S. 519.
77. Stökl. Russische Geschichte. S. 230.
78. Патриарх Иеремия II объявил московскую митрополию патриархатом лишь после согласия трех остальных патриархатов 26 января 1589 г. См.: Nikolaou Т. Der Begriff έθνσς («Nation») in seiner Bedeutung für das Autokephalon der Kirche // Orthodoxes Forum. 2000. Bd. 14. Η. 1. S. 18.
79. См.: Zernack. Polen und Rußland. S. 150—151.
80. В научной литературе до сих пор нет общего мнения о том, в самом ли деле Московское царство считалось наследником Византийской империи. См.: Lexikon der Geschichte Rußlands. S. 102, s.v. «Drittes Rom»; Данилевский. Древнерусская государственность. С. 162. Идеологическая поддержка в этом направлении со стороны иосифлян несомненно существовала. Спорным является, однако, вопрос о том, насколько царский титул, регалии государя, двуглавый орел на гербе, женитьба Ивана III на византийской принцессе Зое Палеолог и московский придворный церемониал по византийскому образцу могут быть прочитаны как выражение попытки translatio imperii из Византии в Москву.
81. См.: Голубинский. Канонизация. С. 93.
82. Philipp W. Die gedankliche Begründung der Moskauer Autokratie bei ihrer Entstehung (1458—1522) // Forschungen zur Osteuropäischen Geschichte. 1970. Bd. 15. S. 71. Подробнее см.: Sacharov A.M. Über den Kampf gegen das «Lateinertum» in Rußland am Ende des 15. und zu Beginn des 16. Jahrhunderts // Ost und West in der Geschichte des Denkens und der kulturellen Beziehungen / Hg. W. Steinitz, P.N. Berkov u.a. Berlin, 1966. S. 92—105. Сахаров интерпретирует риторику «борьбы с латинством» в церковных источниках XV в. как выражение усилий церкви по отмежеванию от великого князя, связи которого с «неверными с Запада» становились все интенсивнее (напр., посольства, архитекторы из Италии в Московском Кремле, влияние Венеции на брак Ивана III с византийской принцессой Зоей).
83. См.: Philipp. Gedankliche Begründung. S. 85. Литературным образцом для Иосифа стали «Поучительные главы» папы Агапета, написанные в 527 г. для императора Юстиниана.
84. Такой образ властителя четко выкристаллизовался лишь при Иване IV. У Иосифа мы находим лишь общий перенос византийских идей, еще не ориентированных на русские отношения.
85. Philipp. Gedankliche Begründung. S. 86.
86. См.: Stökl. Russische Geschichte. S. 225.
87. Sacharov. Kampf gegen das Lateinertum. S. 105.
88. Шляпкин. Иконография. С. 98.
89. Bushkovitch. Religion and Society in Russia S. 88—89. См. также: Fedotov G.P. Russian Religious Mind. Vol. 1. Kievan Christianity. Cambridge (Mass.), 1946. R 411—412. [См. рус. издание: Федотов Г.П. Русская религиозность // Федотов Г.П. Собр. соч. М., 2001. Т. 10. — Примеч. ред.] Хорошев полагает, что большое число канонизированных в 1547—1549 гг. монахов указывает на стремительный рост символического капитала монастырей-землевладельцев (Хорошев. Политическая история. С. 173).
90. Bushkovitch. Religion and Society in Russia P. 100.
91. Ibid. P. 74.
92. Ibid. P. 80.
93. Во второй половине XVII в. при патриархе Никоне были серьезно ограничены все культы чудотворцев. См.: Bushkovitch. Religion and Society in Russia P. 102, 126—127. Этот процесс сказался и в существенном ослаблении в это время культа Александра Невского. См.: Рогов. Александр Невский. С. 49. Сведения о последнем чуде на могиле Александра относятся к 1706 г. См.: Begunov. Aleksandr Nevskij im künstlerischen und geschichtlichen Bewußtsein. S. 85.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |