После «Невской битвы»
1
В XIX веке в отечественной исторической науке появилась теория, согласно которой война новгородцев и ливонцев приняла религиозный характер. Один из ее основоположников, Костомаров, излагает развитие событий в Прибалтике так: «Полоцкий князь Владимир, по своей простоте и недальновидности, сам уступил пришельцам Ливонию (нынешние прибалтийские губернии. — Авт.) и этим поступком навел на северную Русь продолжительную борьбу с исконными врагами славянского племени.
Властолюбивые замыслы немцев после уступки им Ливонии обратились на северную Русь. Возникла мысль, что призванием ливонских крестоносцев было не только крестить язычников, но и обратить к истинной вере русских. Русские представлялись на западе врагами св. отца и римско-католической церкви, даже самого христианства. Борьба Новгорода с немцами была неизбежна. Новгородцы еще прежде владели значительным пространством земель, населенных чудью, и постоянно, двигаясь на запад, стремились к подчинению чудских племен. Вместе с тем они распространяли между последними православие более мирным, хотя и более медленным путем, чем западные рыцари. Как только немцы утвердились в Ливонии, тотчас начались нескончаемые и непрерывные столкновения и войны с Новгородом; и так шло до самой войны Александра. Новгородцы подавали помощь язычникам, не хотевшим креститься от немцев, и потому-то в глазах западного христианства сами представлялись поборниками язычников и врагами Христовой веры» (Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. — М: Мысль, 1991, с. 79). Свои рассуждения Костомаров даже не пытается подтвердить какими-либо доказательствами. Собственное утверждение о том, что немцы (и католическая Европа в целом) — это «исконные враги» славян он принимает как аксиому. Обратимся к первоисточникам. Есть ли в них свидетельства, подтверждающие версию Костомарова? Ливонские хроники (Хроника Генриха, Ливонская Рифмованная, Хроника Вартберга) осуждают русских как своих врагов, которые оказывают поддержку язычникам. Но они не подвергают нападкам православную церковь, а термин «схизматики» в них не встречается. Столкновения с русскими не называют «крестовым походом». Единственно, в чем обвиняет православную церковь в своей Хронике Генрих Латыш, так это в том, что она не прилагала стараний, чтобы обратить язычников в христианскую веру. Однако то же обвинение Генрих выдвигает и против католиков-датчан. Они нужны ему для того, чтобы обосновать тезис о том, что те, кто крестил язычников, обладают большим правом господствовать над ними, чем те, которые этого не делали. В НПЛ, наиболее ранней из дошедших до нас новгородских летописей, «немцы» и «свеи» не называются ни «крестоносцами», ни «латинянами». Описание конфликтов с ними ничем не отличается от описания конфликтов Новгорода с другими русскими княжествами. НПЛ не отражает никаких признаков религиозного антагонизма. «Свеи» или «немцы» для новгородского летописца это, прежде всего, «иноплеменники», а не «латиняне». В летописном тексте они не характеризуются как «иноверцы», желающие навязать русскому народу католическую веру.
Таким образом, участники и очевидцы описываемых событий по обе стороны баррикад не считали их религиозным противостоянием между католиками и православными.
Первая запись, содержащая осуждение «латинства», появляется в Новгородской летописи под 1349 годом. Причем гневный пафос новгородского летописца направлен совсем не на «крестоносцев» в лице немцев или ливонцев, а против поляков: «Пришел король краковский с большой силой и взял лестью землю Волынскую и много зла сотворил христианам, а церкви святые претвориша на латинское богомерзкое служение». Следовательно, события на границах Новгородских земель в 1240—1242 годы не что иное, как продолжение многолетнего пограничного конфликта Новгородской земли с ее соседями, в котором ливонцы и шведы сами были жертвами агрессии со стороны Новгорода и его союзников. И возник этот конфликт не во время походов Батыя, а гораздо раньше, и поэтому с нашествием на Русь монголов не связан.
Даже если предположить, что кто-то в Европе считал, что Новгородская земля после монгольского нашествия стала легкой добычей, то после разгрома шведов на Неве самые отчаянные авантюристы должны были отказаться от этой безумной затеи. Особенно это касалось Ливонии. Прежде всего, потому, что она продолжала войну с Литвой, с которой так и не рассчиталась за поражение под Шяуляем, и племенами земгалов и куршей. В этой ситуации Новгород, тоже страдающий от набегов язычников-литовцев, был потенциальным союзником Ливонии в борьбе против общего врага. И в Новгороде рассматривали своих западных соседей именно как союзников в борьбе с литовцами. Поэтому о поражении русско-ливонского войска под Шяуляем новгородский летописец пишет так: «Пошли на безбожную Литву и за грехи наши были побеждены безбожными погаными» (НПЛ).
Ну а как же тогда «немцы» оказались в Пскове и Изборске? Разве это не доказательство того, что они напали на Русь? Не доказательство. Потому, что в Новгородскую землю ливонцев привели русские во главе с изгнанником Ярославом Владимировичем.
После первой неудачной попытки вернуть Псков в 1233 году Ярослав Владимирович оказался в плену в Переславле, откуда он благополучно бежал назад к своим друзьям в Ливонию. Там он терпеливо ожидал подходящий момент для возвращения на родину. Такая возможность появилась после нашествия Батыя. Русские князья, пытавшиеся защитить свои княжества от татар, по большей части сложили голову. В результате древняя знать варяжского происхождения, несколько столетий правившая на Руси, почти целиком была уничтожена. А за образовавшиеся вакансии на княжеские места тут же началась драка между потенциальными претендентами. Один из немногих уцелевших прямых потомков Рюрика — Ярослав Владимирович — поспешил воспользоваться ситуацией, чтобы вернуть себе Псков. Его главный оппонент, отец Александра, переславский князь Ярослав Всеволодович, в отличие от большинства своих родственников, от татар не пострадал потому, что в отличие от них не участвовал в обороне русской земли, благоразумно не откликнувшись на призыв своего старшего брата Великого князя владимирского Юрия. Зато как только татары, уничтожив всех, кто пытался оказать им сопротивление, ушли восвояси, — Ярослав тотчас же занял освободившийся после гибели Юрия и всех его сыновей великокняжеский стол во Владимире.
Естественно, что в Орде, которой Ярослав Владимирович своим бездействием помог разгромить Владимиро-Суздальское княжество, не могли не отметить его лояльность и не возражали против того, что он будет главенствовать над русскими князьями. За свои заслуги перед Ордой Ярослав Владимирович получает не только Владимирский, но и Киевский престол. Это подтверждает летописное свидетельство о том, что Ярослав назначил в Киев в 1245 году своего наместника — Дмитра Ейковича.
Доверительные отношения Ярослава с Ордой позволяют предположить, что Батый сговорился с переславским князем, и он предал своего брата Юрия, за что получил от монголов великокняжеский престол. Юрий ждет на речке Сити помощь большим войском из Переславля и Новгорода, которую ему обещал Ярослав, но ждет напрасно — обещанное войско так и не появилось. При загадочных обстоятельствах Юрий гибнет, но не в бою, а от рук одного из своих дружинников. После гибели старшего брата Ярослав, не опасаясь татар, спешит в его разоренную столицу, чтобы занять трон, странным образом нисколько не опасаясь Батыя. Действительно, с того момента, как во Владимире сел он, монголы уходят назад в половецкие степи, не тронув Новгород.
Михаил Сокольский выдвигает гипотезу о том, что Ярослав Всеволодович связался с Батыем еще до его нашествия на Северо-восточную Русь («Неверная память. Герои и антигерои России»). Мог ли Ярослав вступить в такие переговоры с ордынским ханом? Традиционная историография утверждает, что после битвы на Калке русские князья забыли о монголах. Почему историки так плохо думают о наших предках? Русские князья активно участвовали в делах Степи, о чем свидетельствует, к примеру, знаменитое «Слово о Полку Игореве». Не говоря уже о том, что Владимиро-Суздальская Русь имела по Волге тесные контакты с Волжской Булгарией, ставшей первой жертвой Батыя на пути к границам Руси. Отголоски страшной катастрофы, постигшей булгар, не могли не докатиться до русских земель.
Монголы тоже не пренебрегали дипломатией. Источники о завоеваниях монголов свидетельствуют о том, что они никогда не упускали возможности избежать сражения и всегда пробовали договориться. Кроме того, Орда умело использовала дипломатию для того, чтобы стравить бывших или потенциальных союзников. Перед Калкой они попытались убедить русских отказаться от помощи половцам. Нападая на Волжскую Булгарию, из которой по Волге лежал путь прямо в сердце Владимиро-Суздальской Руси, монголы наверняка выяснили позицию русских: не окажут ли те булгарам помощь? Ярослав мог воспользоваться этим моментом для установления контактов со ставкой Батыя. Если принять эту версию, становится понятной логика монгольского нашествия на Русь: сначала Батый нападает на Северо-восточную Русь, где приводит к власти своего ставленника Ярослава Всеволодовича, затем вторгается в Южную Русь. Этому походу Батыя предшествует неудачное (Михаилу удалось ускользнуть) нападение Ярослава на штаб-квартиру Черниговского князя. Хотя почему неудачное? Это была разведка боем. А в случае успеха Киевское княжество накануне вторжения Орды было бы обезглавлено и не смогло бы оказать серьезного сопротивления.
В отличие от переславского князя Ярослава Всеволодовича, который благодаря татарам получил Великое княжение, бывший псковский князь Ярослав Владимирович, для того чтобы вернуться в Псков, воспользовался поддержкой своих старых проверенных друзей-ливонцев.
Только непонятно, почему некоторые авторы называют его за это предателем, а, например, нашего прославленного героя Александра Ярославича, приводившего на Русь татар, чтобы свести счеты со своими оппонентами (в частности, с младшим братом Андреем), называют не иначе как защитником Отечества.
Ну, а зачем ливонцам понадобилось вмешиваться в междоусобицу между русскими князьями, рискуя быть вовлеченными в крупномасштабную войну не только с Новгородом и Владимиро-Суздальским княжеством, но и с ордынцами, которые могли прийти на помощь своим русским вассалам? Да просто другого выбора у них не было: или Ярослав Владимирович становится псковским князем и на границе с Новгородской землей наконец-то установится мир, или продолжать войну с русскими, за которыми теперь стояла наводящая на Европу ужас монгольская Орда.
Принять самое активное участие в судьбе Ярослава Владимировича и поддержать его возвращение в Псков ливонцев заставило и тревожное известие о том, что новгородцы и псковичи готовят очередной поход на Дерптское епископство. Ливонская рифмованная Хроника (ЛРХ) совершенно ясно говорит, что для Ордена эта война была оборонительной: «Магистр Герман Балк вел' войну с русскими и язычниками (литовцами. — Авт.). Он должен был от них обоих обороняться в большой войне». Пролить свет на происходящие на границе Новгородской земли события поможет разгадка таинственной причины, по которой ордынское войско неожиданно повернуло от Новгорода, не дойдя до него всего ста верст. Историки высказывали различные предположения, пытаясь объяснить самое загадочное событие похода Батыя на Северо-Восточную Русь. Какие только версии не сочиняют, чтобы объяснить странное поведение захватчиков. Соловьев пишет, что монголы испугались весенней распутицы, советский историк Игорь Греков — возможного поражения. Владимир Чивилихин в антигумилевской «Памяти» сочиняет сказку про то, как Батый вместе с конем провалился в болото, чуть не утонул, и после этого отдал приказ поворачивать в степь. Некоторые историки вообще не берутся объяснить странное поведение захватчиков. Например, Джон Феннел по этому поводу пишет: «Почему татары не стали развивать успех и вслед за взятием Торжка не пошли на Новгород, сказать трудно. До Новгорода было примерно 300 км., т. е. пятнадцать — двадцать дней перехода, а в начале марта еще не могла начаться распутица, которая бы сделала дороги непроходимыми для татарской конницы («Кризис средневековой Руси», с. 121).
Действительно, если «Ледовое побоище» состоялось на месяц позже — 5 апреля, и в это время еще был прочный лед и дороги, на которых не боялись завязнуть в грязи тяжеловооруженные всадники, то у монголов действительно было более чем достаточно времени для нападения на Новгород. Почему же они его пощадили? Только потому, что Новгород и Псков откупились. Но не просто преподнесли монголам богатые дары, а признали свою зависимость от Орды, обязавшись выплачивать дань. Восполнить затраты на подкуп Батыя псковичи и новгородцы могли одним способом — за счет грабежа своих богатых соседей в Ливонии. В контексте подчинения Новгородской земли Орде в Дерпте могли рассматривать предстоящий поход не как очередной грабительский набег, а как поход ордынских вассалов с целью распространения на Дерптское епископство и всю Ливонию власти Орды. Это была нешуточная угроза. Поэтому, на время забыв распри, ливонская церковь в лице Дерптского епископства, Орден и датчане из Ревеля объединились по призыву дерптского епископа Германа и сделали все для того, чтобы к власти в Пскове пришел их союзник Ярослав Владимирович.
Это была единственная возможность избежать очередного нападения русских и избежать войны на два фронта: главные силы ливонских рыцарей во главе с магистром в это время воевали против куршей, пытаясь соединить Ливонию с Пруссией. Потом началось восстание эстов на острове Эзель. Оно приняло такие масштабы, что сам епископ эзельский чудом избежал гибели. Ливонские рыцари вынуждены были бросить все силы на подавление восставших. Таким образом, основные силы Ордена находились слишком далеко от русских границ и серьезной помощи своим союзникам оказать не могли. Хотя ЛРХ пишет о том, что магистр лично откликнулся на призыв о помощи дерптского епископа Германа и «привел к нему много отважных героев», участие ливонских рыцарей в этой кампании Хроника сильно преувеличивает.
Какие силы ливонские союзники могли выставить под знамена Ярослава Владимировича? Дружину Дерптского епископа историки оценивают в двести воинов. Приблизительно такой же была численность датского отряда. Плюс несколько рыцарей Ордена с небольшим числом воинов и ополчение эстов. С таким войском одержать победу над многократно превосходящим по численности противником Ярослав Владимирович мог, только полагаясь на широкую поддержку своих сторонников в Новгороде и Пскове. Судя по тому, как легко он занял Изборск, как недолго сопротивлялся Псков, и как от войны с ним самоустранился Новгород, его надежды полностью оправдались.
Почему в этот раз Ярослав Владимирович добился такого ошеломляющего успеха? Потому, что в Новгородской земле многие не желали подчиняться Орде и опасались усиления власти Ярослава Всеволодовича в «низовой земле». Новгородцы еще не забыли о своей славной победе над Ярославом Всеволодовичем в Липицкой битве. Но теперь ситуация в «низовой земле» кардинально изменилась. Тогда Владимиро-Суздальское княжество не представляло единой силы из-за междоусобной войны между сыновьями Всеволода. Кроме того, на помощь Новгороду могли прийти враги Ярослава из других княжеств. Сейчас вся власть в «низовой земле» была сосредоточена в руках одного Ярослава Всеволодовича. Соперники Ярослава среди русских князей погибли, отражая нашествие Батыя. Противостоять в одиночку всей «низовой земле» Новгород не мог. Поддержав бездействием захват Ярославом Владимировичем Пскова, новгородцы поступили очень расчетливо: пусть два Ярослава померятся силой, а Новгород, ничего не теряя, всегда сможет принять сторону сильнейшего или поддержать более слабого, чтобы не допустить чрезмерного усиления власти одного из князей.
2
Осенью 1240 года вместе с ливонскими союзниками из датчан, дерптцев и ливонских рыцарей Ярослав Владимирович занимает Изборск. От Пскова до Изборска всего тридцать километров — один дневной переход. Но когда псковское ополчение подоспело на помощь, Изборск уже был в руках ливонцев.
ЛРХ об этих событиях сообщает: «В это время Дерптский епископ Герман начал враждовать с русскими. Долго он это терпел, пока не попросил помощи у братьев-рыцарей. Магистр прибыл к нему немедленно. К ним присоединился значительный отряд датчан.
С этим войском они двинулись тогда на Русь. Дела союзников пошли успешно. Они подошли к Изборску. Город решил оказать сопротивление. Союзники пошли на приступ и захватили замок».
По ЛРХ выходит, что Изборск оказал серьезное сопротивление: его жители «не возрадовались их приходу» и ливонцы «пошли на них приступом и захватили замок», а «кто защищался, тот был взят в плен или убит». Но в действительности автор Хроники выдает желаемое за действительное: серьезного сопротивления, так же как и в 1233 году, не было. Если бы жители Изборска действительно не «возрадовались» приходу Ярослава Владимировича, то они затворили бы городские ворота и приготовились отражать нападение. Союзникам пришлось бы стать лагерем и начать подготовку к штурму. Даже в самом лучшем случае на это ушло несколько дней. За это время на помощь Изборску могли прийти не только псковичи, но и новгородцы. Поскольку к приходу псковского войска город был уже в руках Ярослава Владимировича и его союзников, никакого штурма Изборска не было. Он сдался без боя, потому что большинство встречало войско союзников не как захватчиков, а как освободителей от татарского ига в лице его верного вассала Великого князя Владимирского Ярослава Всеволодовича. По этому же поводу новгородский летописец пишет: «Медвежане, юрьевцы, вильяндцы (т. е. эсты, дерптцы и ливонские рыцари. — Авт.) с князем Ярославом Владимировичем взяли Изборск» (НПЛ).
История падения Изборска вызывает много вопросов. Как Ярославу Владимировичу и его союзникам удалось с ходу захватить одну из лучших крепостей Древней Руси? Почему псковичи, получив известие о падении Изборска, попытались отбить его своими силами, не дожидаясь подмоги из Новгорода? Почему, когда ливонцы подошли к Пскову, городу на помощь не пришел «старший брат» Господин Великий Новгород? Наконец, самый важный вопрос: где в это время был гений форсированных маршей и внезапных ударов Александр Ярославич?
По традиции все поражения на «Западном фронте» историки объясняют так: внезапность вражеского нападения, превосходство противника в численности и вооружении, предательство, неготовность к войне. Именно так поднаторевшие в подтасовке исторических фактов шулеры скрывают истинные причины поражений Красной Армии летом 1941 года. Набившие руку в фальсификации истории «ученые» с таким же успехом используют этот прием для объяснения событий XIII века. Возьмем, к примеру, одну из самых последних биографий Александра Невского, изданную в серии «Жизнь замечательных людей» (ЖЗЛ) в 2003 году. Ее автор, Юрий Бегунов, названный в предисловии «известным петербургским ученым», «действительным членом нескольких академий наук», который «сюжетами, связанными с именем Александра Невского, занимается вот уже более полувека» (указ. соч., с. 10). Вот как этот «академик» объясняет причины падения одной из лучших крепостей Древней Руси — Изборска: «Первый удар немецкое крестоносное войско нанесло по псковской пограничной крепости Изборск. Жители и воины не ждали нападения. Сил у них было мало. Деревянные стены и ров не стали преградой для рыцарей и кнехтов. И хотя жители отбили несколько приступов, Изборск пал» (указ. соч., с. 75).
Таким образом, по версии Бегунова, Изборск стал легкой добычей «немецкого крестоносного войска», потому что его окружали деревянные стены. То, что войско было не «немецким», как утверждает академик, а если быть точным, русско-эстонско-датско-немецким, — это так, мелочи. Маленькая ложь. А вот насчет деревянных стен Изборска — это уже большое вранье. Изборск — каменная крепость, известная как «Труворово городище», по имени ее легендарного основателя. Это городище подробно изучили археологи еще в начале 70-х годов прошлого века.
Согласно реконструкции Г. Борисевича (Древнерусское градостроительство X—XV веков, с. 162—164), Изборск был каменной крепостью (а не деревянной, как утверждает академик), построенной в полном соответствии с требованиями фортификационного искусства того времени. Крепость расположена на высоком мысу, который с двух сторон омывает река Смолка. Еще в XI веке (т. е. лет за двести до описываемых событий) тыловую часть крепости обнесли каменной стеной шириной более трех метров. На стрелке мыса была возведена каменная башня, которая, как считают исследователи, стала образцом для подобной башни в псковском Кроме. Таким образом, каменные фортификационные сооружения в Изборске появились даже раньше, чем в Пскове, который считается одной из древнейших каменных крепостей Руси. К XIII веку Изборск был уже со всех сторон окружен каменными стенами, а число башен достигло трех. В двух башнях находились ворота. Они были защищены захабом — коридором, в котором противник оказывался под перекрестным обстрелом защитников крепости. По данным реконструкции, перед воротами над крепостным рвом был мост, который легко разбирался (или поджигался) в случае угрозы нападения. Такая система обороны делала практически невозможным захват города путем внезапного нападения. Данные археологических раскопок и сделанная на их основе реконструкция Труворова городища позволяет сделать вывод, что при том уровне развития, которого достигла осадная техника в XIII веке, взять эту крепость приступом было практически невозможно.
Впрочем, для того чтобы удостовериться в том, что Изборск действительно каменная крепость, не обязательно изучать научные труды: остатки каменных стен и одной из башен Старого Изборска можно увидеть и пощупать собственными руками и сегодня. Член многих академий Бегунов, даже если он никогда не покидал свой кабинет и не видел развалин Труворова городища, должен знать о данных, введенных в научный оборот его коллегами тридцать лет назад. Если не знает, то грош цена таким академикам и их «научным» трудам.
Насколько это принципиально — деревянная крепость Изборск или каменная? Стоит ли из-за этого спорить? Стоит. О том, как ливонцы вели осаду крепостей, хорошо известно по описанию штурма Дерпта в 1224 году в Хронике Генриха Латынга. Только на подготовку осадных орудий и проведение подготовительных инженерных работ союзникам Ярослава Владимировича потребовалось бы не меньше недели. Сколько раз за это время псковичи могли прийти на выручку осажденному Изборску?
Впрочем, даже если бы Изборск действительно окружали деревянные стены и ров, то это не означает, что этой крепостью было легко овладеть. Легендарный Козельск тоже был окружен деревянными стенами и рвом. И размерами своими этот городок от Изборска не сильно отличался. И что? Он не стал преградой для всего монгольского войска? Так вот, позвольте напомнить, Батый простоял под деревянными стенами Козельска семь недель!!! А ведь монголы имели колоссальный опыт взятия укрепленных городов. Более того, благодаря китайским инженерам, в этом Орда намного превосходила Западную Европу. Да и численность войск, осаждавших Козельск, была больше, чем самые фантастические предположения о численности ливонского войска. Так что не надо все валить на численное превосходство врага и слабость крепостных стен. Стены не преграда для тех, перед кем открыты ворота. В Пскове нашлись влиятельные силы, которые выступили против Ярослава Владимировича. Они собрали огромное ополчение (Бегунов говорит о пяти тысячах воинов) и двинулись к стенам Изборска. О том, что произошло дальше, известно из сообщения ЛРХ: «Псковичи поспешили на помощь. Среди них было много закованных в броню и стрелков. Союзники в конном строю атаковали русских. 800 человек было убито, остальные обратились в бегство. Союзники преследовали их по пятам».
Новгородский летописец о поражении псковичей под Изборском написал: «Получив весть о взятии Изборска, вышли все псковичи биться с ними, и были разбиты. Был убит воевода Гаврила Гориславович, псковичей гнали, многих убили, а иных взяли в плен». Почему ливонцы, вместо того чтобы укрыться за стенами Изборска, вышли из крепости и атаковали противника? Что заставило их пойти на такой риск? Во-первых, к псковичам могла подойти подмога из Новгорода и Владимиро-Суздальского княжества. Поэтому надо было воспользоваться возможностью разбить войска противника поодиночке. Во-вторых, Ярослав Владимирович знал, что псковичи не хотят воевать ни с ним, их бывшим князем, ни с ливонцами, которые пришли Пскову на помощь в 1228 году и с которыми псковичи плечом к плечу сражались против литовцев в битве при Сауле в 1236 году. Так оно и вышло. Сражаться стали только несколько сотен, а остальные обратились в бегство, а большинство сдались в плен (присоединились к Ярославу Владимировичу).
По версии Бегунова, причины поражения псковского войска под Изборском другие: «псковичи не знали, что рыцарское войско по численности превосходит в два раза псковское, а про вооружение нечего было и говорить. Топор и рогатина — слабые аргументы против закованного в броню конного рыцаря» (Указ. соч., с. 76). Следовательно, если псковичей было пять тысяч, то, по Бегунову, выходит, что им противостояло десять тысяч закованных в броню конных рыцарей! Да во всей Западной Европе в XIII веке не было такого количества рыцарей. Даже если бы случилось чудо, и под знамена Ярослава Владимировича встала вся Ливония, то вместе с русскими, датчанами и чудью, пилигримами из Европы, войско союзников не превышало бы десять тысяч человек. Но и в этом случае «закованных в броню» конных рыцарей среди них было бы всего несколько десятков. Остальные воины были вооружены не лучше чем псковичи, а туземные союзники, составляющие основную массу войска, — даже хуже.
Лжет господин Бегунов и о том, что псковичи не знали о численности «немецкого» войска. Разве можно поверить в то, что неоднократно совершавшие нападения на Ливонию и воевавшие вместе с ливонцами против Литвы жители Пскова не знали о том, какое по численности войско могут выставить их соседи? Да и как ливонцам удалось скрыть от псковичей размеры своего войска? Неужели никто не сообщил в Псков о численности войска, взявшего Изборск? А как тогда в Пскове вообще узнали о том, что Изборск захвачен врагом? Наоборот, псковский воевода повел дружину на выручку Изборску, не дожидаясь подмоги из Новгорода, именно потому, что был уверен в численном превосходстве над противником. В Пскове было прекрасно известно о том, что основные силы Ордена в это время вели войну далеко от псковских границ. Именно поэтому противники Ярослава Владимировича были уверены в том, что у них достаточно сил для того, чтобы так же, как в 1233 году, отбить Изборск. Но почему же тогда псковичи в этот раз потерпели сокрушительное поражение? Потому что большинство из них не хотели воевать против Ярослава Владимировича.
Остатки псковского войска в панике бегут к спасительным стенам Пскова. Ливонцы преследуют отступающих до самого города. Но овладеть Псковом с ходу им не удалось. Тогда союзники осадили город. Штурмовать стены псковского Кремля они не пытались, но разгромили посад и окрестные села. Псковичи, в свою очередь, воевать не хотели и предложили перемирие, выдав в качестве знака доброй воли заложников. Затем последовали мирные переговоры, завершившиеся заключением союза с ливонцами.
Вот как описывает эти события новгородский летописец: «Преследовали отступающих псковичей до города, сожгли посад и опустошили много сел. Простояли под городом неделю, но город не взяли. Взяв в заложников детей у добрых мужей, отошли без мира. Псковичи вступили с немцами в переговоры и Твердило Иванкович с иными стал владеть Псковом с немцами, воюя села новгородские, а иные псковичи бежали в Новгород с женами и детьми» (НПЛ).
Итак, в результате успешно проведенной Ярославом Владимировичем операции власть в Пскове перешла к посаднику, «немцам» и «иным». Под «иными» новгородский летописец шифрует псковских бояр, противников Великого князя Владимирского Ярослава Всеволодовича и сторонников мира с Ливонией. Это те самые люди, которые отказались в 1228 году пустить Ярослава Всеволодовича в Псков. Именно их он требовал ему выдать на расправу. Интересно, что называя имя посадника, к которому перешла власть, — Твердило Иванкович, летопись не упоминает имени князя Ярослава Владимировича, который, собственно говоря, и привел ливонцев в Псков. Князь тоже проходит под многозначительным грифом «иные».
По свидетельству НПЛ, противники Ярослава Владимировича покинули Псков со своими семьями. Следовательно, никто им в этом не препятствовал, то есть никаких гонений на сторонников владимирского князя и «пронемецкой» партии в Пскове не было. Не говоря уже о том, что никто не обращал псковичей в католичество. Не меньше двух лет «немцы» «хозяйничали» в Пскове. И что? Православные храмы домонгольской постройки стоят там в целости и сохранности по сей день, а вот костелов нет.
После того, как псковичи заключили с ливонцами мир, Ярослав Владимирович отблагодарил своих союзников. По сообщению ЛРХ, Орден смог оставить в Пскове «гарнизон» из «двух орденских братьев с небольшим числом людей». При этом ливонский хронист, блюдя честь мундира, пишет, выдавая желаемое за действительное, что мир с русскими был заключен «на таких условиях, что Герпольт (Ярослав Владимирович. — Авт.), который был их князем, по своей доброй воле оставил замки и хорошие земли в руках братьев-тевтонцев, чтобы ими управлял магистр». При этом ЛРХ вовсе не упоминает о каких-либо стараниях обратить псковичей в католическую веру.
Что касается душещипательного эпизода сжигания рыцарями «христианских младенцев» в фильме Эйзенштейна, то это художественный вымысел. Если бы для удержания своей власти в Пскове ливонцам пришлось прибегать к таким зверствам, то они бы ни за что не осмелились оставить в городе всего двух рыцарей. Можно было бы сказать, что власть ливонцев в Пскове держалась не на мечах, а на поддержке местных жителей. Только никакой реальной властью они и не обладали: народ подчиняется силе, а у ливонцев ее не было.
3
С момента падения Изборска до сдачи Пскова «немцам» прошло не менее двух недель. За это время на помощь Пскову могли успеть подойти не только новгородцы, но и дружины Великого князя владимирского. Выручать Псков они не пришли. Может быть, противники Ярослава Владимировича не обратились за помощью к Новгороду? Вряд ли. Летопись сохранила забавную историю, свидетельствующую о том, что даже непроверенные слухи о поражении псковского войска заставляли псковичей бежать в Новгород за поддержкой.
В 1343 году псковское войско, возвращавшееся с добычей после набега в Ливонию, было настигнуто «немцами». «Была сеча большая, и бог помог псковичам: побили они немцев и стали на костях, потерявши 15 человек убитыми; кроме того, некоторые из них обеспамятели от бессонницы (перед этим псковичи без отдыха грабили ливонцев целых пять суток. — Авт.) и погибли, блуждая по лесу; иные, впрочем, вышли после рати. Между тем еще при самом начале битвы Руда, священник борисоглебский, пригнал в Изборск и распустил лихую весть, что всех псковичей и изборян немцы побили; ту же весть перенес и во Псков. Здесь поднялся плач и вопль, какого никогда прежде не бывало; отрядили гонцом в Новгород Фому, старосту поповского, сказать там: «Псковичи все побиты, а вы, новгородцы, братья наши, ступайте скорее, чтоб немцы не взяли прежде вас города». Опамятовавшись, однако, немного, послали проведать, точно ли правду сказал Руда, и нашли, что псковичи, которых считали мертвыми, спокойно спят в стане под Изборском» (Соловьев, СС, т. 2, с. 248).
А что же Господин Великий Новгород делал целую неделю, пока под стенами Пскова топтались ливонские друзья Ярослава? Да и до этого? Пока они взяли Изборск, пока разбили псковскую рать, пока подошли к городу — времени выступить хотя бы малыми силами, как за полгода до этого против шведов, было предостаточно. И если бы новгородцы так и поступили, то ливонцы наверняка ушли бы от Пскова, не рискнув сражаться на два фронта, как это всегда случалось и до и после этого. Например, всего через десять лет, в 1253 году, ливонцы осадили Псков и сожгли городской посад. Но как только они узнали о приближении новгородцев, немедленно бежали: «и пошли новгородцы полком к ним из Новгорода и они побежали прочь» (НПЛ).
Значит, Псков заключил мир с «немцами» и согласился на размещение в городе символического ливонского гарнизона совсем не потому, что «бояре-изменники» сдали город врагам, как об этом пишут в учебниках истории, а потому, что осажденному городу не пришла помощь из Новгорода. Псковичи, убедившись что «старший брат» бросил их на произвол судьбы, вынуждены были стать «переветниками».
Может быть, новгородцы не пришли им на помощь потому, что были уверены в том, что у псковичей достаточно сил для того, чтобы отстоять свой город? Действительно, до этого никому не удавалось взять стены псковского Крома. Но тогда непонятно, почему, узнав о падении Пскова, новгородцы не попытались его освободить? Очень странно ведет себя Новгород. Вместо того чтобы немедленно нанести удар по захватчикам, как это сделали псковичи, узнав о падении Изборска, Новгород бездействует. Бездействует, пока враги жгут псковские посады. Бездействует и после того, как Псков сдался на милость победителю. Впрочем, не бездействует, а прогоняет ставленника «низовой земли» сына Великого князя владимирского и киевского князя Александра Ярославича. Еще более странным выглядит поведение новгородского князя. «Невская битва» свидетельствует о том, что Александр не нуждался в поддержке новгородцев и вполне успешно действовал самостоятельно, полагаясь только на свою «малую дружину». Так что даже если новгородцы трусливо выжидали, то их бесстрашный и решительный князь не из таких. По аналогии с «Невской битвой» он должен был появиться под стенами Изборска чуть ли не раньше, чем псковичи. И уж совсем непонятно, почему новгородский князь бездействовал, когда враги осадили второй по значению город Новгородской земли? Действуй он под Псковом так же, как против шведов, победа ему была бы обеспечена: неожиданный удар в тыл ливонскому войску гарантированно принес бы Александру новую громкую победу. Глядишь, вошел бы он в историю под прозвищем «Псковский». Но выдающийся полководец этим реальным шансом разгромить врага почему-то не воспользовался. Наоборот, вместо того чтобы прийти на помощь псковичам, он покинул Новгород со всей своей семьей и дружиной. О чем повествует продолжение рассказа летописи о событиях 1240 года: «В то же лето, той же зимы выйде князь Александр из Новгорода к отцу в Переславль с матерью и женой и со всем двором своим» (НПЛ). О причине, по которой Александр оставил Новгород, летописец пишет коротко — рассорился («роспревся») с новгородцами. Что не поделил с ними Александр? Может быть, захваченную у шведов добычу?
Впрочем, причины конфликта не имеют значения. Гораздо важнее то, что Александр фактически бросил Новгород на произвол судьбы в тот момент, когда город больше всего нуждался в князе. Что это, шантаж или предательство? Может быть, герой «Невской битвы» так же, как его отец, в панике сбежавший с поля Липецкой битвы, тоже испугался и убежал? Или были другие причины, заставившие Александра Ярославича в очередной раз покинуть Новгород?
Может быть, «Житие» объясняет причину, по которой Александр бежит из Новгорода? Нет. Первоначальные редакции «Жития» попросту игнорируют сам факт того, что Александр покинул город, доверивший ему свою оборону, в тот самый момент, когда пали важнейшие крепости Новгородской земли.
Получается, что в то время, когда «немцы» захватили Изборск и Псков, построили «город» на земле вожан, новгородский князь был на своем посту, но по каким-то причинам бездействовал. Следовательно, Александр несет полную ответственность за то, что новгородцы не пришли псковичам на помощь, и, следовательно, именно он главный виновник захвата «немцами» Изборска и Пскова и последующей потери Новгородом водьских земель. Более поздние редакции «Жития» этот недочет, бросающий тень на Александра, исправили. В них нападение врагов происходит в то время, когда князь отсутствовал по уважительной причине: Александр был вынужден отъехать из Новгорода в Переславль по очень важному делу. Оказывается, «он там (в Переславле. — Авт.) хотел утешить народ и помочь ему». Что за напасти случились в Переславле, и как Александр помог народу — «Житие» умалчивает. Хотя из летописи известно, что утешал князь народ весьма своеобразно: отрезанием носов и повешением.
Вот этот фрагмент «Жития»: «На следующий год после возвращения князя Александра с победой (т. е. в 1241 г. — Авт.) пришли опять те же (опять шведы?! — Авт.) от Западной страны и построили город на земли Александровой — Копорье. Когда Александр уехал в Суздальскую землю, в Переславль, то он там хотел утешить народ и помочь ему, но вынужденный приехать в Новгород, вышел немедля на немцев с новгородцами, срыл город их до основания, а самих избил, а других с собою повел, а иных, помиловав, отпустил, ибо был он милостив свыше меры. А вожан и чудинов, изменников, перевешал и отъехал на Русь».
Но эта ремарка «Жития» не объясняет причины бездействия Александра во время нападения врага на Изборск и Псков. Проблему алиби Александра Ярославича автор «Жития» решил просто: он прибег к элементарной фальсификации. В выше приведенном отрывке он пишет о том, что враги построили город Копорье. Из летописи известно, что это случилось уже после падения Пскова. А по версии «Жития», Псков «немцы» взяли не в 1240 году, а два года спустя, уже после того, как Копорье было разрушено. Александр, разумеется, и в этот раз не смог помешать супостатам, так как в Новгороде его опять не было: после освобождения Копорья, казнив изменников, он сразу же уехал на Русь. По каким, интересно, делам? «Житие» на этот вопрос ответа не дает: «А в это время «на третий год после победы Александра над королем (1242 год. — Авт.) в зимнее время собрались немецкой той страны и пришли на новгородский город на Плесков (Псков), и плесковский полк победили, и судей своих посадили в Плескове. И услышав об этом, Александр сильно оскорбился за кровь христианскую, и не замедлив нимало, взяв с собой братьев своих и мужей своих, пришел в Новгород». О том, что Александр рассорился с новгородцами и был вынужден покинуть Новгород, «Житие» умалчивает.
По распространенной в литературе версии князя выгнали сами новгородцы. Только почему они решили отказаться от услуг победителя шведов в тот самый момент, когда он был им нужен? С точки зрения здравого смысла, в условиях, когда границы Новгорода оказались под угрозой, новгородцы должны были действовать совсем по-другому. Им бы надо посылать к Великому князю владимирскому и просить его, чтобы он прислал на помощь Александру его брата Андрея, а еще лучше, сам пришел в Новгород во главе владимиро-суздальских войск. Вместо этого новгородцы не только отказываются от услуг самой боеспособной силы своего войска — княжеской дружины, но бросают вызов Великому князю: изгнание из Новгорода его жены и сына равносильно объявлению войны с «низовой землей». К примеру, когда в 1255 году новгородцы попросили сына Александра Ярославича Василия и пригласили вместо него на княжение одного из младших братьев Александра — Ярослава Ярославича, то Александр, ставший к тому времени Великим князем владимирским, немедленно пошел войной на Новгород. А в 1240 году новгородцы нанесли Ярославу Всеволодовичу еще большее оскорбление: выгнав его сына, они даже не обратились к нему с просьбой дать им другого князя.
Из этого можно сделать вывод о том, что изгнание Александра Ярославича означало, что в Новгороде вспыхнул очередной мятеж против Владимиро-Суздальской земли и лично Ярослава Всеволодовича. Это и объясняет причины, по которым Александр покинул Новгород, а новгородцы не пришли на помощь Пскову и не стали воевать с Ярославом Владимировичем и его ливонскими союзниками.
На такой отчаянный шаг, как война с «низовой землей», новгородцы могли пойти только в том случае, если они были абсолютно уверены в том, что смогут повторить успех Липицкой битвы. Для этого им нужен был князь, равный по масштабу Мстиславу Удалому. На это место напрашивается только одна кандидатура — племянник Мстислава — Ярослав Владимирович.
Почему новгородцы решили поставить на Ярослава Владимировича против Ярослава Всеволодовича?
Уже несколько десятилетий выбор князя в Новгороде зависел от результата борьбы двух партий. Одна поддерживала кандидатов из Владимиро-Суздальской земли. В основном это были бояре с «Прусской улицы». Их противники ориентировалась на князей из рода Ростислава Смоленского. Интересы этой партии выражал, к примеру, Мстислав Удалой. Нашествие Батыя и последовавшее за ним, неожиданное для всех, восшествие Ярослава Всеволодовича на великокняжеский трон разрушило исторически сложившийся баланс сил на Руси. Впервые за долгие годы после распада Киевской Руси один из князей сконцентрировал в своих руках такую большую власть. И этим князем оказался человек, с которым Новгород имел давние счеты. В Новгороде, где не понаслышке знали «человеколюбивый» нрав Ярослава Всеволодовича, возникли опасения, что он воспользуется ситуацией, чтобы расправиться со своими противниками. Первый поступок Ярослава в роли Великого князя — нападение на Киевское княжество, сделанное в целях сведения личных счетов с Михаилом, которого новгородцы в свое время пригласили на княжение вместо него, подтверждал эти опасения. Поэтому усиление власти Ярослава Всеволодовича вызвало в Новгороде обратный эффект — ослабление Владимиро-Суздальской партии. Однако до нового конфликта с «низовой землей» дело так и не дошло. Всего через несколько месяцев новгородцы посылают к Ярославу Всеволодовичу с просьбой дать им князя.
Что же произошло в Новгороде за время отсутствия князя? Чем можно объяснить столь радикальное изменение расстановки сил в Новгородской земле за столь короткое время? По версии НПЛ, причины, которые заставили Новгород искать примирения с Ярославом Всеволодовичем, — союз вожан с ливонцами и нападения на новгородские пригороды. Новгородский летописец пишет: «В ту же зиму пришли немцы на водь с чюдью и повоевав и дань на них возложили, а город учинили в Копорье. И не это было зло, но и Тесов взяли и за 30 верст до Новгорода гонялись, купцов били от Луги и до Сабли. Новгородцы послали к Ярославу по князя, и дал он им сына своего Андрея. Тогда же подумавши новгородцы, послали владыку с мужами по Александра; а на волость Новгородскую нашли литва, немцы и чюдь и поймали по Луге все кони и скот» (НПЛ).
Почему вожане, долгие годы покорно платившие дань Новгороду, вдруг взбунтовались? Одна из причин — опасение того, что новый конфликт Новгорода с «низовой землей» приведет к повторению голода 1214 года. Тем более, что теперь Ярослав Всеволодович был уже не просто удельным князьком, а Великим князем владимирским и киевским. Следовательно, последствия войны могли ударить по вожанам еще сильнее, чем четверть века назад. Поэтому водь, не дожидаясь, когда Ярослав Всеволодович перекроет подвоз продовольствия в Новгород, попросила защиты у ливонцев.
Не меньше неприятностей ожидало водь и в том случае, если Новгород начнет войну с Ливонией. В отличие от псковских земель, защищенных от ударов со стороны Ливонии крепостями, у вожан крепостей, за стенами которых они могли бы укрыться от вражеских нападений, не было. Именно поэтому эсты, совершая ответные набеги на Новгородскую землю, предпочитали нападать не на псковские пригороды, а на водь. Новгородцы защитить своих данников от этих набегов не успевали, да и не очень хотели. Русские грабят ливонские земли, возвращаются домой с богатой добычей и пленными, а расплачиваются за это ни в чем не повинные вожане. Например, после похода русских в Ливонию в 1221 году эсты за один только 1222 год совершили два похода в землю вожан. «Унгавнийцы (эсты из Дерптского епископства. — Авт.) уже в середине зимы выступили с войском в поход по глубокому снегу и перешли Нарву, разграбили соседнюю область, захватили пленных и добычу. Когда они вернулись, тем же путем отправились жители Саккалы, перешли Нарву и сделали далекий поход в землю, называемую Ингария (ижорская земля), относящуюся к Новгородскому королевству. Так как никакие известия их не опередили, они нашли эту область полной народу и нанесли ингарам тяжкий удар; перебили много мужчин, увели массу пленных обоего пола, а множество овец, быков и разного скота не могли захватить с собой и истребили. И воротились они с большой добычей, наполнив Эстонию и Ливонию русскими пленными, и за все зло, причиненное ливам русскими, отплатили в тот год вдвойне и втройне» (Хроника Генриха).
В сложившейся ситуации у вожан был только один выход — союз с Ливонией. Новгородский летописец назвал их за это «переветниками». В Ливонских хрониках не сообщается о том, что Орден занял новгородский пригород Тесов. Из этого следует, что в набегах на новгородские земли, о которых рассказывает НПЛ, Орден участия не принимал. Не могли же, в самом деле, наделать столько дел те два рыцаря, которых оставили в Пскове «охранять землю»? Наши историки из сообщения НПЛ о захвате Тесова делают вывод о том, что над Новгородом нависла смертельная угроза: мол, еще никогда так далеко ливонцы не вторгались на русскую территорию. Но и это неправда. Например, по сообщению НПЛ, еще в 1233 году «немцы» схватили в городе Тесове и увезли в Одемпэ новгородского боярина.
И в 1240 году сообщение о захвате Тесова не произвело на новгородцев впечатления. Это подтверждается тем, что в Новгороде в это время не возводили никаких оборонительных сооружений. Доподлинно известно, что всякий раз, когда возникала угроза вражеского нашествия, новгородцы начинали укреплять свой город. Об этом свидетельствуют данные археологических раскопок. В 1169 году новгородцы возвели возле города острог в связи с походом на Новгород суздальской рати. Следующий этап развития обороны города — 1224 год, вызван походом суздальской рати на Торжок (см. Соловьев, СС, т. 1, с. 601). После этого очередной строительный бум по возведению фортификационных сооружений обрушивается на город только полвека спустя — в 1270 году, во время конфликта Новгорода с братом Александра Невского — тверским князем Ярославом Ярославичем. Следующий раз новгородцы ставят новые остроги в 1316 году, в ожидании нападения тверского князя Михаила Ярославича (сына Ярослава Ярославича). Таким образом, полтора столетия (с конца XII по начало XIV веков) новгородцы укрепляли свой город в ожидании нападения русских из «низовых земель», а не шведов или немцев с Запада.
