Русские суда
Вполне естественно, нас интересует вопрос - какими средствами преодоления водных пространств обладали славяне, как выглядели их первые суда, как эволюционировало судостроительное мастерство, как возникало и развивалось мореходное, и, в частности, военно-морское искусство. Как ни скудны наши сведения, как ни ограничен круг наших источников, но и на этот вопрос мы попытаемся дать ответ.
Погребальные обычаи восточных славян периода первых письменных источников свидетельствуют о чрезвычайной древности лодьи и саней в качестве средств передвижения. Обычай погребать покойника или доставлять труп к месту погребения в лодье или на санях указывает на то, что в религиозных представлениях восточных славян, отражавших чрезвычайно архаические формы быта, сани и лодья выступают в качестве древнейших средств передвижения. Эти последние нужны покойнику для того, чтобы перебраться в загробный мир. Средством передвижения на земле были лодья и сани. Так было в древности, в далекие времена, когда еще не было ни колеса, ни телеги, а зимой и летом перебирались по суше в примитивных волокушах или санях, как это имело место еще не в столь отдаленные времена на Камчатке. И "седя на санех" (X е. на склоне лет, в ожидании смерти, перед кончиной, у гробовой доски) Владимир Мономах, употребляя народное выражение, в своем "Поученье" сохранил нам, как и миниатюры Сильвестровского списка "Сказания о Борисе и Глебе", память не только о древнем погребальном обычае, но и о доколеных средствах передвижения своих далеких предков. 1
Синхронным, если не еще более древним, был обычай погребения в лодье, свидетельствующий, что у предков славян передвижение связывалось с челноком, лодьей. Ею и снабжали покойника, отправляющегося па тог свет. Ибн-Фадлан с рядом красочных подробностей описывает похороны знатного руса, сжигаемого в собственной лодье. 2
Остатки погребений в лодьях обнаружены при археологических раскопках. 3
Из всего сказанного естественно вытекает, что лодья была древнейшим средством передвижения у восточных славян.
В письменных источниках древнейшие русские суда выступают под названием "кораблей" и "лодей" (ладий, олядий), причем этими терминами летописец пользуется альтернативно, и выступают они в самом широком, нарицательном значении и употребляются для обозначения всякого судна вообще. 4
Обычно представление о греческом происхождении русского слова "корабль" (от греч. - kapajSoc) не имеет за собой никаких оснований. Мы можем проследить как раз обратный путь этого слова.
Наличие в ряде языков южной, юго-восточной и юго-западной Европы и сопредельных с ними земель мусульманского Востока слов, обозначающих судно и происходящих от слова "корабль" (латин. - earabus, исп. - carabella и порт. - caravella, араб. - "караб" и "гураб"), при отсутствии языковых и смысловых аналогий в языках Северной и Западной Европы говорит о единстве происхождения термина "carab", и вряд ли мы ошибемся, если предположим, что на юге христианского и в мусульманском мире этот термин распространялся из Византии.
Византия же заимствовала слово "корабль" из русского языка, переделав его в "kapapo;". Такой вывод на первый взгляд кажется неожиданным и необоснованным, причем такого рода отношение к высказанной гипотезе* обусловлено обычным представлением, что русский язык может заключать и заключает в себе ряд иностранных слов, но сам он на языки соседних народов, а особенно на греческий и латинский, влиять никак не мог.
Такое представление не соответствует действительности. Стоит вспомнить (у Плиния) латинское слово "viverra" (белка), явно позаимствованное из восточнославянских языков и представляющее собой латинизированную "виверицю" и греческое akfj" - "kaovdekY]<;" того же происхождения, обозначающее "одежду из меха", происходящее от "куницы
Постараемся аргументировать высказанное предположение о восточнославянском происхождении греческого "kapaP°c" (ново-греч. kapa|3i). Во всех без исключения славянских языках встречается слово "корабь", "кораб", "корабль" в значении "судна" (болг. - "кораб", чешское "korab, польское - "korab", серб. - "кораб", и т. д.).5
И. И. Срезневский указывает: "нет ни одного славянского наречия, в котором это слово не было бы своим… слово korab, korabi - живет, как народное". 6Еще С. А. Гедеонов, а затем и Н. П. Загоскин совершенно справедливо восстали против объяснения слова "корабль", как заимствования из греческого.
Корень "кор", "кора", "корье", лежащий в основе слова "корабь ("корабль), лежит в основе и таких слов как "короб", "коробка", "корзина" и обозначает некое вместилище, сделанное из коры. Не случайно и до сих пор в чешском языке слово "korab" означает и древесную кору, и большую лодку. И это вполне понятно, если мы учтем, что древнейшие суда делались из прутьев и обшивались корой, а позднее кожами. Исидор объясняет: "carabus - есть малая ладья из сплетенных прутьев, обтянутых кожею".
Таким образом, в славянских языках понятие "судно" обозначалось словом "корабь" потому, что некогда, в очень отдаленные времена, суда действительно представляли собой лодки, сделанные из коры. В других индоевропейских языках слова, обозначающие суда, уже не отражали этой ранней ступени судостроительного искусства, и слово "корабль" пришло в греческий язык в архаическом, первоначальном его значении из славянских языков, в частности, из русского языка. Античная Греция не знала слова "kapapoc", обозначающего судно. В языке древней Эллады встречается слово "kapaj3os" B значении древесного жука или определенного вида морского краба. И только у Гезихия из Александрии впервые это слово выступает в обозначении лодки, ботика, т. е. судна. Но произведение Гезихия относится к VI или началу VII века н. э., т. е. к тем временам, когда "ромеи" уже хорошо знали славян, и Византия давно подвергалась их ударам и с суши и с моря.
Предполагать, что "крабом" стали называть "судно" потому, что оно стало панцырным, невозможно, так как русские суда, а их византийцы и называют "k<ipaj3o;", никогда не были панцырными. Следовательно, в греческий язык слово "kapajiia" проникло из славянских языков относительно поздно, в византийские времена.7
Поэтому-то Константин Багрянородный в своем сочинении "De ceremoniis aulae Byzantinae" употребляет термин "kapafHa" только по отношению к русским кораблям (poooika kapipta, R<5^ kapd,3ia). Смысл этого слова грекам был уже непонятен, и они оперировали им, как чужим словом. Следовательно, судостроительное искусство древней Руси восходит к седой древности, ко временам начального формирования славянских языков, т. е. во всяком случае к эпохе переходной от высшей ступени дикости к низшей ступени варварства. 8
Очень древними терминами было и слово "лодья" ("ладья", "олядь", "лодь", "лодья", "ладия"), так же как и "корабль", обозначающее судно вообще и встречающееся в ряде славянских языков (чешское "lod", "lodi", польское "lodzia", вендское "lodia", поморско-люнебургское "lida").
С течением времени слово "лодья", "ладья", "лодка" вытесняет старый, архаический термин "корабль", сохраняющийся лишь в торжественной речи и в эпических произведениях.
Н. П. Загоскин намечает несколько этапов в истории судостроения у восточных славян и несколько типов судов, последовательно сменяющих друг друга. 9Древнейшим судном восточных славян (да и всех славян вообще) является уже упомянутый выше архаический "корабь", сделанный из гибких прутьев, скорее всего ивовых, и обшитый корой, а затем и кожами, напоминающий пироги индейцев и каяки эскимосов, чрезвычайно легкий, удобный при переноске через бесчисленные "волоки" и пороги, быстрый на ходу, но малоостойчивый,10маловместительный, непрочный и почти непригодный для плавания в открытом море.
Время монопольного господства таких судов у восточных славян отделено от первых письменных источников не сотнями, а тысячами лег.
Вторым по времени и гораздо более совершенным типом судна является лодка ("лодья") однодеревка, моноксил (povo-?0X0, monoxyla) греческих источников. Это были огромные древесные стволы, выдолбленные внутри, обтесанные, могущие вместить сравнительно большое количество людей и груза, но все же не очень вместительные и малоостойчивые. Далеким их потомком, миниатюрным по размерам, является кое-где уцелевший до наших дней рыбацкий долбленый челнок-душегубка. Такое судно, почтенной давности, хранится в Военно-Морском музее ВМС СССР в Ленинграде.
Такие долбленки-однодеревки в первоначальном своем виде длительное время сохранялись в качестве речных судов, особенно на небольших речках и озерах, но на море они, пови-димому, в скором времени уступили свое место судам другого типа.
Третьим по времени типом судна, с которым русские и выступили в военно-морской истории и появились у стен Сурожа и Амастриды, Константинополя и Бердаа, и который у греков и получил название моноксила, хотя таковым, собственно говоря уже не был, уйдя далеко вперед по сравнению с подлинной долбленой лодьей-однодеревкой, были т. наз. "набойные лодьи".
Долбленая колода-однодеревка составляла у "набойной лодьи" как бы только основу, остов. Надводная часть такой лодьи увеличивалась нашивкой к бортам колоды путем "набоя" край на край, одна на другую, досок ("набоев"), что значительно увеличивало ее размеры, грузоподъемность и остойчивость. 11
И, наконец, четвертым типом явилось судно, целиком сделанное из досок ("лодья" досчатая, или "досчаник"). Его размеры не регламентировались величиной колоды, и форма его зависела целиком от желания судостроителей. Такого рода "лодьи", по мнению Н. П. Загоскина, очевидно, со временем получили преимущество перед "набойными" лодьями и получили название "лодьи морской", или "лодьи заморской". 12
Я считаю такое объяснение более правильным, чем попытка объяснить термин "лодья заморская" иноземным, "заморским" ее происхождением, которую сделал П. И. Белавенец.13
Благодаря любезности члена-корреспондента АН СССР профессора Ленинградского университета В. И. Равдоникаса мне удалось на раскопках в Старой Ладоге в 1948 г. в слоях X в. видеть т. наз. "кокоры" такой дощатой лодьи. Это громадные деревянные скрепы-ребра (шпангоуты), служащие для соединения и скрепления досок, составляющих борт такой "лодьи заморской". Раскопки В. И. Равдоникаса дали уникальный материал совершенно исключительного значения для истории русского судостроения.
Такова была в основных чертах эволюция русских судов. Во времена образования и расцвета Киевского государства и в период феодальной раздробленности до XIII в., т. е. в хронологических рамках нашего исследования, существовало, конечно, немало типов судов. Наряду с совершенными судами с высокими бортами встречались и архаические, наряду с большими - маленькие.
В XI-XII вв. упоминаются "насады" ("носады"). О них говорят "Повесть временных лет", Ипатьевская летопись, Новгородские летописи, "Русская Правда", "Слово о полку Игореве". 14
"Насады" были вместительными судами и, повиди-мому, были близки к "набойным лодьям".15
"Русская Правда" сохранила нам еще упоминания о "струге" и "челне". О их величине говорит статья "Русской Правды" (Троицкий список), которая позволяет судить о размерах и ценности русских судов того времени. Речь идет о штрафах ("продаже") за кражу судов. Самый высокий штраф полагается за кражу морской лодьи - 3 гривны, за набойную ладью устанавливается штраф в 2 гривны, за лодью - 60 кун (в гривне 50 кун), за струг - гривна и за челн - 20 кун. 16
Следовательно, струг дешевле лодей и, несомненно, меньше их. И, наконец, понятно маленький речной челн стоит дешевле всех.
Близок челну учан, упоминаемый в "Договорной грамоте Смоленского князя Мстислава Давидовича с Ригой и Готским берегом" 1229 г., в которой учан приравнивается к челну ("у кого ся избиеть оучан, а любо челн…"), хотя быть может учан больше челна. 17
Источники интересующей нас эпохи в истории Руси сохранили и ряд названий судов иноземного происхождения. К числу таковых следует отнести встречающийся в летописи один раз термин "скедия" (греч. - sksota),18трижды - термин "кубара" (греч. - ko]AJ3dptov),19один раз под 1182 г. га-лея (галера), а шнеки (сканд. "feimk"), уже упоминавшиеся нами выше, указания на которые мы встречаем в новгородских летописях и в "Повести об Александре Невском", а с начала XIV в. лойвы и ушкуи (слова финно-угорского происхождения). Кроме того встречаются "триреи" (триеры) и дроманы (дромоны). Некоторые из этих терминов надолго закрепились на Руси, другие же (скедия, кубара, шнека, триреа, дроман) скоро исчезли и применялись чаще всего по отношению ко вражеским судам.20
Следует отметить, что как термин "корабь" вошел в греческий язык, а из него попал и в другие языки народов стран Средиземноморья, так и русский термин "лодья" вошел в языки соседей Руси на севере, шведов (lodia) и финнов (lotia).21
Судостроительное искусство на Руси непрерывно совершенствовалось. Под 1151 г. Ипатьевская летопись помещает рассказ о речном сражении на Днепре между князем Юрием Долгоруким и Изяславом Мстиславичем, князем киевским. В этом сражении на стороне киевлян действовали суда нового типа.
"Бе бо исхитрил Изяслав лодьи дивно: беша бо в них гребци невидимо, токмо весла видити, а человек бяшеть не видити; бяхуть бо лодьи покрыты досками, и борци стояще горе в бронях и стреляюще, а кормьника два беста, един на носе, а другый на корме, аможе хотяхуть, тамо поидяхуть, не обращаюше лодий". 22
"Лодьи" Изяслава Мстиславича были устроены так, что гребцы были укрыты дощатой палубой, которая одновременно служила помостом для облеченных в броню и обстреливающих неприятеля воинов. "Лодьи" имели по два руля-весла, одно на корме, и одно на носу, что давало им возможность, не поворачиваясь, идти по желанию и передним и задним ходом. Это было первое собственно военное русское судно. Сложными, с "чердаками", богато изукрашенными резьбой, были и новгородские суда, память о которых сохранил наш народный эпос. Трудно приурочить былины о Соловье Буди-мировиче и о Садко именно к рассматриваемому нами периоду времени, но если учесть, что в Садко можно усматривать летописного Сотко Сытинича, упоминаемого в новгородской летописи под 1167 г., то и некоторые элементы новгородского народного эпоса мы можем так же отнести к XII в. 23
Какова же была грузоподъемность русских судов? Прямые указания мы имеем только на грузоподъемность русских судов, совершающих морские походы. Договор Олега 907 г. говорит прямо "а в корабли по 40 мужь".24
Из сочинения Константина Багрянородного "De ceremoniis aulae Byzantinae" мы узнаем, что на 7 русских судах помещалось 415 воинов, на 10 (может быть 11-12) - 629 воинов. 25
Таким образом, надо полагать, что русские морские суда вмещали 40-60 человек. Конечно, в лодьи грузилось оружие, одежда, пища, пресная вода. Все это заставляет нас прийти к выводу о достаточно больших для морских походов размерах "морских лодий". В то же самое время русские лодьи были легки, подвижны и, относительно, невелики, что обусловливало и соответствующую тактику морского боя.
В распоряжении судостроителей древней Руси имелись разнообразные и довольно совершенные орудия труда: топоры, долота (простые и втульчатые), пилы, сверла, скобеля, тесла.
Скобелем снимали кору с колод, теслом отделывали доски ("тес"), выдалбливали и обстругивали лодьи, сверлом проделывали отверстия в досках и кокорах, сшиваемых прутьями или сколачиваемых деревянными гвоздями.
Очень рано в судостроении на Руси стала применяться пила. Пилы были небольшие по своим размерам и напоминали современные "ножовки". Употреблялись они только для мелких работ. Деревья рубили топорами, тесали доски тоже топорами или теслами. В искусных руках русских "древоделов" топор нередко становился универсальным орудием труда.
Отправляясь в морской поход, русские брали с собой инструменты, необходимые для починки оружия и для ремонта и строительства лодий.
Так например, захватившие в 943 г. Бердаа русские "привешивают… на себя большую часть орудий ремесленника, состоящих из топора, пилы и молотка и того, что похоже на них". 26
Строительство простых судов было доступно каждому, умевшему обращаться с топором, но совершенствование русских судов привело к выделению специалистов кораблестроителей.27
Из сочинения Константина Багрянородного "De admini-strando Imperil" мы узнаем кое-что о технике судостроения и оснащении судов. Он рассказывает, что "однодеревки (uovoiuXa), приходящие в Константинополь из внешней Руси", изготовляются "оснащаются следующим образом: "славяне… рубят однодеревки в своих горах в зимнюю пору и, обделав их, с открытием времени (плавания), когда лед растает, вводят в ближние озера. Затем, так как они (озера) впадают в реку Днепр, то оттуда они и сами входят в ту же реку, приходят в Киев, вытаскивают лодки на берег для оснастки и продают руссам. Руссы, покупая лишь самые колоды", превращают далее такую колоду в корабль.28
Таково начало строительства древнерусского "корабля" времен Олега и Игоря. Прежде всего в дремучем лесу выбиралось огромное дерево: осина, осокорь, липа или дуб. Исполины лесов в те времена были не редкость. Иосафат Барбаро еще в XV в. видел на Руси липы, выдолбленный ствол которых служил колодой - остовом лодки, вмещавшим 8-10 людей и столько же лошадей. 29Срубив дерево, его обрабатывали и путем обтесывания, долбления и выжигания колоде придавали лодьеобразную форму. Затем колоду распаривали и разделывали ее кольями для придачи соответствующей формы и размеров. Операция эта требовала большого количества времени.