А в 1240 году новгородцы ничего не делают для того, чтобы подготовить город к обороне от врага, который, если верить историкам, уже стоял на его пороге. Следовательно, новгородцы не видели угрозы в том, что «неприятельские шайки метались в разные стороны, достигали тридцати верст от Новгорода и убивали новгородских гостей, ездивших за товарами» (Костомаров, указ. соч., с. 81).
4
Многозначительное молчание НПЛ о реакции Ярослава Всеволодовича на изгнание его семьи из Новгорода слишком красноречиво. Получается, что Ярослав не только никак не отреагировал на изгнание Александра, но и не предпринял никаких усилий для того, чтобы восстановить свою власть в Новгороде. Наоборот, сами новгородцы, одумавшись, попросили его о помощи. Поведение Ярослава не может не вызвать удивления: до этого момента такая христианская терпимость была совсем не в его характере. Великий князь не мог оставить без ответа брошенный ему вызов. Но как он сломил Новгород, мы уже никогда не узнаем. Но результат впечатляет: Александр не просто вернулся в Новгород, а вернувшись, твердой рукой навел новый порядок, уничтожив всех тех, кто настаивал на его изгнании. Учиненная им расправа не вызвала в Новгороде волнений и беспорядков. Если они и имели место, то летопись о них не сообщает.
Почему же новгородцы не воспользовались моментом и не освободились от власти Ярослава Всеволодовича, а спустя несколько месяцев сами пришли к нему (а не к Александру, как пишет «Житие» и показывает в своем фильме Эйзенштейн) с поклоном?
Первая причина — новгородцы убедились в том, что Ливония не может помочь им в борьбе с Великим князем и стоящей за ним Ордой. Размеры гарнизона, оставленного Орденом в Пскове, свидетельствовали о том, что участвовать в войне с «низовой землей» на стороне Новгорода ливонцы не будут. Приведя к власти в Пскове Ярослава Владимировича, его союзники вернулись к своим делам. Для примера, когда в 1230 году Тевтонский Орден построил в Мазурии один из своих первых замков, то разместил в нем гарнизон из ста рыцарей для дальнейшего наступления на земли пруссов. Учитывая, что стратегическое значение Пскова намного больше, чем у любого из многочисленных замков, построенных немцами в Прибалтике, Орден должен был оставить в нем соответствующий по численности гарнизон. Вместо этого ливонцы оборону Пскова доверили своим русским союзникам. И зря: уже через год новгородцы с ходу овладели «городом-крепостью» Псковом. Вот если бы Орден разместил в городе боеспособный гарнизон и принял меры по укреплению оборонительных сооружений, то вряд ли Ярославичам удалось так просто выбить ливонцев из Пскова.
Кроме того, если бы речь шла о том, что Орден начал захват русских земель, в чем его обвиняют наши историки, то он развернул бы строительство замков на оказавшихся под его контролем псковских и новгородских владениях. Например, в Пруссии за десять лет (1231—1241) тевтонцы построили сорок каменных замков. В русских землях — ни одного.
Единственное исключение — укрепление в Копорье, построенное на землях вожан. Впрочем, оно не было неприступной крепостью и было захвачено Александром Ярославичем безо всякого труда. Его гарнизон, судя по тому, что он оказался в плену у новгородцев, по каким-то причинам не оказал никакого сопротивления.
Вторая причина того, что Новгород вновь пришел просить князя у Ярослава Всеволодовича, в том, что разбои в новгородских владениях, отделение водьских племен и фактическое получение Псковом независимости, подорвало позиции противников суз-дальцев. Хлынувшие в Новгород беженцы из Пскова изменили соотношение сил в городе в пользу сторонников «низовых земель».
До этих событий Новгород и его окрестности были глубоким тылом. Здесь никогда не ступала вражеская нога. Со стороны Ливонии и Литвы Новгород защищал Псков и вожане. Со стороны финнов и шведов — Ладога и данники-карелы. Со стороны «низовых земель» — Торжок. После победы в Пскове пронемецкой партии и перехода вожан под власть Ливонии новгородские владения неожиданно оказались открытыми для грабительских набегов. Эсты получили возможность беспрепятственно грабить новгородские пригороды.
В Новгороде сложилась ситуация, аналогичная той, что повторилась во времена смуты, когда Новгород сдался шведам, а Москва присягнула польскому королевичу Владиславу, Псков решил остаться независимым. Не все в городе с этим согласились. Два воеводы, дети боярские и лучшие люди числом триста человек выехали в Новгород. Как пишет Соловьев: «После этого началась усобица между Новгородом и Псковом, напомнившая древнюю старину: новгородцы с шведами и псковскими отъезжниками приходили врасплох на Псковскую волость, отгоняли скот, брали в плен крестьян, портили хлеб и луга» (Соловьев. СС, т. 4, с. 634). В 1240 году происходило то же, что Соловьев применительно к 1611 году называет древней стариной. Только тогда инициатива исходила с псковской стороны: не новгородцы приходили грабить окрестности Пскова, а псковичи с немцами, чухонцами приходили в новгородскую волость и угоняли скот, брали полон, портили хлеб… Новгородцам ничего не оставалось, как искать союзника, с помощью которого они смогли бы восстановить ситуацию.
Третья причина связана с тем, что на Руси сложилась уникальная ситуация: из-за дефицита князей кроме Ярослава Всеволодовича реальных кандидатов на княжение в Новгороде попросту не нашлось. После нашествия Батыя на Южную Русь никто из русских князей уже не мог на равных противостоять Ярославу. Главный его соперник в борьбе за Новгород Михаил Черниговский бежал в Венгрию. Его княжество было разорено татаро-монголами, мужское население мобилизовано в ордынские войска, идущие на Европу.
С другим поставщиком князей в Новгород — Смоленском интересы новгородцев диаметрально разошлись. Мало того, что Смоленск установил тесные торговые связи с Ригой и стал торговым конкурентом Новгородской земли. Богатство Новгорода множилось благодаря тому, что он был главным посредником в торговле Руси с Европой, прежде всего, с немецкими городами, которые объединились в торговый союз Ганзу (официальный год рождения — 1241). Рига закрыла доступ купцам из немецких городов в Западную Двину, монополизировав торговлю с Русью по этому пути. Но самое главное, Смоленск вел войну с литовцами. Борьба со стремительно набирающей силу Литвой, уже почти подмявшей под себя вконец изнемогший Полоцк, отнимала у смоленских князей все силы. Если бы Новгород призвал князя из Смоленска, то ему пришлось бы участвовать в этой войне. С точки зрения Новгорода, участие в походах против Литвы — занятие опасное и малоприбыльное. Зачем рисковать жизнью в литовских болотах и лесах, когда в Ливонии легко можно взять богатую добычу? А угрозы безопасности Новгорода литовские набеги в то время еще не представляли.
Еще одна причина, по которой новгородцы не хотели смоленского князя, — сложные отношения Смоленска с Ордой. Смоляне успешно отразили нашествие Батыя и, видимо, в Новгороде ожидали того, что монголы отомстят им за это. Позвав смоленского князя, новгородцы рисковали навлечь гнев Орды и на себя.
Четвертая причина в пользу выбора князя из семьи Ярослава Всеволодовича — сам Ярослав Всеволодович, который не оставил планов сделать Новгород своей родовой вотчиной. Так что приглашение в Новгород князя из другого рода автоматически означало объявление войны Великому князю владимирскому. А воевать, особенно с сильным противником, новгородцы не любили и не умели. Они предпочитали грабить беззащитных туземцев.
Пятая причина — позиция православной церкви. То, что псковичи и вожане призвали на помощь католиков, вызвало недовольство самой влиятельной силы Руси — православной церкви. Новгородский архиепископ, обладавший колоссальной властью в Новгородской земле, почувствовал, что его господство над душами, а, главное, кошельками новгородцев оказалось под угрозой. Ориентация на Рим не сулила православной церкви никаких благ. Православные иерархи опасались, что идущие вслед за ливонцами католические священники начнут борьбу за паству. Могла пошатнутся монополия православия и связанные с ней доходы. Другое дело татары, которые не только не вмешивались в вопросы вероисповедания, но, что особенно ценно, предоставили служителям культа условия даже более выгодные, чем были у церкви на Руси до Батыева нашествия. По словам Карамзина: «Одним из следствий татарского господства было возвышение нашего духовенства, размножение монахов и церковных имений. Владения церковные, свободные от налогов ордынских и княжеских, благоденствовали». При католиках православная «свободная экономическая зона» могла оказаться под угрозой. Кроме того, высшие иерархи Русской Православной Церкви были из греков, у которых, после того как войско европейских рыцарей захватило Константинополь, вырос огромный зуб на католиков. Так что если Папа, после того как татары вторглись в Европу, благословлял свою паству на борьбу с захватчиками, то в то же самое время в православных храмах, скорее всего, молились за победы хана Батыя.
Стоит ли удивляться тому, что сам новгородский архиепископ (владыка) Спиридон отправился к Великому князю Ярославу Всеволодовичу просить помощи против «немцев».
Вот и получается, что из всех русских князей реальной кандидатурой на княжение в Новгороде был только один из сыновей Ярослава Всеволодовича. Сам он уже не претендовал на этот пост, так как получил более престижный престол Великого князя. А из его сыновей на княжение в Новгороде по возрасту подходили только два: Александр и его младший брат Андрей. Другие сыновья Ярослава были еще совсем малыми детьми.
Став Великим князем, Ярослав послал своим наместником в Новгород более взрослого Александра. Так юный Александр, незадолго до «Невской битвы», получил пост новгородского князя. Именно поэтому после падения Пскова он занял его второй раз.
5
По сообщению НПЛ, когда новгородцы прислали к Ярославу просить князя (1240 г.), он дал им Андрея. Новгородцы отправили новое посольство, прося Ярослава дать им Александра. Обычно это представляют как свидетельство того, что Александра в Новгороде считали выдающимся полководцем. Мол, только он, и больше никто, мог остановить врага. «Новгородцы рассудили, что один Александр может их выручить, и отправили к нему владыку Спиридона. Дело касалось не одного Новгорода, а всей Руси, — Александр не противился» (Костомаров, указ. соч., с. 81).
А чем же новгородцев не устраивал Андрей? Как военачальнику Ярослав Всеволодович своему сыну Андрею вполне доверял, иначе он не доверил бы ему суздальскую дружину, которую, спустя два года, послал в Новгород на помощь Александру. Так что предположение о том, что новгородцы выгнали Андрея потому, что как полководец он был хуже, чем Александр, лишены оснований. Да и относились к Андрею новгородцы намного лучше, чем к Александру. Если бы это было не так, то Андрей не пытался бы в 1252 году, после того как его разгромил Александр с татарскими войсками, найти убежище в Новгороде.
Вообще, если следовать версии, изложенной летописцем, то поступки сторон лишены всякой логики. Почему вместо того чтобы сразу послать в Новгород Александра, Ярослав Всеволодович отправляет туда Андрея? Новгородцы ведь просят не Андрея, а Александра. К чему такая неуступчивость? В сложившейся ситуации бескомпромиссность Ярослава Всеволодовича могла привести к тому, что Новгород последует примеру Пскова и откроет ворота ливонцам. Почему, в свою очередь, новгородцы, рискуя вызвать гнев Великого князя, выступают против его воли и решительно настаивают на кандидатуре Александра?