Существовал в свое время и другой способ приготовления такой колоды, требовавший от двух до пяти лет. Он заключался в том, что в дереве еще на корню делалась трещина, которая постепенно расширялась путем вбивания клиньев и распорок. Когда дерево принимало соответствующую форму, его срубали, распаривали и, мягкое и податливое, окончательно отделывали распорками и топорами. 30
Такие колоды-однодеревки и пригоняли весной в Киев в IX-XI вв. Далее Константин Багрянородный сообщает, как "руссы" оснащивают однодеревки, снабжают их уключинами, веслами и прочими снастями. Тут же их обшивают досками. Строились "набойные лодьи". Доски прикреплялись к колоде либо деревянными гвоздями,31либо пришивались (отсюда позднейшее "шитик") ивовыми прутьями или корнями можжевельника. 32
Готовясь к выходу в море, на острове Евферия, "руссы" в случае, если это необходимо, дополнительно ("опять") "снабжают свои однодеревки недостающими принадлежностями, парусами, мачтами и реями, которые привозят с собой".33
Из этого отрывка сочинения Константина Багрянородного мы узнаем, что окончательная отделка русской лодьи, направляющейся в Царьград, происходила уже в пути, на острове Евферия (Елферия, Ефе-рия), последней стоянке русских перед выходом в море. Здесь они прилаживали к своим кораблям мачту с реей ("шегла"), устраивали уключины ("ключь"), паруса ("пре"), весла, якорь, а быть может, катки и колеса для "волоков" (в этой связи не покажется уже столь фантастическим рассказ летописи о том, как Олег поставил свои суда на колеса). Иногда, как во время похода Владимира Ярославича 1043 г., лодьи снабжались таранами. Быть может для непотопляемости и остойчивости "корабли" древних руссов, как и чрезвычайно на них похожие "чайки" и "дубы" казаков, по бортам окружались связками сухого черета (камыша).
Плавали по морю, держась берегов, боясь потерять берег из виду. Ориентиром служили знакомые очертания берегов, звезды, солнце.
Выступавшие покровителями купцов и путешественников, плававших по Черному морю (договоры Олега и Игоря с греками предусматривают помощь потерпевшим кораблекрушение со стороны русских), русские в то же самое время были опасными врагами на море.
Сам характер русской равнины, политические границы Руси, заключавшие в себе главнейшие политические центры страны, отстоящие довольно далеко от моря (Киев, Переяславль, Чернигов, Ростов, Смоленск, Псков, Новгород, Полоцк, Червен, Перемышль; Тмутаракань, Олешье, Корчев, "города подунай-ские", конечно, не могли сравниться с этими крупнейшими городами Руси), диктовали особенности русского судостроения и мореходства, русской военно-морской тактики. Пороги и "волоки" требовали плоскодонных судов с минимальной осадкой, легких и сравнительно небольших по размерам. В то же самое время суда должны были быть достаточно грузоподъемны, дешевы и просты в постройке.34Такой тип судна диктовался особенностями плавания русских людей, - одно и то же судно должно было выступать и в качестве морского, и в качестве речного. Речное судно не обязательно должно было удовлетворять требованиям, предъявляемым к морским кораблям, но эти последние должны были обязательно выступать и в качестве речных судов.