Напрашивается вывод, что история с изгнанием и возвращением Александра была придумана гораздо позже, и не только для того, чтобы снять с него ответственность за падение Изборска и Пскова. С одной стороны, она позволяет очернить новгородцев, с другой, придать Александру образ мученика, необходимый каждому христианскому святому. Кроме того, это бросает тень и на Андрея, который на фоне своего героического брата выглядит человеком, не способным защитить Отечество в момент смертельной опасности. А опорочить Андрея необходимо, так как отношения между сыновьями Ярослава не вписываются в легенду о защитнике земли русской святом князе Александре Невском.
По отрывочным данным в тщательно подправленных переписчиками первоисточниках можно сделать вывод, что Ярослав Всеволодович из своих сыновей выделял не прославленного потомками Александра, а преданного ими забвению Андрея. Косвенно об этом свидетельствует то, что после смерти Ярослава (1246 г.) Великим князем владимирским стал, видимо, по воле отца, именно Андрей. Как это произошло, сказать сложно. Описание событий, происходивших в течение трех лет после смерти Ярослава Всеволодовича, в летописях отрывочно и противоречиво. Став Великим князем, Андрей нарушил порядок горизонтального наследования, по которому великокняжеский престол переходил к старшему брату. Он изгнал из Владимира занявшего трон «по старине» своего дядю Святослава Всеволодовича (брата Ярослава). Это было первое за сорок лет нарушение порядка престолонаследия в Северо-восточной Руси. Чтобы решиться на такой серьезный поступок, Андрей должен был опираться на какие-то влиятельные силы. Иначе он ни дня бы не просидел на Великокняжеском троне: ни Святослав, ни старший брат Александр не отдали бы его без борьбы. Однако занять трон мало, его еще надо удержать. А последнее слово за тем, кому быть Великим князем владимирским, было за Ордой. Как отмечает Феннел: «Ни Александр, ни Святослав не имели достаточно сил, чтобы справиться с Андреем без поддержки татар, но и Андрей не мог удержать престол, не подтвердив своего права на него» (указ. соч., с. 146). В результате все трое, независимо друг от друга, поехали в Орду. В итоге Андрей получил право на Владимирский престол, а Александр — «Киев и всю Русскую землю». Святославу, который вместе с Юрием сражался с татарами в битве на реке Сить, поездка в Орду не помогла. О нем известно только то, что он умер в 1252 или 1253 году.
У Соловьева другая версия передачи Великокняжеского престола Андрею. Он пишет о том, что «Александр с Андреем имели в Орде большой спор, кому быть во Владимире, кому в Киеве, и хан отдал Киев Александру, а Владимир Андрею, основываясь на завещании покойного великого князя Ярослава. Что же могло заставить Ярослава завещать старшему Александру Киев, а младшему Андрею — Владимир? Быть может, особенная любовь к Андрею, который оставался всегда при нем…» (Соловьев, СС, т. 3, с. 152).
Костомаров считал, что Александр получил Киев не по завещанию отца, а в результате интриг монгольского хана. С одной стороны, это решение было свидетельством того, что Орда отдает свое «предпочтение Александру, так как Киев был старше Владимира». Но, с другой стороны, Орда приняла такое решение потому, что «Киевская земля была в те времена до такой степени опустошена и малолюдна, что Александр мог быть только по имени великим князем. Вероятно, монголы сообразили, что Александр, будучи умнее других, мог быть для них опасен, и потому не решились, не испытавши его верности, дать ему тогда Владимир, с которым соединялось действительное старейшинство над покоренными русскими землями» (указ. соч., с. 84).
Потом, надо полагать, монголы «испытали его верность» и остались довольны, раз уж они помогли Александру отобрать у Андрея Великое княжение. И Александр Ярославич честно отработал полученный пост, помогая утвердить ордынское иго на землях Владимиро-Суздальской Руси. До конца своей жизни он безжалостно подавлял любые попытки сопротивления татаро-монголам в своих владениях.
Итак, после вмешательства новгородского владыки Александр Ярославич возвращается в Новгород. Первое, что он там делает, — уничтожает своих противников. «Когда в 1241 году Александр к радости анти-немецкой группировки прибыл в Новгород, он предпринял крутые меры: повесил «многие крамольники» в Новгороде…» (Феннел, указ. соч., с. 144). Напомню, что в захваченном «немцами» Пскове никого не вешали, и все диссиденты, недовольные новой властью, его беспрепятственно покинули.
НПЛ описывает возвращение Александра стандартной формулировкой, которой новгородский летописец сообщает о прибытии в город очередного князя: «пришел князь Александр в Новгород и были рады новгородцы». О расправах над новгородцами летописец молчит. Почему? Да хотя бы потому, что Новгородская летопись создавалась при дворе новгородского архиепископа.
О том, что происходило в Новгороде после того, как туда вернулся Александр, можно судить по косвенным данным. О том, что его возвращение ознаменовалось жестокой расправой над противниками суздальской партии, свидетельствуют жалобы новгородцев на его «самовластие», прозвучавшие в договоре, заключенном Новгородом с князем Ярославом, наследовавшим Великое княжение после смерти Александра в 1264 году: «А что, княже, брат твой Александр делал насилие в Новгороде, от того, княже, отступи».
Карательные мероприятия Александра вынудили сторонников мира с ливонцами уйти в глубокое подполье. Развешав на суках своих противников в Новгороде, Александр собрал городское ополчение и двинулся на «переветников» чухонцев.
Кто именно построил «город Копорье», разрушенный Александром, «Житие» не уточняет, — некие «пришельцы» с «Западной стороны». НПЛ указывает на «немцев». Кто это был? Шведы, датчане, ливонские рыцари, люди Дерптского епископства или крещеные немцами эстонцы, пришедшие на помощь своим соплеменникам-вожанам? Неизвестно. В отечественной исторической науке утвердилась версия о том, что «город» Копорье построили ливонские рыцари. Вот только зачем Ордену понадобилось тратиться на его строительство? По сравнению с Псковом или Изборском стратегическое значение Копорья равно нулю. Ливонии, выступившей на стороне Ярослава Владимировича, грозила очередная война с Новгородом и «низовой землей», следовательно, им нужно было укреплять рубежи на путях из Новгорода и Владимиро-Суздальского княжества. А Копорье находится в противоположном направлении, откуда вторжение в Ливонию не ожидалось.
Ливонцам, учитывая их крайнюю стесненность в средствах, следовало не распылять свои ресурсы, а попытаться удержать в своих руках то, что они уже получили. Например, Александр Ярославич, укрепляя новгородские рубежи со стороны Пскова, строит крепости по берегам реки Шелонь. Почему именно здесь? Шелонь впадает в озеро Ильмень. Из этого озера вытекает река Волхов, на берегах которой стоит Новгород. Один из притоков Шелони берет начало недалеко от Пскова. Таким образом, этот водный путь — главная связующая нить между Новгородом и Псковом. Именно на берегах этой реки и должен был строить укрепления Орден. Прямо напротив крепостей новгородцев, так же, как в 1492 году, Иван III приказал построить крепость Ивангород напротив замка ливонских рыцарей — Нарвы.
Но у ливонцев нет средств на укрепление подступов к Пскову со стороны Новгорода. У них нет возможности даже расположить в Пскове боеспособный гарнизон. Ливонцы помогли Ярославу Владимировичу вернуть его княжество. Удержать его в своих руках он должен был уже сам. Война с Русью из-за Пскова никому в Ливонии была не нужна. Ливонцы хотели решить только одну проблему: обезопасить свои границы от ежегодных вторжений русских.
Так что если Орден или Дерпт попытались закрепиться в Копорье, то это было ошибкой. Ливонцы не могли обеспечить здесь серьезного военного присутствия. Разумеется, наши историки утверждают, что Копорье было «сильнейшей крепостью». Правда, следов этого грандиозного фортификационного сооружения публике предъявить не могут. Где же эта мощная вражеская крепость? Куда делись ее толстые стены и высокие башни, которые не смогли противостоять неудержимому натиску чудо-богатырей прославленного полководца Александра Невского? Давайте покажем их восторженным потомкам. Мы будем смотреть на них и гордиться доблестью наших предков. На вопрос, а где же, собственно, этот самый немецкий замок Копорье — символ русской воинской славы — историки, не моргнув глазом, отвечают: — «Крепость была взята на шит и срыта до основания» (Бегунов, указ. соч., с. 77). И вновь лукавит многоуважаемый академик.
Триста лет спустя приглашенный в Москву итальянский архитектор Аристотель Фиоравенти приказал разбить стенобитной машиной стены недостроенного псковскими мастерами Успенского собора Московского Кремля (1479 г.). Работа заняла несколько дней. Скорость, с которой заграничный мастер ее проделал, вызвала настоящий фурор. «Три года церковь строили, а он меньше чем за неделю развалил!» — восхищались иностранным мастером москвичи (Соловьев, СС, т. 5, с. 174).
Спрашивается, сколько времени понадобилось бы Александру для того, чтобы развалить не церковь, а «сильнейшую крепость»? Если ее легко удалось «срыть до основания», не применяя технологии, которой до Фиоравенти на Руси не было, то это значит одно — крепость была деревянной. Следовательно, утверждения о том, что это было мощное оборонительное сооружение — очередная ложь. Скорее всего, это был скромный деревянный острожек. Ведь даже если бы ливонцы вознамерились построить в Копорье каменный замок, они бы этого просто не успели сделать. На строительство небольшого каменного замка, по своим размерам и внешнему виду напоминающего загородную виллу новых русских, уходило не меньше года.
Другой вопрос, а зачем надо было разрушать построенную «немцами» крепость? Ведь в ней можно было разместить новгородский гарнизон и использовать построенные врагами стены для контроля над вожанами и защиты этих земель от новых нападений врагов. Ведь они нападали на водскую землю именно потому, что ее не защищали крепости. Тем более, нет смысла одну крепость ломать, а потом на ее месте строить другую: не прошло и сорока лет (в 1279 г.), как сын Александра Ярославича Дмитрий возводит в Копорье крепость, поначалу деревянную. На следующий год он стал строить ее в камне. Может быть, «немецкие» мастера строили настолько плохо, что проще было снести их постройку и возвести на ее месте новую? Если бы это было так, не пришлось бы через триста лет звать в Москву итальянца, чтобы он переделал некачественную работу псковских строителей.
Интересна дальнейшая судьба крепости Дмитрия. Князь заявил, что эта фортификация послужит целям борьбы с Орденом, но новгородцы потребовали ее уничтожить. Они опасались не Ордена (от вторжений со стороны Ливонии по водской земле Новгород так и не был прикрыт), а того, что им, случись что, придется выковыривать из Копорья самого князя Дмитрия.
До взятия Копорья русским не удалось овладеть ни одним даже самым плохеньким ливонским замком. Более того, следующие триста лет им это тоже не удавалось. Так что победа Александра была исключением из правила. Но не стоит курить фимиам по этому поводу: ни о полководческих талантах Александра Ярославича, ни о воинской доблести наших предков в данном случае речи не идет. Никакой осады и штурма «сильной крепости» не было. «Житие» о взятии Копорья сообщает в двух словах: «пошел и разрушил их город». Вот так просто пришел и поломал все куличики, которые местные ребята построили в своей песочнице. А они, наверное, увидев приближающегося амбала-соседа, с ревом разбежались по домам. Мамам под подол. Запись летописца об этом событии не менее лаконична: «Пошел князь Александр на немцев на город Копорье с новгородцами, ладожанами, с корелой и с ижорой и взял город» (НПЛ, 1241 г.).
Также ничего неизвестно о численности гарнизона, оборонявшего Копорье. Но можно предположить, что если в таком крупном городе и стратегически важной крепости как Псков ливонцы оставили всего двух рыцарей, то в Копорье и того меньше. А куда же меньше? Только если никого. Судя по тому, как легко Александр овладел «сильной крепостью», сопротивления ему не оказали. Видимо, по этой причине. Тогда каких же «немцев» взял Александр в плен при захвате Копорья, если их там не было?
Что же на самом деле произошло в земле вожан? Скорее всего, события развивались так: ливонцы пришли на помощь местному населению, решившему перейти под их юрисдикцию. Со времен крещения ливов в качестве подарка язычникам, принявшим крещение (или заявившим о намерении это сделать), миссионеры строили «замок». Построив вожанам укрепление, ли-вонцы посчитали, что свой христианский долг перед ними полностью исполнили: теперь сами защищайтесь от своих врагов. Не получив больше никакой поддержки из Ливонии, вожане почли за благо не оказывать новгородцам сопротивления.
По доброй семейной традиции дома Ярославичей, Александр жестоко расправился с «переветниками» вожанами. Те, кто грабил новгородские окрестности, давно ушли вместе с награбленным туда, откуда пришли. Остались аборигены, которым некуда было бежать из своих домов, да немецкие купцы, оказавшиеся в этих пограничных землях по своим делам. Скорее всего, именно их Александр и схватил.
Кто такие вожане, которые так натерпелись от Ярослава Всеволодовича и его сына и как сложилась дальнейшая судьба этого многострадального народа? Сегодня большинству россиян имя народа водь ни о чем не говорит. А ведь до прихода славян этот финно-угорский народ заселял огромное пространство на северо-западе Восточно-европейской равнины. Территория, на которой проживали вожане, простиралась от Северо-восточной Эстонии до Ладожского озера (современная Псковская, Новгородская и Ленинградская области). Южная граница расселения этого «чухонского» племени проходила в окрестностях Новгорода. Водский язык относится к южной ветви прибалтийско-финской группы финно-угорских языков. Ближайший родственный ему язык — эстонский. Таким образом, вожане — одно из эстонских (или финских) племен, которых русские собирательно называли чухонцами. Но, в отличие от других чухонцев, которым удалось отстоять независимость от Киевской Руси, вожане попали под власть Новгорода. Подчинение Новгороду, а затем и Московской Руси, сыграло в судьбе этого народа роковую роль. Другие эстонские и финские племена тоже потеряли свою независимость. Но их подчинили не православные русские, а католики — немцы, датчане и шведы. Кому же больше не повезло?
В вышедшем в советское время «научно-популярном географо-этнографическом издании в 20 томах» под названием «Страны и народы» с гордостью пишут о том, что «закрепощенный эстонский крестьянин в многовековой борьбе с иноземными феодалами сумел сохранить свой язык, культуру и особенности быта» (т. Советский Союз, с. 42).
Вожанам, оказавшимся под властью новгородских феодалов, в отличие от их соплеменников на территории Эстонии и Финляндии, не удалось сохранить ни своего языка, ни культуры, ни быта. Уже в начале прошлого века потомков коренного населения Северо-Востока России можно было обнаружить только в нескольких деревнях под Нарвой. Осенью 1990 года финские ученые получили от официальных советских властей информацию, что в СССР проживают шестьдесят семь человек водской национальности. Причем, родным языком из них владели лишь несколько стариков. Но и они говорили не на чистом водском языке, а на диалекте ижорского языка.
Что привело к исчезновению этого когда-то многочисленного народа? Первый удар ему нанес организованный Ярославом Всеволодовичем голод 1214 года, когда часть води вымерла, а часть бежала к соплеменникам эстам. Это был первый массовый исход вожан со своей земли. Следующий этап геноцида води — карательная экспедиция новгородцев под руководством Александра Ярославича.
Затем на многие годы территория, населенная водью, становится ареной пограничных столкновений Новгорода с Ливонией и Швецией. В 1444 году ливонцы увели часть вожан с собой и расселили в своих владениях (на территории современной Латвии). После присоединения Новгорода к Московскому княжеству была проведена еще одна депортация вожан. В 1484 и 1488 годы большое количество води было вывезено в среднерусские земли, а на их место переселили русских.
Несмотря на это, водьский народ продолжал бороться за выживание, пытаясь сохранить свой язык и культуру: в середине XVI века новгородский епископ жалуется, что водь по-прежнему держится своих языческих верований. Русская Православная Церковь насильственным распространением христианства среди вожан способствовала ускорению процесса их ассимиляции. На это указывает тот факт, что среди вожан получили широкое распространение русские имена, дававшиеся при крещении.
Окончательный приговор вожанам подписал Петр I, заложив на их землях новую столицу Российской Империи. После основания Санкт-Петербурга большое количество вожан, которым «посчастливилось» проживать в окрестностях столицы, выслали в Казань. Территория племенного обитания води оказалась в самом центре политической, экономической и культурной жизни империи. Земли вожан роздали царским вельможам. Еще большую угрозу представлял хлынувший в новую столицу и ее окрестности поток мигрантов. Для води это была настоящая национальная катастрофа, потому что этот народ не мог противостоять ассимиляции: у него не было ни своей самостоятельной административной территории, ни письменности, ни обучения на родном языке. Последним бастионом национального самосознание вожан оставался разговорный язык. Но и он не смог устоять. Уже к середине XIX века половина води на родном языке не говорила. В повседневной жизни все больше распространялись русский быт, обряды и традиции. К этому времени численность вожан составляла 5148 человек. Через полвека, в 1917 году, численность вожан сократилось в пять раз (!). Их осталось около тысячи человек.
Советская власть довершила процесс ассимиляции. Часть водьских крестьян была депортирована во время коллективизации. Тех, кто избежал раскулачивания, лишили возможности заниматься традиционными ремеслами и сломали привычный уклад жизни. Во время Великой Отечественной войны часть вожан, оказавшихся на оккупированной территории, была вывезена в Финляндию. Возвратившихся после войны в СССР расселяли по всей стране, и лишь после 1956 года они смогли вновь вернуться на родину. Но к тому времени в их домах жили другие люди.
Сегодня можно признать, что история народа водь закончилась. Такого народа на планете Земля больше не существует. Последние из вожан исчезают у нас на глазах.
6
После удачно проведенной зачистки Копорья чухонцев-вожан Александр вешает, а попавших ему в плен «немцев» отпускает: «немцев привел в Новгород, а иных пусти по своей воли; а вожан и чудь переветников повесил» (НПЛ). Почему не страдающий сентиментальностью Александр проявил по отношению к пленным «немцам» такое великодушие? «Житие» лицемерно объясняет это тем, что князь был «милостив паче меры». Но почему же тогда милость Александра оказалась избирательной — аборигенов он не пощадил? Предлагаю два варианта, объясняющих неожиданную вспышку гуманизма по отношению к «немцам». Первый: «немцев» в Копорье в плен взять не удалось просто по причине их отсутствия. А как тогда объяснить тот факт, что в Копорье не было иноземных захватчиков? Да очень просто: были, но милостивый князь по доброте душевной отпустил их на все четыре стороны.
Второй: Александр получил за «немцев» хороший выкуп, которым, так же, как и его отец до этого, не захотел делиться со своими новгородскими подельщиками. Им он заявил, что пленных немцев отпустил задаром. Из милости. И, надо отметить, что эта сделка, если она имела место, ему прекрасно удалась. И подзаработал, и имидж свой улучшил, войдя в историю как «паче меры» милостивый. Только интересно, как бы отнеслись к такой оценке личности Александра родственники повешенных им новгородцев и чухонцев?
А что же делают в это время ливонцы? А ничего не делают. Они безучастно наблюдают, как новгородцы: разрушают их форпост. «Немцы» не пришли на помощь Копорью и не погашались отбить его обратно. Может быть, это связано с тем, что все свои силы они бросили на защиту Пскова, по которому, по логике событий, противник должен был нанести следующий удар? Нет. Ливонцы не предприняли никаких мер для усиления обороны Пскова.
Поведение Александра после уничтожения Копорья тоже вызывает только недоумение. Пока «немцы» не опомнились и не предприняли мер для усиления обороны, надо было освобождать Псков. Но вместо того чтобы, используя фактор внезапности, развивать достигнутый успех, Александр опять покинул город. Некоторые историки, например Соловьев (СС, т. 2, с. 150), считают, что он убыл в Орду. С какой целью? Надо полагать, что в такое далекое путешествие Александр Ярославич отправился по очень важному делу: попросить помощь для похода в Ливонию. Участие ордынцев в дальнейших событиях — вопрос спорный. И «Житие», и НПЛ о поездке князя в Орду умалчивают. Доподлинно известно только то, что Александр вернулся в Новгород не один. С ним были его брат Андрей и суздальские полки.
Известно и то, что когда Александр просил Орду о военной помощи, она ее оказывала. Например, когда в 1252 году Александр пожаловался в Сарае на своего младшего брата и боевого товарища Андрея, что тот не исполняет обязанностей перед татарами и «отнял у него старшинство», ордынцы послали Александру на помощь целое войско — «Неврюеву рать». Ничто не мешало аналогичным образом ответить на визит Александра и в 1241 году, тем более что Орда была заинтересована в том, чтобы восстановить контроль над Псковом и обложить данью богатую Ливонию.
По другим версиям, Александр не пошел сразу после уничтожения Копорья на Псков из-за того, что у него было мало сил. «Но для освобождения Пскова одних новгородских сил было недостаточно. Поэтому Александр отправился к отцу в Суздальскую землю просить подкреплений. Ярослав Всеволодович согласился отпустить свои полки, и Александр со свежими силами и с братом Андреем возвратился в Новгород» (М. Хитров. «Александр Невский»).
Но в действительности для «освобождения» Пскова никакие подкрепления Александру не понадобились. Как и Копорье, Псков он тоже занял без боя. Дружины, которые привел из «низовой земли» Андрей, были нужны не для освобождения Пскова, а для похода в Ливонию.
Как Псков — сильнейшая крепость Древней Руси — вместе с гарнизоном ливонских рыцарей оказалась в руках Александра Ярославича? Чтобы ответить на этот вопрос, посмотрим, как сложилась дальнейшая судьба главного «переветника» Ярослава Владимировича. Учитывая то, как Александр расправлялся с «изменниками», участь этого князя должна была быть печальной. Но после освобождения Пскова вместо петли на шею он получил княжение в Торжке. За какие же заслуги главный виновник этой войны выходит сухим из воды?
Очевидно, за предательство своих союзников. Ярослав Владимирович вступил в сговор с Ярославом Всеволодовичем и впустил в Псков дружины Александра и Андрея. Ничего не подозревающий ливонский гарнизон был взят в плен, не успев оказать сопротивления. Да и что могли сделать два рыцаря?