В "Тактике" императора Льва мы находим указание на эту особенность русских судов: "Малые и большие дромоны ты снаряжаешь (в зависимости) от свойств воюющих (с тобой) народов. Ибо не одна и та же эскадра (пригодна для действия против) сарацинских варваров и так называемых северных скифов (русских, - В. М.). Ибо варвары-сарацины пользуются кум-бариями большими и малоподвижными, а ладьи у скифов малые и быстроходные, так как невозможно пользоваться большими кораблями на реках, впадающих в Евксинский понт".35Это же указание мы находим и у Лиутпранда; "суда русов вследствие своего малого размера проходят там, где мало воды…". Русским "в их отчаянных морских предприятиях… приходилось довольствоваться теми же, лишь до известной степени приспособленными к требованиям морского плавания, судами, которые были типичными и для их днепровского речного флота вообще, хотя для этой цели и выбирались, конечно, лодьи наиболее надежные и значительные по размерам".36
Легкость, подвижность и быстроходность русских судов диктовали и соответствующую тактику русских на море. "Полная неожиданность похода, стремительность атаки, возможность быстрого отступления в открытое море или к мелководным побережьям, плавням и речным устьям, где не в состоянии были бы настигнуть их тяжелые суда греческого флота, - такова была морская тактика наших предков, требовавшая флота если и многочисленного ("покрыли суть море корабли" - говорится про поход Игоря 945 года), но, вместе с тем не громоздкого, легкого и подвижного, способного, смотря по обстоятельствам, идти как на веслах, так и под парусами". 37
В бою русские стремились разгромить врага, использовав момент внезапности. Быстро нападали, пытаясь сойтись борг к борту, взять врага на абордаж, при неудаче быстро отходили, рассыпаясь по морю и стараясь ускользнуть от преследования. Типичным примером русского боя на море явилось сражение у Царьграда и во время похода 1043 г.
Целый день греческие триремы не решались нападать на русских, стоявших в строе фронта. Лишь вечером греческие суда устремились в атаку. Камнеметные машины, "греческий огонь" и страшная буря сделали свое дело. С большими потерями русские отошли в бухту. Но когда византийский адмирал Феодо-рокан увлекся погоней, русские, используя свое превосходство в маневренности и быстроходности, вступили в бой, разгромили греков, пустили ко дну несколько неприятельских судов, четыре галеры захватили и убили самого Феодорокана.
Из указанного видно, что скорость хода и маневренность служили средством защиты для русских судов.
Основным принципом ведения войны в древней Руси было единство военных действий и на суше, и на море (походы Игоря, Святослава и др.) - Война велась всеми средствами.
Походы предпринимались одновременно и по суше, и по морю, поход по суше превращался в морской (поход 943 г. на Бердаа), и морской заканчивался военными действиями или продвижением по суше (1043), с судов высаживались десанты, в том числе конница.
Внутри воинства древней Руси никакого деления на сухопутное и морское не было и быть не могло. Один и тот же воин по мере надобности сражался и на море, и на суше.
Дружинная организация в одинаковой степени была присуща русским "воям", ведущим военные действия и на суше, и на море.
Среди русских воинов-мореходов действовал тот же "закон русский" и та же "Русская Правда", которыми руководствовались княжие "моужи", творя суд по земле Русской.
Никакого особого оружия русские мореходы не знали. Отправляясь "за море", русские воины брали с собой те же мечи и копья, луки и стрелы, боевые топоры и щиты, облачались в те же кольчуги и надевали те же шлемы, которыми они разили врагов^ или оборонялись от них на суше.
Заканчивая рассмотрение судостроительного мастерства и мореходного искусства на Руси IX-XII вв., мы приходим к выводу, что и в этой области, как и во многих других, Русь шла своим самобытным путем, отнюдь не отгораживаясь от соседей, заимствуя у них и, в свою очередь, передавая им свои навыки, свой опыт, свое искусство, создавая оригинальные суда и своеобразную морскую тактику, эффективную и живучую, унаследованную в модифицированном виде и казаками XVI-XVII вв. и галерным флотом Петра, и превзойдя многие народы в области судостроения как по качеству, так и по количеству судов, а главное, в мореходном искусстве и морской доблести, заслуженно вошла в историю как страна предприимчивых и доблестных "пенителей морей".
Примечания
Примечания
1. Повесть временных лет по Лаврентьевскому списку, 1910, сгр. 232.- Д. II. А н у ч и н. Сани, ладья и кони как принадлежности похоронной обычай, М., 1890.
2. Путешествие Ибн-Фаллала на Волгу, под ред. И. Ю. Крачковског о, стр. 79-84.
3. Н. П. Загоскин, ук. соч., стр. 25
4. Повесть временных лет по Лаврентьсвскому списку, 1910, стр. 20, 2), 34, 35, 43, 45, 150. -Н. П. Загоск и н, ук. соч., стр. 351. 352.
5. Н. П. Загоскин, ук. соч., стр. 353.
6. И. И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка, т. I, стр. 1284.
7. Griechisch-Deutsches HandwOrterbuch von Pape, Braunschweig, 1866. - Greek-English Lexicon Liddell - Scott. Oxford. 1925.
8. Л. П. Якубинский. Образование народностей и их языков" Вестник Ленинградского университета, № 1, 1947, стр. 149-152.
9. Н. П. Загоскин, ук. соч., стр. 358, 359. - Русская Правда, изд. АН СССР, т. I, стр. 72, 80, 113, 131, 158, 174, 196, 225, 288, 310, 336, 357, 384, 399, 436, 437; т. II, стр. 207, 208, 214, 577, 578. См. также Г. Е. К о ч я н. Материалы для терминологического словаря древней России, стр. 174.
10. Остойчивость - морской термин, означающий устойчивость корабля,
11. Русская Правда, ук. изд., т. II, стр. 577, 578. - Н. П. Загоскин, ук. соч, стр 366, 367. - П. И. Белавенец. Материалы по истории русского флота. М.-Л. 1940, стр. 16.
12. Русская Правда, ук. изд., т. I, стр. 113, 131, 158, 174, 196, 225. 256, 288, 316, 357, 384, 436, 439; т. II, стр 577.
13. П. И. Белавенец, ук. соч., стр. 16.
14. Повесть временных лет по Лаврентьевскому списку, 1910, стр. 132.- Летопись по Ипатскому списку, 1871, стр. 261, 293, 346, 422, 457. - Русская Правда, ук. изд., т. II, стр. 578. - Новгородская IV летопись, ПСРЛ, т. III, стр. 42.
15. Мрочек-Дроздовский полагал, что набойная лодья и насад понятия равнозначные и обозначают лодью, на которую "набивались" или "насаживались" доски обшивки. См. его Исследования о Русской Правде, вып. I, стр. 205, 206.
16. Русская Правда, изд. АН СССР, ч. I, 1940, стр. 113. - Н. П. Загоскин, ук. соч., стр. 364, 380, 381.
17. М. Владимирский-Буданов. Христоматия по истории русского права, 1899, вып. I, стр. 125.
18. Повесть временных лет по Лаврентьевскому списку, 1910, стр. 43.
19. Повесть временных лет по Лавревтьевскому списку, 1910, стр. 50, 108. - Летопись по Ипатскому списку, 1871, спр. 341.
20. Летопись по Ипатскому списку, 1871, стр. 422.
21. Н. П. Загоскин, ук. соч., стр. 359.
22. Летопись по Ипатскому списку, 1871, стр. 293.
23. В. Н. Вернадский. Господин Велики и Новгород, стр. 46.
24. Повесть временных лет по Лаврентьевскому списку, 1910, стр. 30.
25. Константин Багрянородный, ук. соч… Vol. I, Воппаё, 1829, стр… 664, 665. - Ф. И. Успенский. Русь и Византия в X в., стр. 10.
26. А. Ю. Якубовский. Ибн-Мискавейх о походе руссов в Бердаа в 332 г. - 943/4 г. "Византийский временник", 1926, т. XXIV, стр. 65.
27. Б. А. Рыбаков. Ремесло древней Руси. 1948, стр. 407-413, 509.
28. Известия Византийских писателей о Северном Причерноморье. Изв. ГАИМК, вып. 91, 1934, стр. 8.
29. Библиотека иностранных писателей в России, т. I, стр. 51.
30. Н. П. Загоскин, ук. соч., стр. 372, 373.
31. Благодаря любезности чл. корр. АН СССР, профессора Ленинградского университета В. И. Равдоникаса, на раскопках в Старой Ладоге в 1948, мне удалось видеть "кокоры" со следами деревянных гвоздей, использованные в постройках X века,
32. Н. П. Загоскин, ук. соч., стр. 373, 374.- П. И. Белавенец, ук. соч., стр. 16.
33. Известия византийских писателей о Северном Причерноморье. Изв. ГАИМК, вып. 91, 1934, стр. 10.
34. Н. П. Загоскин, ук. соч., стр. 367, 368.
35. Migne. Patr. gr., t. CVII, cap. XIX, § 69, стр. 1011.
36. H. П. Загоскин, ук. соч., стр. 368.
37. Там же, стр. 368
| Предыдущая страница | К оглавлению |