О том, что ливонский гарнизон в Пскове попал в плен, пишет Хроника Германа Вартберга: «Новгородцы захватили внезапно оставшихся братьев вместе с их людьми». Об этом же пишет НПЛ: «Пошел князь Александр с новгородцами и с братом Андреем и с низовцами на Чудскую землю на немцев (Дерптское епископство. — Авт.) и занял пути до Пскова; и захватил князь Псков, схватил немцев и чудь, и, сковав, заточил в Новгороде, а сам пошел на чудь». Ливонская рифмованная хроника пишет не о пленении, а об изгнании братьев-рыцарей из Пскова: «На Руси есть город, он называется Новгород. До князя дошло это известие (что немцы оставили гарнизон в Пскове. — Авт.), он собрался со многими отрядами против Пскова. Туда он прибыл с большой силой; он привел много русских, чтобы освободить псковичей. Этому они от всего сердца обрадовались. Он изгнал обоих братьев-рыцарей, положив конец их фогтству (название «фогт» происходит от латинского слова «advocatus». В русских летописях орденские фогты называются «судьями». — Авт.), и все их кнехты были прогнаны. Никого из немцев там не осталось: русским оставили они землю». Интересно, что ливонский менестрель не называет имени новгородского князя, изгнавшего немцев из Пскова. Но он не отождествляет его с Александром Ярославичем, который в Рифмованной хронике появляется позднее в качестве суздальского князя. То ли до ливонцев еще не докатилась всемирная известность Александра, то ли к освобождению Пскова он не имеет никакого отношения.
О судьбе Изборска ни русские, ни ливонские источники ничего не сообщают. Надо полагать, что этот город, так же, как и Псков, без боя подчинился власти Ярославичей. Почему ливонцы не удержали эту крепость? Как русским удалось взять ее неприступные стены? Почему, наконец, летописцы дружно забыли про Изборск? Ведь это не какая-то деревенька, а один из старейших городов Руси. Не просто крепость, а ключ к замку, закрывающему псковско-ливонскую границу. Изборск не только плацдарм для нападений на новгородские земли, но и стратегически важный форпост обороны Ливонии со стороны Руси.
Если бы ливонцы стали оборонять Изборск, то у русских было не много шансов выбить их из этой крепости. Однако ни датчане из Ревеля, ни Дерптское епископство, ни Орден — никто не захотел за него сражаться. Больше всего в том, чтобы Изборск оставался под контролем ливонцев, было заинтересовано Дерптское епископство. Но начать войну из-за Изборска епископ Дерптский не мог. Ему едва хватало сил оборонять собственные владения от нападения воинственных соседей.
Всего через двадцать лет после «Ледового побоища» (в 1262 г.) объединенные силы нескольких русских княжеств и Новгородской земли вместе с литовцами напали на Дерпт. «В осень пошли новгородцы с князем Дмитрием Александровичем великим полком под Юрьев; были с ним и Константин князь, зять Александров, и Ярослав, брат Александров, со своими мужи, и Полоцкий князь Товтивил, с ним полочане и Литвы 500, а новгородского полку бесчисла» (НПЛ).
В один приступ русские берут «город Юрьев тверд в три стены». «Людей многих града того убили, других в плен взяли, иных сожгли вместе с женами и детьми и товара взяли бесчисла и полона», — описывает результаты этого похода НПЛ.
Что дало взятие города, который новгородский летописец называет русским именем Юрьев? Несмотря на то, что Дерпт пал, замок, вокруг которого он был построен, взять не удалось. Да русские и не пытались его захватить. Зачем? Город разграблен, пленные и богатая добыча захвачены. Ради чего рисковать жизнью? Союзники, вполне довольные результатами похода, расходятся по домам: «И вернулся князь Дмитрий в Новгород со всеми новгородцами с многим товаром» (НПЛ).
Почему «древний русский город» Юрьев, который, по версии отечественных историков, захватили «западные агрессоры» в 1224 году, не был освобожден русскими в 1262 году? По тем же причинам, по каким они не пришли на помощь князю Вячко в 1224 году. Никто на Руси в XIII веке не хотел Юрьевом владеть и за него воевать. Другое дело — ограбить слабого, но богатого соседа. Именно это было лейтмотивом отношений Новгородской земли и Владимиро-Суздальского княжества с Ливонией. И эта политика была унаследована Москвой, которая во времена Ивана Грозного попыталась завоевать Ливонию.
Как и после потери Копорья Ливония никак не отреагировала на потерю Пскова и Изборска. Ливонских рыцарей, взятых в плен в Пскове, заковывают в цепи и уводят в Новгород. Ливонский менестрель язвительно замечает по этому поводу: «Кто покорил хорошие земли и их плохо занял военной силой, тот заплачет» (ЛРХ).
7
У историков нет единой версии по поводу того, как развивались события после «освобождения» Пскова. Костомаров, например, полагает, что «оставаясь во Пскове, Александр ждал против себя новой неприятельской силы и вскоре услышал, что она идет на него. В первых числах апреля 1242 года Александр двинулся навстречу врагам» (указ. соч., с. 81). Тем самым историк хочет внушить читателю, что русские только оборонялись. Версия Костомарова противоречит новгородской летописи, которая говорит о том, что русские не сидели в Пскове, ожидая нападения, а вторглись на территорию Дерптского епископства. Там они занялись привычным делом — грабежом местных жителей и были разбиты подоспевшими силами ливонцев. Вот что пишет НПЛ, продолжая рассказ о том, как после «освобождения» Пскова Александр и Андрей пошли на чудь: «Придя на их землю, пустили полки в зажитие, а Домаш Твердиславович и Кербет были в разгоне (разведке?) и встретившись с Немцами и Чудью, и бились там; убили Домаша, брата посадника и иных с ним, а иных в плен взяв, а иные к князю побежали, князь же отступил на озеро, немцы же и чудь пошли на них».
Так что Костомаров не прав, выдавая Александра за миротворца-освободителя. Не русские ждали нападения ливонцев, а ливонцы взялись за оружие после того, как Александр вторгся на их территорию. Наскоро собранные отряды эстов, жителей Дерпта, дружины епископа и, возможно, несколько ливонских рыцарей, не участвующих в подавлении восстания на острове Эзель, сумели дать достойный отпор, разгромить и обратить в бегство незваных гостей. Отряды грабителей, встретив организованное сопротивление, в панике бежали. Ливонцы стали преследовать отступавших и встретились с основными силами русских.
Соловьев, в отличие от Костомарова, старается сохранить объективность и описывает эти события в соответствии с текстом летописи. По Соловьеву, освободив Псков, «Александр вошел в Чудскую землю, во владения Ордена; войско последнего встретило один из русских отрядов и разбило его наголову; когда беглецы принесли Александру весть об этом поражении, то он отступил к Псковскому озеру и стал дожидаться неприятеля на льду его»(СС, т. 2, с. 150).
По наиболее приближенной к летописному тексту версии Руслана Скрынникова события развивались так: «Весной 1242 г. Александр Невский вторгся во владения Ливонского ордена. Вступив на западный берег Чудского озера, князь пустил полк в «зажитие». Полки ходили в поход без обозов, и ратники должны были добывать себе продовольствие «зажигаем», т. е. грабежом и насилием. Поход в Ливонию начался с крупной неудачи. Отряд Домаша Твердиславича, брата новгородского посадника, подвергся внезапному нападению рыцарей и чуди. Воевода и многие его воины были убиты. Уцелевшие ратники бежали в полк князя Александра и предупредили его о приближении рыцарей. Александр спешно отступил в свои владения на новгородский берег Чудского озера».
Хотелось бы узнать, как можно, ведя боевые действия на вражеской территории, подвергнуться «внезапному нападению»? А зачем часовые, боевое охранение, дозор, разведка и прочие нехитрые премудрости военного дела? Хотел посмотреть бы я в глаза тому великому полководцу, который так организовал наступление на территории врага, что его войска были разбиты при «внезапном нападении». Может быть, стоит изменить статут ордена Александра Невского и награждать им тех военачальников, чьи части подверглись «внезапному нападению», были разбиты и бежали с поля боя?
После этой победы ливонцам надо было не продолжать преследование, а вернуться под защиту крепостных стен и дождаться подхода подкреплений. Но они почему-то движутся в сторону русских земель.
Первая редакция «Жития» объясняет это странное поведение ливонцев их надменностью: «Великий князь Александр Ярославич, отправившись против неприятелей, переловил немцев и чудь, освободил Псков из плена, повоевал и пожег их землю и забрал без числа в плен, а иных порубил. Тогда надменные враги собрались и порешили: «Пойдем, погубим великого князя Александра и возьмем его своими руками!»
Можно предположить, что ливонцы решили, что они легко разобьют остатками русского войска во главе с молодым князем, если им удалось нанести поражение отряду во главе с новгородским воеводой (а на этом посту мог быть только очень опытный воин). На льду ливонцев останавливает войско Александра — Андрея. Там, по мнению авторов героической биографии Александра, и произошло грандиозное сражение, которое прозвали «Ледовым побоищем», или Чудской битвой. Последнее название не совсем корректно, так как точно неизвестно, на льду какого из озер: Псковского, Чудского или соединяющего их пролива — Теплого озера, произошло это сражение. Так, Соловьев пишет про Псковское озеро, Костомаров об Узмене (Теплом озере), Скрыльников — о новгородском береге Чудского озера, а Лев Гумилев — о западном береге того же озера. Почему такое расхождение? Потому, что в летописи неясно указано место «Ледового побоища»: «Поставили полк на озере Чудском, на Узмени, у Вороньего камня (горы, скалы)», «Узмень», по мнению ряда авторов, — это и есть пролив между Псковским и Чудским озером, то есть Теплое озеро.
Чтобы определить место возможного сражения, нужно ответить на вопрос: куда направлялись ливонцы? Что было конечной целью их похода? Если Псков, то почему они, вместо того чтобы идти к нему кратчайшей дорогой, сделали крюк на Чудское озеро? В этом направлении они могли двигаться, только если целью их похода был Новгород. Но к такому походу ливонцы были не готовы. Ни до, ни после этого, они не осмеливались нападать на Новгород. Тем более поход на Новгород нельзя было начинать до тех пор, пока в тылу ливонского войска был Псков, откуда русские не только могли ударить по войскам, ведущим осаду Новгорода, но и напасть на оставшиеся без защиты ливонские земли.
Получается, что единственная причина, по которой ливонцы оказались на льду Чудского озера, — преследование отступающих с награбленным добром и пленными русских.
Следовательно, вопреки утверждениям наших историков, и в этот раз не было никакого вторжения на русские земли. Тем более, не может быть и речи ни о каком «крестовом походе на Русь». Максимум, чего хотели и могли добиться ливонцы, — это выдворить русских со своей территории и отбить захваченную ими добычу. В советское время предпринимались попытки найти место «Ледового побоища». Академия наук даже организовывала спе циальную экспедицию. Полевые исследования проводились летом 1963 года сотрудниками отдела истории русской культуры Государственного Эрмитажа. Они пыталась найти тот самый пресловутый «Вороний камень» и раскопать погребения павших воинов и другие материальные свидетельства сражения.
На основании археологического и геологического обследования района деревень Чудская Рудница, Заходы, Пнево и Путьково было сделано следующее заключение: «В обследованной местности отсутствуют сколько-нибудь значительные, с геологической точки зрения, по своей величине валуны или выходы коренных пород, которые могли бы по этой причине играть в прошлом роль ориентира для летописца или послужить населению основанием назвать по ним те или иные находившиеся поблизости участки местности (острова, урочища и т. п.)».
Не только самого «Вороньего камня», но и никаких захоронений, остатков оружия, указывающих на то, что в этих местах произошло сражение, ученые не обнаружили.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |